записать историю своей жизни на бумаге. Первоначально мои мемуары были предназначены не для широкой публики, а для моих детей, которым я хотела завещать их как наследство любящей матери. Но в конце концов, после настойчивых убеждений, я согласилась отдать их в печать.
Я закончила их несколько лет назад, и только последняя глава была добавлена недавно. Она написана благодаря моей поездке вместе с моими детьми на мою прежнюю родину, Занзибар. Пусть эта книга идет в мир и встретит так же много друзей, как повезло найти мне.
Глава 1
История семьи
Я появилась на свет в Бет-иль-Мтони, нашем самом старом дворце на острове Занзибар, и в нем я жила до седьмого года моей жизни. Бет-иль-Мтони расположен в очаровательном месте на берегу моря на расстоянии примерно пяти миль от города Занзибара в роще из великолепных кокосовых пальм, манговых деревьев и других тропических гигантов. Место, где я родилась, получило свое имя от маленькой речки Мтони, которая, проделав короткий путь из внутренней части острова, делится на несколько рукавов, которые протекают по территории дворца, и сразу за дворцом впадает в тот красивый сверкающий водный поток, что отделяет Занзибар от Африканского материка.
На все множество зданий, из которых состоит дворец, приходится всего один просторный двор, и по причине разнообразия построек – они, вероятно, создавались постепенно, по мере необходимости – все в целом имеет скорее отталкивающий, чем привлекательный вид. Бесчисленные переходы и коридоры сбивали с толку непосвященного человека. Комнат во дворце тоже было столько, что невозможно сосчитать; я уже не помню в точности, как они были расположены, но очень хорошо помню бани Бет-иль- Мтони. В дальнем конце двора располагались в ряд двенадцать бассейнов, и, если шел дождь, это любимое место отдыха можно было посетить только под зонтом. Так называемые «персидские» бани стояли в стороне от остальных. На самом деле так называли турецкие бани, и других на Занзибаре не было. Каждая баня состояла из двух бассейнов, каждый размером примерно четыре на три ярда, а вода в них доходила до груди взрослому человеку. Это место пользовалось большой популярностью у обитателей дворца, большинство которых имели привычку проводить здесь по нескольку часов – молиться, делать свою работу, читать, спать, даже есть и пить. С четырех часов утра и до двенадцати ночи здесь наблюдалось постоянное движение, поток входящих и выходящих людей никогда не прерывался.
Тот, кто входил в одну из бань, выстроенных по одному и тому же плану, видел два помоста, один справа, другой слева, покрытые изящно сплетенными циновками, на которых можно было молиться или просто отдыхать. Здесь было запрещено все, что можно считать роскошью, например ковры. Предполагается, что мусульманин должен всегда надевать для молитвы особую одежду, желательно белую, и использовать ее только для означенной цели. Конечно, этому достаточно трудному для исполнения правилу следуют только очень набожные люди. Между помостами и бассейнами возводились узкие колоннады, у которых не было никакой крыши, кроме голубого свода небес. Изогнутые каменные мостики и лестницы вели в другие помещения, и каждое было совершенно отдельным от остальных. У каждой бани были свои посетители, потому что – это нужно знать – в Бет-иль-Мтони практиковалась суровая система сословных различий, которой строго следовали и высшие и низшие.
Апельсиновые деревья такой же высоты, как самые высокие вишни здесь, в Германии, обильно цвели вдоль всего фасада бань, и в их ветвях мы, испуганные дети, много раз укрывались от нашей ужасно суровой учительницы. Люди и животные очень дружно жили вместе на этом большом дворе, нисколько не мешая друг другу: газели, павлины, фламинго, гвинейские куры, утки и гуси бродили по нему как хотели, а люди, старые и молодые, ласкали и кормили их. Для нас, малышей, огромным наслаждением было собирать яйца, лежавшие на земле, особенно огромные яйца страусов, и относить их главному повару, который вознаграждал нас за труды лучшими леденцами.
