Романова Марго
Тайга
Мощный луч прожектора разрезал тайгу на две части. Хотя в такой глухой беспроглядной тьме очертания лесного массива определялись едва ли… Поезд мчался на максимальной скорости, торопился доставить пассажиров в Абакан, далекий сибирский городок. Время было далеко за полночь, машинист головного локомотива внимательно вглядывался вперед, сквозь густой и пушистый, как вата, туман.
— Михаил Владимирович, может кофейку? — заботливо поинтересовалась проводница, полная и добродушная Анастасия Викторовна, с трудом протиснувшись в кабину машиниста.
— Не помешало бы, — вяло протянул он и смачно зевнул. — Глаза слипаются. Такой туман на тайгу опустился, видимость никакая.
— Да что здесь смотреть? — пожала плечами женщина. — Тайга, она и есть тайга.
— Не скажите, Анастасия Викторовна, — возмутился он. — Это ведь живой организм, у него и голос свой, и повадки. Я постоянно по этому маршруту катаюсь, всякого насмотрелся. Тайга к себе уважения требует, а кто смеет насмехаться над ней, того она жестоко наказывает.
— Сочиняете все, Михаил Владимирович, — усмехнулась женщина. — Какая же она живая, трава да деревья. Ну, зверушка иногда пробежит, вот она я понимаю, живая. А тайга то что?
— Не говорите так, беду накликаете, — замахал руками машинист. — Была у меня одна история, лет десять назад. В Абакан тоже ехали, по-моему, как раз в этих местах. Ночь, туман. Все вроде нормально было, механизмы все исправны. И вдруг, ни с того ни с сего, поезд резко затормозил. Словно кто-то стоп- кран рванул. Я подумал, случилось чего. Отправил помощника выяснить причину. А сам сижу, так же вот вперед смотрю. И тут мне показалось, в тумане что-то зашевелилось, медленно-медленно удаляясь от поезда. Белое такое, расплывчатое. Начал вглядываться, вроде на девушку похоже, в балахоне свободном, с длинными светлыми волосами. И не идет она, а плывет по туману, плавно так, спокойно. Глаза протер, видение исчезло. Решил, от усталости показалось. И тут помощник заходит. Сказал, что все нормально, все стоп-краны на месте. А утром выяснилось, что в пятом вагоне парень пропал, двадцати двух лет от роду. Невесту к себе на родину вез, с родителями хотел познакомить. Девушка утром проснулась, а жениха нет. По вагону побегала, во все купе позаглядывала и не нашла. А через несколько дней мне рассказали о том, что на путях в том самом месте труп мужчины нашли, благо машинист глазастый попался, увидел его издалека, да затормозить успел. Так вот, это тот самый парень оказался. Только почему-то голый он был совсем, да как-будто в засосах весь. Понимаешь? На теле никаких повреждений, на лице — не гримаса ужаса, а блаженная улыбка. Что с ним произошло, как и для чего он из поезда выбрался, почему без одежды, так и не выяснили.
— Страсти то какие, — округлила глаза проводница. — Может, присочинили чего, а? Не вериться как- то…
— Хошь верь, хошь не верь, а я сам свидетель, — пожал плечами машинист.
— Стой! — вдруг не своим голосом завопила проводница. — Стой, говорю, на путях кто-то стоит! Смотри!
— Ешкин хвост! — вскрикнул он и, приступив к экстренному торможению, что есть силы закричал по радио: — Экстренное торможение!
Вдалеке колыхалось что-то белое, расплывчатое, будто пышное платье невесты развивалось не ветру.
— Чего случилось то? — в кабину ввалился сонный помощник машиниста, интенсивно натирая заспанные глаза.
— Вон, гляди, — вытаращив глаза, прошептал Михаил Владимирович и кивнул вперед. — Девка там в подвенечном платье стоит.
Помощник приник к окну.
— Ну вы даете, — не понял мужик. — Зря пассажиров переполошили. Привиделось вам спросонья, Михаил Владимирович. Идите отдохните, я вас сменю.
— Да как же, привиделось то, — глядя перед собой, продолжал шептать машинист. — И Настя, Настя видела.
