успокаиваясь. — А ты оставайся. Со своими дурацкими принципами, со своей гордостью и честью. Со своей семьёй.
— Ты опять?
— Да, я опять! — не сдержалась я, а Генка шикнул:
— Не ори.
— Думаешь, я ничего не знаю? Вся твоя семейка очень боится, что однажды мы всё-таки сойдёмся. Конечно, мной-то не покрутишь, я-то перед ними ни в чём не виновата! Это ты самый виноватый и всем должен! А я нет. Я как сказала тогда Оксане, что они у меня вот, что получат, — я Генке кулак показала, — у нас с тобой сразу всё сломалось!
— Теперь, значит, моя семья виновата? — Генка нервничал, я видела, и даже снова за сигаретами потянулся. — То я трус, то все вокруг сволочи. — Он головой мотнул.
— Ты понимаешь, о чём я говорю. Твоя мама очень постаралась, даже удивительно, как преуспела… Слушай, может, мне надо было у неё совета попросить, как так удачно тобой крутить
можно?
Генка злой взгляд в меня упёр, и я невольно сглотнула, почувствовав себя неспокойно. Но прощения просить не стала. Даже сказала ему об этом:
— Я не буду извиняться. Я каждый раз извиняюсь, когда заговариваю с тобой о ней. А в этот раз не буду. Потому что я права! И я не понимаю, почему ты этого не видишь. Ты просто закрываешь глаза на всё. Чего ты боишься? Что она снова перестанет с тобой общаться? Вот только не понимаю, что изменится от этого в твоей жизни. Семья — это не те люди, которые тянут из тебя деньги и сваливают на тебя свои проблемы. Это те, кто тебя любит.
Завьялов вздохнул, уж очень выразительно, словно я надоела ему ужасно. Я подозрительно на него взглянула, и поднялась.
— Поздравляю, ты сделал всё, чтобы из меня это выдавить. Чтобы я однажды проснулась и поняла, что ненавижу тебя. Ты этого хотел? Что ж, у тебя получилось. Вот только с чем ты остался? Я уйду, и кто тебя будет любить?
Генка на меня не смотрел, хмурился и курил. И лицо такое недовольное, видно было, что все мои разговоры ему до чёртиков надоели.
— Вась, ты о себе беспокойся. Обо мне не надо. Мне, слава Богу, уже за тридцать, я сам что-нибудь придумаю.
Я застыла, обдумывая его слова. Нехорошее предчувствие кольнуло, и глаза снова защипало от подступивших слёз.
— Это ты сейчас таким изысканным способом мне намекаешь, что…
— Изысканным? Не знаю такого слова. — Он широко улыбнулся. — Ты меня с кем-то перепутала.
У меня вырвался нервный смешок, и я пальцы к губам прижала.
— Ты себя превзошёл, Завьялов. Честное слово. Молодец. — Я шагнула к двери, не желая больше на Генку смотреть, но просто так уйти всё же не смогла. Вернулась и поинтересовалась напрямую: — То есть, я тебе надоела? Своей любовью, тем, что в жизнь твою влезть пытаюсь, что-то решить… Как же ты со мной спал-то все эти годы? Бедненький ты мой. Наверное, заранее к моему приезду готовился, морально! Ведь надо было отрабатывать, девочка-то глупая надоедливая, снова придёт, нужно будет спать с ней! А отказать дочке хозяина как-то не с руки, ты ведь лучший работник!
— Успокойся, — попросил Завьялов, пристально глядя на меня, — у тебя истерика.
— А я вообще такая, истеричная особа! Ты меня такой сделал. — Я взялась за ручку двери. — Не подходи ко мне больше, даже не заговаривай со мной. А то я точно не сдержусь, и устрою тебе весёлую жизнь.
— Угрожаешь? — с лёгкой насмешкой переспросил он, а я не ответила, из комнаты его вышла, и дверь за собой закрыла. Сердце барабанило с сумасшедшей скоростью, а в голове ещё невозможно было уложить, что всё. Всё, всё. Обратного пути нет. Ведь если я ещё раз к нему приду, через месяц, два, семь, сегодняшний разговор будет висеть между нами, и я никогда не забуду, как он усмехался мне в лицо, намекая на то, что для него всё давно закончилось. Я не один год изводила себя этими мыслями, но спросить у Завьялова напрямую смелости никогда не хватало. А тут, видимо, ему самому надоело.
Я дошла до тёмной гостиной и на диван присела. По сторонам огляделась, вдруг подумала о том, что прошло три года, вот уже у папки дом, Ванька растёт, а я всё живу в прошлом, словно мне восемнадцать, и без Генки Завьялова я жизни не мыслю. А ему это не нужно. Он тогда этого не хотел, и за три года ничего не изменилось. Я лишняя в его жизни. На что же я столько лет надеялась? Откуда я брала причины надеяться?
Нужно поставить перед собой цель: не любить его больше. Не вспоминать.
6
Наши дни
Не люблю. Не вспоминаю… Почти.
— Обожаю этот дом, обожаю. — Я в кресле поудобнее устроилась, и посмотрела на горизонт, на заходящее солнце. В воздухе витал аромат чего-то пряного, истинно деревенского — трав, цветов, и мне казалось, что я могу просидеть на веранде всю ночь, наслаждаясь тишиной и тёплым ветерком. Я руки вверх подняла, потягиваясь, а Ника тихо рассмеялась, наблюдая за мной. Она пила чай и выглядела полностью довольной жизнью. Я ещё помнила, какой неуверенной в себе она иногда становилась, когда они с папкой только жить начали. Была ещё какая-то тёмная история с её бывшим мужем, об этом ни она, ни папка со мной не говорили, но всё равно перемены произошедшие с Никой за последние годы бросались в глаза. Даже Фая об этом не раз говорила. Ника успокоилась, стала уверена в себе, а главное, в своём будущем. Вот этого мне как раз и не хватало — уверенности в завтрашнем дне. Она то появлялась, то пропадала. Ещё сегодня утром, уезжая из Москвы, я знала что и для чего делаю, а вот спустя каких-то двенадцать часов, внутри всё затряслось, настолько я была растеряна. Кольцо на пальце крутила, но думала совсем не о Никите.
— Я тоже рада, что мы сюда переехали. Хотя, вслед за нами сюда потянулись все, кому не лень. Столько людей, Вась, иногда кажется, что в городе нам жилось бы спокойнее.
Я улыбнулась.
— Что, и высокие заборы не спасают?
— Не спасают, — передразнила меня Ника. — Поговаривают, что Емельянов сюда переехать собирается.
Я призадумалась.
— Это москвич который? Кинотеатры скупивший?
— Ну да. А если он переедет, через год здесь появятся москвичи.
— Да ладно. Им никто ничего не продаст.
Ника только рукой махнула, не желая говорить о неприятном. Зато вспомнила про мои неприятности.
— Ты к матери съезди.
— Съезжу. Хотя, я звонила ей неделю назад, и всё у неё было в порядке. Она вся в делах и заботах. Не поверишь, но они с Вадимом снова женятся.
— Да ты что. Он же, вроде, в Питер переехал.
Я пренебрежительно фыркнула.
— Да кому он там нужен? Достал, наверное, всех своей поэзией, тряс, тряс своей книжкой стихов. Да ты же его знаешь!..
— С ума сошла? Только этого мне не хватало. — Ника широко улыбнулась. — Знать бывших мужей бывших жён моего мужа!
Мы вместе рассмеялись. Ника чашку поставила на столик, а потом улыбнулась кому-то за моей