Два раза в день, рано утром и вечером, мы, дети – те, кто был старше пяти лет, – учились на этом дворе верховой езде, и это нисколько не беспокоило наших друзей-животных; а уроки давал один из евнухов. Как только мы начинали достаточно хорошо ездить верхом, отец дарил нам наших собственных верховых животных: мальчикам – лошадей из султанских конюшен, а дочерям – красивых белых мулов из Маската в богато украшенной сбруе. Верховая езда – любимое развлечение в стране, где неизвестны театральные постановки и концерты, и у нас иной раз устраивали скачки на равнине за пределами дворца, которые часто кончались несчастным случаем. Однажды я чуть не погибла во время одной такой скачки. Я очень не хотела, чтобы мой брат Хамдан обогнал меня, мчалась вперед бешеным галопом и не замечала впереди большую наклонившуюся пальму. Я обратила внимание на это препятствие, только когда чуть не разбила о него голову, и, рывком откинувшись назад, успела избежать катастрофы, но очень испугалась.
Характерной особенностью Бет-иль-Мтони было множество лестниц, очень крутых и со ступенями рассчитанными, должно быть, на Голиафа. И, несмотря на это, человек шел прямо вперед, все выше и выше, не имея перед собой ни единой площадки и ни единого поворота, так что у него почти не было надежды добраться до верхнего конца, если он не подтягивался вверх, держась за примитивную балюстраду. Эти лестницы были так изношены, что балюстрады приходилось постоянно чинить, и я помню, как испугались все в нашем крыле дворца, когда однажды утром обнаружили, что оба поручня ночью сломались; помню, в тот день я удивлялась, что на этих страшных наклонных лестницах не произошло ни одного несчастного случая, хотя за целые сутки по ним прошло вверх и вниз множество людей.
Поскольку жители Занзибара незнакомы со статистикой, никто не знал, сколько в точности людей жило во дворце Бет-иль-Мтони, но, если бы мне пришлось рискнуть и сделать приблизительный подсчет, я думаю, не преувеличила бы, если бы сказала, что общее количество его обитателей – тысяча человек. И это большое число не покажется слишком огромным, если учесть, что на Востоке каждый, кто хочет, чтобы его считали богатым и влиятельным, должен иметь целую армию слуг. Не менее многолюдным был, по сути дела, и городской дворец моего отца, который назывался Бет-иль-Сахель, то есть Дом на берегу. Отец имел привычку каждую неделю проводить три дня там, а четыре в Бет-иль-Мтони, где жила его главная жена, которая была его дальней родственницей.
Мой отец Сеид Саид носил два титула – султан Занзибара и имам Маската, причем титул имам – религиозный, и первым его носил мой прадед Ахмед; более того, это наследственный титул, который каждый член нашей семьи имеет право прибавлять к своей подписи.
Как одна из младших детей Сеида Саида, я никогда не знала его без вызывающей почтенной белой бороды. Он был выше среднего роста, его лицо выражало необычную доброту и любезность, хотя в то же время его внешний вид мог мгновенно внушить уважение к нему. Несмотря на свою любовь к войне и завоеваниям, он был для нас образцом и как отец, и как правитель. Для него величайшим идеалом была справедливость, и, если был нарушен закон, он не делал различия между одним из собственных сыновей и обычным рабом. Прежде всего, он был само смирение перед Всевышним. В отличие от очень многих людей, занимающих высокое положение, он по природе был чужд высокомерию и гордости, и не один раз случалось, что, когда обычный, но долго и верно служивший раб женился, мой отец приказывал оседлать коня и ехал один к молодоженам, чтобы лично высказать им свои добрые пожелания.
Моя мать была по происхождению черкешенкой. Вместе с братом и сестрой она мирно жила на ферме отца. Внезапно началась война, страну захватили полчища мятежников, и маленькая семья укрылась «в месте, которое было под землей» – так называла это моя мать; вероятно, она имела в виду подвал: их нет на Занзибаре. Но эти отчаянные головорезы отыскали их, убили обоих родителей моей матери, а троих детей увезли на коне. До моей матери так никогда и не дошло никаких известий ни о судьбе брата, ни о судьбе сестры. Должно быть, мой отец стал ее владельцем, когда она была еще очень мала, потому что она потеряла свой первый зуб в его доме и была воспитана вместе с двумя из моих сестер, которые были одного с ней возраста, как их подруга. Как они, она научилась читать, и это было достижением, возвышавшим ее над другими женщинами ее положения, которые обычно попадали во дворец в шестнадцать или восемнадцать лет и в этом возрасте, конечно, вовсе не желали сидеть на твердой школьной циновке вместе