Мужик перевел насмешливый взгляд на проводницу. Женщина посмотрела на него мутным взглядом, тихо всхлипнула и начала медленно оседать. Он еле успел подхватить ее и потихоньку усадить на пол.
— Но там никого нет!
— Да, да, никого. Пойду-ка я и вправду вздремну, — с трудом поднявшись, машинист медленно вышел из кабины.
Через пару минут поезд вновь тронулся и помчался вдоль седой тайги, постепенно набирая скорость, словно стремился скорее вырваться из этой густой тьмы.
Обычно Николай быстро засыпал в поезде. Под мерный стук колес спалось крепко и сладко. Но на этот раз он долго ворочался с бока на бок, временами поглядывая, то в окно, то на спящую напротив него молодую девушку, так похожую на его Иру, которой он собирался сделать предложение. А потом увезти ее с собой в Москву, нарожать ребятишек и жить долго и счастливо. Завтра утром он будет в Абакане, завтра он увидит свою любимую, обнимет ее. Он уже ощущал легкий трепет, словно ее худенькие плечи уже касались его груди, словно уже целовал ее пухленькие губки. Осталось совсем чуть-чуть…
Резкий рывок поезда вырвал его из сладкой дремы. Николай едва не упал со своей полки, больно ударившись головой о стол.
Он открыл глаза и увидел, как дверь медленно, бесшумно отошла в сторону. В купе вплыло белое густое облако. Едва дверь захлопнулась, оно стало обретать очертаний прекрасной молодой девушки.
Николай хотел закричать, но не смог. Хотел встать, но тело будто парализовало. А через секунду страх отпустил его. На смену паники пришло всепоглощающее блаженство. Зеленоглазая красавица протянула к нему тоненькие руки, обняла… и слово затянула его в глубокий овод. Щемящее пронизывающее все внутренне органы сладострастие охватило всю его суть, каждую его клеточку. Николай сомкнул сильные руки на ее талии и больше не хотел, не мог отпускать ее.
'Ну вот, а говорили, что он меня забудет, что другую встретит. Говорили, что Москва меняет людей до неузнаваемости, что через неделю он и думать обо мне перестанет. Вот тебе, мамочка, и никчемный Николашка, как ты его всегда называла. За год стал начальником и меня при этом не забыл. Каждый день писал мне в контакте, в любви признавался. Не забыл! Не забыл!', — мысленно ликовала Ирочка Кириллова, старательно укладывая волосы, стремительно спускаясь по высоким ступенькам, звонко выстукивая каблучками по привокзальной площади. Она очень торопилась, ей все время казалось, что поезд придет раньше назначенного времени, и она не успеет встретить Николая в тот самый момент, когда он только ступит на перрон. Десятки раз она представляла себе этот момент: вот он спускается по неудобной лесенке, ставит рядом тяжелую дорожную сумку, растерянно озирается по сторонам в поисках любимой. А она тихо подходит к нему сзади, закрывает глаза, прижимается к его широкой спине и шепчет о том, как ждала, как скучала, как мучилась, каким бесконечным, унылым был этот год. И еще много-много слов о наболевшем, о невысказанном. Потом он повернется, схватит ее на руки, закружит, засмеется радостно, звонко. И она засмеется и обнимет его за шею, и вдохнет его сладкий аромат…
— Поезд Москва-Абакан прибывает на пятый путь второй платформы, — услышала она механический голос, и ее сердце застучало в два раза быстрее, а дыхание участилось.
Громко пыхнув напоследок, поезд, наконец, замер. Третий вагон, в котором должен быть Николай, оказался как раз напротив Иры. Она быстро достала из сумочки фотоаппарат, приготовившись запечатлеть любимого на пленку.
Люди тянулись из вагона бесконечной вереницей. Совсем старенькая бабушка с трудом тащила за собой огромный тюк. Почему-то ее никто не встречал, и Ире пришлось, спрятав фотоаппарат, стаскивать ее баул с высоких ступеней. Потом в тамбуре появилась шумное семейство, муж с женой и трое маленьких ребятишек. Дети постоянно пихались, ссорились между собой, все время порываясь подраться. Родители
