закрыла. Если честно, к этому времени я уже успокоилась, для меня всё было ясно, и мне почему-то казалось, что все должны принять перемены во мне и в моей жизни, как данность. Даже папка. И совсем не ожидала, что он на дыбы встанет. Я рассчитывала, что увидев меня с Генкой рука об руку, он воспримет всё спокойно, ведь при нашей последней встрече речь о моём скором замужестве зашла, и папка лишь фыркнул, не выразив никакого недовольства или раздражения по этому поводу. А вот сейчас я наблюдала, как он стремительно лицом темнеет, хмурится, и переводит непонимающий взгляд с меня на Генку и обратно. В конце концов Филин признался:
— Я не понял.
От его тона я насторожилась, и совсем другим тоном повторила:
— Я беременна.
Папка голову наклонил и теперь смотрел на нас исподлобья и ещё более выразительно.
— Прекрасно, — сказал он. — Вот и отпусти дочь на дачу. На два дня.
Ника прошла за спиной мужа, на меня глянула, а на лице такое выражение, словно она мне здорово сочувствовала. Я её зачем-то взглядом проводила.
— Ты протрезвел, я надеюсь? — поинтересовался тем временем папка у Завьялова.
Тот под прицелом его холодных глаз, крякнул.
— Кирилл…
— Что?
— Мы не планировали, это случ…
Я Генку локтем толкнула, и он заткнулся, сбившись на полуслове.
— Папа, прекрати так на него смотреть. Так получилось. Я ему только вчера сказала.
— Да? Когда он соображать смог, как я понимаю?
— Да Боже мой! — не выдержала я. От Генки рискнула отойти, налила себе воды из графина и залпом всё выпила. — Пап, мы женимся.
— Какое облегчение. Нет, я вообще не об этом. Мне просто интересно, по какой такой теореме… ты ведь у нас математик с некоторых пор! Так по какой такой теореме случилось так, что первое свидание у вас было дней десять назад, а беременности у тебя второй месяц! Ты у нас феномен что ли, Завьялов? Или тебе феномен твой оторвать вместе с башкой?
Генка глаза в пол опустил и щёки надул, а я ногой топнула, как в детстве это делала.
— Папа!
— Рот закрой. Я не тебе вопрос задал.
— Кирилл, — попыталась вклиниться Ника, но ей тоже достался убийственный взгляд, и она решила поступить благоразумно и замолчать.
Папка к помощнику своему подошёл и в лицо ему посмотрел. Генка был его на полголовы выше, но в этот момент он казался ниже ростом. Как-то сник, съёжился, и буйную головушку опустил, признавая свою вину в полной мере. А Филин ещё так страшно спросил:
— Ты спал с моей дочерью?
Генка не ответил. Он просто не стал отрицать. Головой странно качнул — не признавая, и не отрицая, а потом назад полетел, когда папка его ударил. Жуткий звук, я ахнула, мне даже показалось, что я расслышала хруст. Правда, носу Завьялова не привыкать, его уже не раз ломали. Но не у меня же на глазах!
Ника тоже с дивана вскочила, я рот рукой прикрыла, а потом на отца набросилась, который рукой тряс, а на Генку смотрел зверски, видимо, ещё сильнее разозлившись на него за свою боль. Я ещё ему добавила, стукнув по плечу.
— Что ты делаешь?!
— Я ещё и виноват?!
— Прекратите орать! — прикрикнула на нас Ника, а я к Генке бросилась. Он от косяка, наконец, отлепился, головой потряс, и попытался взгляд на мне сфокусировать. Удалось ему это не сразу. Я руку его от лица убрала, всмотрелась внимательно, пришла к выводу, что нос у него вряд ли сломан. А вот на скуле синяк будет огромный.
— Нужен лёд, — сказала я и к Нике обернулась. — Скажи, пусть лёд принесут!
