26
Старший
Проклятая девчонка сидит в Палате и рассказывает всем о Сол-Земле, — рычит Старейшина, — Мы же ее предупредили, что будет, если она будет создавать проблемы? Предупредили же?
— Спокойно, Старейшина, — увещевает Док. — Сезон вот-вот начнется. Он всех отвлечет, они и не вспомнят, что она там говорила.
Старейшина пинает ногой дверь ближайшей криокамеры. Я предусмотрительно отскакиваю назад — мало ли, что или кого он выберет следующим.
— Хорошо. — Старейшина останавливает горящий взгляд на мне. — Первая причина разлада?
Проверка домашнего задания? Самое время.
— Различия.
— Именно. Разлад потянется за ней, куда бы она ни пошла, как грязные следы по полу за ребенком. А вторая причина — отсутствие централизованного командования. Когда различия порождают разлад, парень, единственный способ сохранить контроль — быть лидером. Смотри и запоминай.
Он нажимает кнопку вай-кома.
— Общий вызов.
— Старейшина, что ты делаешь? — спрашиваю я, слыша в ухе знакомое «бип, бип-бип».
— Внимание всем жителям «Годспида». Очень важное объявление.
Внутри у меня все падает. Старейшина соединился с каждым вай-комом на корабле. И кажется, я знаю, что он собирается сказать. Мысли скачут. Он ни за что не расскажет всем про криоуровень, про замороженных, про то, откуда Эми на самом деле появилась. Он не скажет.
— Не надо, — говорю я.
Он пропускает мимо ушей.
— Некоторые из вас, особенно те, кто сегодня был в районе Больницы на уровне фермеров, должно быть, заметили на борту нечто необычное.
— Перестань, — бросаюсь я к Старейшине. Мне так надоела его ложь.
Док тянет меня назад, хватая длинными пальцами за руки. Пытаюсь стряхнуть его руки, но он сильнее.
— Новый обитатель корабля — молодая девушка с ненормально бледной кожей и рыжими волосами. Она — результат научного эксперимента, направленного на развитие человеческого организма для приспособления к возможно неблагоприятной биосфере Центавра-Земли. Она не опасна, но умственно неполноценна и склонна ко лжи. Она мало приспособлена к логическому мышлению и труду, поэтому останется жить в Палате. Вступления с ней в контакт я от вас не требую и не ожидаю. Это — аномалия, и отношение к ней должно быть соответствующим.
Ладони непроизвольно сжимаются в кулаки. Аномалия, это она-то? Результат какого-то чертова научного эксперимента? Да, звучит правдоподобно — ученые на корабле вечно заняты тем, что выдумывают то одно, то другое, чтобы обеспечить нас защитой, какой бы ни оказалась биосфера Центавра-Земли. Ясное дело, Старейшина хочет сохранить в тайне происхождение Эми и отрезать ее от общения с остальными.
Когда Док разжимает пальцы, я просто трясусь от гнева. Но что это изменит? Старейшина уже закончил говорить. Отвернувшись от них, я иду назад, к лифту — назад, к Эми.
27
Эми
— Чего я не понимаю, — говорю я, — так это что вы все здесь делаете.
— В смысле? — спрашивает какой-то мужчина. На коленях он держит гитару — древнюю, еще акустическую реликвию.
— Харли сказал, что вы все сумасшедшие. Что это больница для помешанных.
— Да ничего мы не сумасшедшие, — говорит мужчина с гитарой. Акцент у него сильнее, чем у остальных — я едва понимаю.
— Нет, сумасшедшие. — Это та девушка, что сбежала от меня, когда я садилась. Харли сказал, что это Виктрия и что она пишет рассказы. В руке у нее книга, старинная на вид — не электронная, настоящая книга, переплетенная в кожу. Интересно, где она ее раздобыла. — Мы только из-за лекарств похожи на нормальных, — добавляет она.
Ты, может, и сумасшедшая, — шутливо возражает гитарист, — лично я — нет.
— А вот и да, — вмешивается Харли. — И она. И я. Мы все.
— Не может быть, — упираюсь я.
— Говори за себя.
— Нет, правда! Вы нормальные. Вы не похожи на психов. Никто из вас.
Харли улыбается.
— Будем считать, что это комплимент. В конце концов… — начинает он, но вдруг замирает, наклонив голову влево и словно прислушиваясь.
— Что? — спрашиваю я.
— Шшш, — показывает мне Виктрия.
Оглядываю комнату. Все, наклонив головы, как будто внимательно что-то слушают.
— Общий вызов, — бормочет себе под нос гитарист. — Последний раз такое было, когда наш Старший умер.
— Шшш! — шикает Виктрия.
Мой взгляд перебегает от одного человека к другому. Все в палате для душевнобольных, все — и пациенты, и медсестры — внимательно слушают.
Это выглядит жутко: толпа людей замерла и сосредоточилась на чем-то, что мне недоступно. Все вокруг молчат и не шевелятся, а я вскакиваю и шагаю по полной людей комнате, дожидаясь, когда спадут чары, когда все вернутся в мой мир.
— Хрень все это сплошная, — небрежно бросает Харли. Люди начинают выпрямляться, взгляды фокусируются. Что бы они там ни слушали, оно прекратилось.
— Ты о чем? — спрашиваю я.
Харли смотрит на меня, и впервые за все время разговора глаза его не улыбаются.
— Ни о чем.
Виктрия бормочет какое-то слово, что-то короткое, но я не могу разобрать.
— Что? — голос мой звучит почему-то резко.
Она смотрит мне прямо в глаза.
— Урод.
— Виктрия! — восклицает гитарист.
Она резко оборачивается к нему.
— Ты слышал Старейшину! Она — эксперимент! И все, что она нам тут рассказывала, — вранье. Про то, что она с Сол-Земли! Про раскинувшиеся поля, про бесконечное небо! Она еще больший псих, чем мы все… почему, думаешь, Старейшина запихнул ее сюда? Лгунья, — выплевывает она. — Говорила, что видела Сол-Землю! Да как она вообще посмела? Как ты посмела!
— Успокойся, Виктрия. Она недоразвитая. Ущербная. Сама не соображает, что говорит, — вмешивается гитарист.
— Что вы все несете? — я делаю шаг назад.
— Не говори мне, что небо никогда не кончается, — тихо произносит она. — Никогда не повторяй этого. Вообще о нем не говори. Нет никакого неба. Только металлический потолок.
Я вздрагиваю от жестокости ее слов, но прежде чем она отворачивается от меня и убегает прочь по коридору, я успеваю заметить — в глазах ее блестят слезы.
