Принцесса Занзибара. Женщины при дворе султана Сеида Саида

Глава 4 Продолжение воспоминаний о детстве

Подростковые шалости. – Принцесса Салама влезает на пальму. – Приступ болезни у Маджида. – Семейная ссора, которая заканчивается разводом; в результате создательница мемуаров снова переезжает в другой дом. – Причуды султанши-персиянки. – Уроки каллиграфии.

Я все больше и больше любила Бет-иль-Сахель, потому что здесь нам давали гораздо больше воли, чем в Бет-иль-Мтони. К тому же находилось много возможностей для глупых шалостей, и мы их не упускали, а если нас за это наказывали, я переносила наказание легче, чем другие, благодаря величайшей доброте Холе.

У нас было несколько красивых павлинов, один из которых имел скверный опасный нрав и терпеть не мог нас, детей. Однажды, когда мы пятеро шли из Бет-иль-Сахеля в Бет-иль-Тани (дворец-пристройку к Бет-иль-Сахелю), этот павлин вдруг яростно напал на нашего брата Джемшида. Мы все сразу же бросились на это чудовище и победили его, но так сильно рассердились, что не смогли отпустить павлина, не наказав его за проступок. Поэтому мы, посовещавшись, придумали для него безобразный способ мести – вырвали у гордой птицы самые красивые перья из хвоста. Какой жалкой курицей выглядел потом этот воинственный красавец! К счастью, наш отец в тот день был в Бет-иль-Мтони, а к тому времени, как он вернулся, дело было замято.

Я вспоминаю, что к нам поселили двух черкешенок, прибывших из Египта, и что мы, дети, заметили, какой высокомерной была одна из них – правду говоря, она совершенно не обращала на нас внимания. Это задевало наше самолюбие, и потому мы пытались изобрести какой-нибудь способ проучить обидчицу. Добраться до нее было нелегко, потому что общения с детьми она избегала, а у нас никогда не было никаких дел к ней. Но это только усиливало наш гнев, в особенности потому, что она была всего на несколько лет старше нас. Однажды, проходя мимо ее комнаты, мы обнаружили, что дверь открыта. Обидчица сидела на хрупкой суахилийской кровати, которая состоит в основном из циновки и четырех ножек, к которым циновка привязана веревками. Она весело напевала какую-то народную песенку. Зачинщицей того, что было потом, стала моя сестра Шеване: она бросила на нас многозначительный взгляд, смысл которого мы, все родственные души, поняли быстро. В следующий момент мы ворвались в комнату, схватили кровать за все четыре угла, подняли ее так высоко, как только могли, и швырнули обратно на пол, к великому ужасу и изумлению той, кто на ней сидела. Это была глупая детская шалость, но результат превзошел наши ожидания: девушка навсегда излечилась от безразличия к нам и с тех пор все время была с нами сама любезность. А значит, мы добились своей цели.

Но иногда я проказничала самостоятельно. Как-то раз, вскоре после переезда в Бет-иль-Ваторо, я чуть не сломала себе шею во время одного из таких забавных приключений. Однажды утром я убежала ото всех и взобралась на высокую кокосовую пальму – с быстротой кошки и без помощи пингу – прочного каната, без которого никогда не обходятся даже опытные мастера лазать по деревьям. Поднявшись до половины ствола, я стала дерзко приветствовать тех, кто проходил мимо. Как же они перепугались! Встревоженные люди собрались вокруг дерева и стали умолять меня спуститься вниз как можно осторожнее. О том, чтобы послать кого-нибудь за мной наверх, не могло быть и речи: у того, кто влезает на пальму, полностью заняты обе руки, и он не может заботиться, кроме себя, еще и о ребенке. Но я чувствовала себя замечательно и наслаждалась всем этим. И только когда моя мать позвала меня с таким отчаянием в голосе, от которого разрывалось сердце, и стала обещать мне всевозможные прекрасные подарки, если я соизволю спуститься, я в конце концов выполнила ее пожелание – неторопливо соскользнула вниз и достигла земли целая и невредимая. В тот день все меня баловали; меня просто осыпали подарками в честь моего счастливого избавления от опасности, хотя на самом деле я заслуживала хорошей порки. Мы все время устраивали какие-нибудь проделки, и никакие наказания не могли удержать нас от озорства. Нас было семь – три мальчика и четыре девочки, которые вносили оживление в дом и, увы, часто создавали неприятности для своих матерей.

