визуальным (недотыкомка), характерным для алкогольного делирия (он все время напивается), слуховыми и обонятельными. Для Передонова характерна нарциссическая грандиозность и мегаломания: он думает, что, когда он станет инспектором, благодаря покровительству княгини, все будут его уважать и восхищаться им.
У Передонова все вызывает страх и отвращение («гадость», пакость» — его любимые слова). «У него не было любимых предметов, как не было любимых людей». Это отсутствие приятных эмоций и хороших объектов финский психоаналитик Вейкко Тэхкэ (см. о его взглядах на шизофрению в разделе 14) считает признаком шизофрении («общей чертой для всех психотических состояний является экспериментальная утрата хорошего (либидинального) внешнего объекта» [Тэхкэ 2001: 296]).
Проследим развитие болезни Передонова последовательно по тексту.
В романе подчеркивается грязная атмосфера, окружающая самого Передонова и его «близких». Они с Варварой и Володиным обливают стены квартиры кофе и топчут их каблуками, чтобы сделать «пакость» хозяйке. Передонов чрезвычайно скуп, и в романе все время говорится о деньгах.
— Да еще плати ей месяц, за такую-то гадость.
Передонов захохотал от радости, что выедет и за квартиру не заплатит (с. 32).
Передонов и сам знал, что два рубля, но ему приятнее было бы заплатить только рубль (с. 146).
Передонов продолжал ставить свои условия:
— Другие из скупости покупают тонкие обручальные кольца, серебряные вызолоченные, а я так не хочу, а чтоб были настоящие золотые. Я даже хочу вместо обручальных колец заказать обручальные браслеты — это и дороже и важнее (с. 209).
Смесь обсессии (золото в психоанализе приравнивается к испражнениям) и бреда (обручальные браслеты).
Поцелуй мой кукиш, дам денег, не поцелуешь— не дам (с. 213). (Передонов носит палку с набалдашником-кукишем.)
Недотыкомка бегала под стульями и по углам и повизгивала. Она была грязная, вонючая, противная, страшная (с. 233). (Галлюцинация сочетается с обессивным началом— восприятие галлюцинаторного объекта как грязного.)
Давайте пачкать и в зале (с. 47).
Он боялся сквозняка, — простудиться можно. Поэтому в квартире было душно и смрадно (с. 63).
Чисто вымытых гимназистов он презирал (презрение — нарциссический аффект — см. [Кохут, 2003]; см. также нашу статью «Апология нарциссизма» в одноименной книге [Руднев, 2007d]) и преследовал. Он называл их ласкомойками. Неряхи были для него понятнее (с. 37).
— Чистые какие, — думал он, — даже в ушах ни грязинки… Пожалуй, — думал Передонов, — их никогда не секут (с. 107). (Здесь сочетаются обсессия и садизм.)
Передонов боится черной книги, боится ходить по определенной стороне улицы, он перевешивает в сортир то портрет Пушкина, то портрет Мицкевича
Наряжаться, чиститься, мыться. На все это нужно время и труд; а мысль о труде наводила на Передонова тоску и страх. Хорошо бы ничего не делать, есть, пить, спать да и только! (с. 249)
Только сравнить, — безумный, грубый, грязный Передонов — и веселая, светлая, нарядная благоуханная Людмилочка (с. 285).
В сущности, Передонов окончательно сходит с ума оттого, что влюбляется в слишком чистого телом и душой Сашу Пыльникова, которого он хочет уличить в том, что тот девочка, и высечь. Садизм это ведь вид извращения, а значит вид извращенного сексуального наслаждения. Передонов совершает обссесивные обряды заговора, граничащие с бредом, он «чурается»:
Передонов закружился на месте, плевал во все стороны и бормотал:
— Чур-чурашки, чурки-болвашки, буки-букашки, веди-таракашки. Чур меня. Чур меня. Чур, чур, чур. Чур-перчур-расчур.
На лице его изображалось строгое внимание, как при совершении важного обряда. И после этого необходимого действия он почувствовал себя в безопасности от рутиловского наваждения (с. 60).
Обсессия сменяется у Передонова бредом отношения, отравления и преследования, причем эти бредовые идеи идут у него вперемежку, в разрез с традиционными представлениями о развитии шизофренического психоза — вначале бред отношения, затем бред преследования, затем бред величия (см., например [Ясперс, 1997; Рыбальский, 1991]).
Передонов так же внезапно перестал смеяться, и угрюмо сказал[14] , тихо почти шепотом:
— Донесет, мерзавка.