— Лёд ему? Соли ему на одно место насыпать, а не лёд! — Папка ещё гадко выругался, но я лишь отмахнулась. Генку к стулу подтолкнула, и он на него тяжело осел. Я к его лицу наклонилась.
— Милый, у тебя голова не кружится?
Генка, который за секунду до этого голову назад откинул, потому что из носа всё-таки потекла кровь, глаза открыл и посмотрел на меня.
— Вась, ты смерти моей хочешь?
— Почему? — не поняла я, а папка меня вдруг в сторону отодвинул. У Генки поинтересовался:
— Ты, вообще, о чём думал? Я тебе кого доверил? Ты мне что говорил?
— Я о ней думал, Кирилл.
— О ней? Ты думал о ней, ты спал с ней, ребёнка сделал. Всё для неё? Ты без мозгов, что ли?
Ника сунула мне лёд и коробку с бумажными платками. Я уверенно вклинилась между отцом и будущим мужем, стараясь не обращать внимания на их скрещённые, как шпаги, взгляды, руку Генкину отвела и прижала к его разбитому носу платок. Завьялов негромко охнул, выругался сквозь зубы, а я к отцу повернулась.
— Папа, я его люблю. И я не ожидала, что ты так себя поведёшь.
— Я ожидал, — буркнул Генка, но на это никто внимания не обратил. Мы с папкой взглядами столкнулись, он руку поднял, словно схватить меня хотел, но потом перед моим лицом её в кулак сжал, в бессилии.
— Убил бы тебя.
— За что? — искренне удивилась я. — За то, что замуж собралась? За то, что ребёнка жду? Очень мило с твоей стороны.
— Ты знаешь за что.
Мне ничего не оставалось, как только нос выше вздёрнуть, демонстрируя таким образом свою уверенность в своих решениях и поступках.
Генка из моих рук тоже вывернулся, взял новый платок и к носу прижал. Потом поднялся, и мне сразу спокойнее стало, когда он за моей спиной возвысился. На Филина посмотрел.
— Ну что, по морде ты мне дал. Теперь можем поговорить?
— Заслуженно дал.
— Не спорю.
К ужину накал страстей начал спадать. Папка, правда, ещё злился, ни со мной, ни с Завьяловым не разговаривал, кидал на нас обвиняющие взгляды и отмалчивался, но, по крайней мере, больше не кричал и кулаками не махал. Я же Нике кольцо демонстрировала, аккуратно, вполголоса обсуждала с ней приготовления к свадьбе, чтобы внимание отца не привлекать и не злить его сильнее, а Генка ел, причём с аппетитом, и ни на кого внимания не обращал. Только время от времени морщился и осторожно прикасался к припухшей и потемневшей после удара скуле.
Тоску на меня нагнали только слова отца, когда он каменным тоном потребовал, чтобы мы перед сном с Генкой по разным комнатам разошлись. Я попробовала спорить, даже глаза выразительно закатила, давая ему понять, насколько это глупо, но папка был непреклонен. Я на любимого посмотрела, он мне улыбнулся и подмигнул, а я расстроилась. К этому времени на меня накатила апатия, усталость, накопившаяся за все последние дни, да и сегодня я переволновалась, и у меня, в итоге, не хватило сил спорить. Но у себя в комнате притворяться ни перед кем не нужно было, и я дала волю слезам, разревелась не на шутку, вроде и не жалея себя, ведь всё, кажется, налаживалось, но я всё равно поплакала вволю, изливая в подушку все пережитые волнения. Это было на меня не похоже, я об этом неожиданно призадумалась, и даже руку на живот положила. Неужели из-за маленькой горошинки внутри, во мне такие изменения произойти могут? Что я на весь мир по-другому смотреть начинаю?
В доме давно всё стихло, а я всё лежала без сна и с боку на бок крутилась. И совсем не удивилась, когда дверь моей спальни бесшумно открылась, и Генка в комнату вошёл. Точнее, проскользнул, как заправский шпион. Плотно прикрыл за собой дверь, ключ в замке повернул, и на пару секунд
