Тогда Чепурный и Пиюся решили дополнительно застраховать буржуев от продления жизни: они подзарядили наганы и каждому лежачему имущему человеку— в последовательном порядке— прострелили сбоку горло — через желёзки» (с. 233).
Справедливости ради надо отметить, что в романе есть один эпизод, рассказывающий и о зверствах белых:
Белые в свое время безошибочно угадывали таких особенных самодельных людей (коммунистов. — В. Р.) и уничтожали их с тем болезненным неистовством, с каким нормальные дети бьют уродов и животных: с испугом и сладострастием (с. 182).
Здесь настораживает совсем недоброе отношения писателя к «нормальным детям», то есть не к одиноким сиротам, как Дванов. Вообще, судя по всему, в самом Платонове было много ненависти. Конечно, жизнь у него была нелегкая, его в 1921 году выгнали из партии и долгое время практически не печатали. Но ненависть его была скорее метафизического свойства:
Пролетариат, сын отчаяния, полон гнева и огня мщения. И этот гнев выше всякой небесной любви, ибо он только родит царство Христа на земле.
Наши пулеметы на фронтах выше евангельских слов (из статьи Платонова «Христос и мы» (цит. по книге [Яблоков, 2001: 209]).
М. Михеев пишет, что «так же, как и потомкам, и его современникам многое в писаниях Платонова было непонятным». «Читать Платонова временами крайне сложно, а иногда просто невыносимо тягостно» [Михеев, 2003: 17, 19]. Ср. там же:
У Платонова хороший человек (тот, кто наделен
Все это можно интерпретировать как особенности шизофренической (шизотипичекой речи). Вот примеры невнятной, нелепой речи и странной логики в «Чевенгуре»:
Еще в юности он своим силами додумался — отчего летит камень: потому что он от радости движения делается легче воздуха [Платонов, 1991: 218].
Чепурный пощупал лопух — он тоже хочет коммунизма: ведь бурьян есть дружба живущих растений (с. 246).
В полдень из ближнего дома вышел Чепурный и сменил собаку у пулемета, пока не пришел Кирей с курицей (с. 272).
Возвратился Чепурный совсем веселым и счастливым (незадолго до этого он расстреливал «буржуев». — В. Р.).
— Знаешь, Копенкин, когда я в воде — мне кажется, что я до точности правду знаю…. А как доберусь до ревкома, все мне чего-то чудится да представляется…
— А ты занимайся на берегу.
— Тогда губернские тезисы дождь намочит, дурной ты человек!
Копенкин не знал, что такое тезис, — помнил откуда-то то слово, но вполне бесчувственно.
— Раз дождь идет, а потом солнце светит, то тезисы ты не жалей, — успокоительно сказал Копенкин. — Все равно ведь хлеб вырастет.
Чепурный усиленно посчитал в уме и помог уму пальцами.
— Значит, ты три тезиса объявляешь?
— Ни одного не надо, — отвергнул Копенкин. — На бумаге надо одни песни на память писать.
— Как же так? Солнце тебе — раз тезис! Вода — два, а почва три.
— А ветер ты забыл?
— С ветром— четыре (с. 222).
Такие абсурдные диалоги — не редкость в «Чевенгуре».
Чепурный затих и стал бояться (страх, испуг, боязнь — один из основных аффектов героев «Чевенгура». — В. Р.) — взойдет ли солнце утром и наступит ли утро когда-нибудь, — ведь уже нет старого мира! [Платонов: 254].
Эта фраза неожиданно перекликается с одним из афоризмов «Логико-философского трактата» Людвига Витгештейна:
6.36311 То, что завтра взойдет солнце, некая гипотеза; и это значит: мы не знаем, взойдет оно или нет [Витгенштейн, 2005].
На материале «Чевенгура» уместно также поставить вопрос об «эндокринности», или, проще говоря, гомосексуальности, героев «Чевенгура» и самого Платонова. Герои «Чевенгура» все время обнимаются и целуются, ценят прежде всего «крепкую мужскую дружбу».
Копёнкин настиг Дванова сзади; он загляделся на Сашу с жадностью своей дружбы к нему и забыл слезть с коня [Платонов, 1991: 315].
Традиционными являются психоаналитические представления, начиная с работы Фрейда о Шрёбере 1913 года [Freud, 1981] о связи паранойи (бреда преследования) с гомосексуализмом — поэтому