Время от времени моя дорогая мать оставляла меня дома не в пятницу, а в другой день недели, и снисходительный Маджид пользовался любой такой возможностью, чтобы побаловать свою любимицу, тем самым делая из меня испорченного ребенка. И как раз в один из таких дней он ужасно испугал нас. У него часто случались судороги, и потому его редко оставляли одного – если такое вообще случалось. Даже когда он мылся, моя мать и Хадуджи, не вполне доверяя слугам, по очереди сторожили у двери и время от времени обменивались с ним несколькими словами, а он охотно отвечал им своей любимой шуткой – кричал: «Я еще жив!» И вот однажды Хадуджи, ожидая перед дверью купальной комнаты, вдруг услышала внутри звук сильного удара. Она вошла внутри и обнаружила моего любимого брата на полу, корчащимся в судорогах от тяжелого приступа болезни – самого сильного приступа, который у него когда-либо был. Сразу же был послан гонец на коне в Бет-иль-Мтони к моему отцу с просьбой приехать.

Жители Занзибара, из-за своего невежества относительно болезней вообще, верят обманам знахарей. Теперь, когда мне знакомо то, как естественно и разумно лечат болезнь знающие свое дело врачи, у меня появилось искушение считать, что многие смерти в нашем доме случились не из-за болезней, а из-за варварских методов их лечения.

Я с трудом представляю себе, как бы мы выдерживали свое горе при многочисленных смертях в нашей семье и среди слуг, если бы нас не укрепляла нерушимая вера в нашу «судьбу». Бедный Маджид, который много часов пролежал без сознания во время припадка, был вынужден дышать таким воздухом, который был бы вреден и для самого здорового человека. Несмотря на нашу огромную любовь к вольному свежему воздуху в домах, больного, особенно при подозрении, что его посетил дьявол, строго ограждают от притока воздуха извне и сильно окуривают благовониями его комнату и весь дом.

Примерно через час после того, как с Маджидом случился припадок, султан вышел на берег из мтумби – так называется маленькая рыбацкая лодка, где помещается только один человек. Он поспешил в дом. Султан, хотя и был отцом более чем сорока детей, глубоко страдал сейчас от болезни одного из них. Горькие слезы текли по его щекам, когда он стоял у постели больного и громко восклицал: «О Аллах! О Аллах! Сохрани моего сына!» Так он молился без остановки. Всевышний внял его просьбе и вернул нам Маджида.

Когда моя мать спросила султана, по какой причине он приплыл на таком жалком суденышке, он ответил: «Когда прибыл гонец, на берегу не было ни одной готовой лодки, и ни одну нельзя было получить, не заказав ее заранее. А у меня не было лишнего времени, и я даже не хотел ждать, пока оседлают лошадь. Как раз в это время я увидел возле бенджиле рыбака в мтумби. Я подозвал его, схватил свое оружие, прыгнул в лодку и сейчас же отплыл».

Теперь вы должны узнать, что мтумби – это всего лишь выдолбленный ствол дерева, вмещает только одного человека и управляют такой лодкой с помощью двух коротких весел, а не обычных длинных. Это узкая, короткая и остроносая лодка, то есть она не похожа на ту, которая известна под названием гренландское каноэ. Кроме того, в Германии, должно быть, кажется странным, что человек, тревожась о том, жив ли его сын, может думать о своем оружии. Но в разных частях мира – разные обычаи. Точно так же, как для европейца непонятна любовь араба к оружию, так и ум араба с большим трудом понимает некоторые из обычаев северян. Сейчас мне приходит на ум как пример ужасное пьянство мужчин.

Итак, я каждый день отправлялась в школу в Бет-иль-Сахель, а вечером возвращалась к матери в Бет- иль-Ваторо. В девять лет я выучила наизусть примерно треть Корана, и считалось, что я закончила школу. С этого времени я появлялась в Бет-иль-Сахеле только по пятницам – в день, когда мой отец бывал там, – вместе с моей матерью и Хадуджи.

Так мы приятно прожили в Бет-иль-Ваторо два года. Но нельзя ожидать, что хорошие времена будут долгими. Обычно какое-нибудь непредвиденное неблагоприятное обстоятельство нарушает покой человека. Так случилось и с нами.

Причиной вражды в нашем доме стала та, очаровательней и ласковей которой не могло быть ни одного существа в мире, – наша дальняя родственница Айша. Она незадолго до этого приехала на Занзибар из Омана, и здесь Маджид вскоре женился на ней. Мы все очень привязались к ней и все радовались счастью Маджида – все, кроме нашей сестры Хадуджи, которая – я должна признать это с глубоким сожалением – была совершенно несправедлива к Айше с начала до конца. Айша, как я уже говорила, была во всех смысла очаровательна; кроме того, она была очень молода. Поэтому Хадуджи была бы должна наставлять и