В прежние времена многонародность государств была тяжким бременем власти. Немецкий философ и поэт Готтфрид Гердер писал: «…ничто так очевидно не противоречит цели правительств, как неестественное увеличение государств, беспорядочное смешение под одним скипетром людей-родов и наций. Скипетр человека слишком слаб и мал, чтобы суметь таким образом объединить противоречащие друг другу части; итак, они склеиваются в хрупкую машину, которую называют “государственная машина”, без внутренней жизни и без симпатии частей по отношению друг к другу».
Проблему национальной иерархии затрагивает в своих работах Бенедикт Андерсон. Оценивая усилия национальной унификации, он показывает, насколько неэффективно «натягивать узкую и короткую кожу нации на огромное тело старой империи». Если Лондон добился относительно заметных успехов в англизации Ирландии, то германизация немецкой части Польши, навязывание французского языка итало- говорящей Корсике дало лишь незначительные результаты. Русификация периферии Российской Империей после 1880-х годов и отуречивание арабского мира Османской империей были практически безуспешны.
Андерсон приводит примеры не только из европейской истории. Японская имперская политика в Корее и на Тайване в действительности была лишена национальной иерархии — периферия должна была подражать имперскому ядру и говорить по-японски. В результате периферия устояла, а империя рассыпалась.
Обращаясь к более давней истории, Андрсон вспоминает, что в Китае имперская династия маньчжуров, правившая с 1644 г. до начала ХХ века, не пыталась проводить политику маньчжуризации, «поскольку престиж правителей был основан на различии, а не на подобии». Вместе с тем, разделение еще не создавало иерархии, и этот недостаток сказался — крушение династии в 1911 году было неизбежным, поскольку западным завоевателям невозможно было противопоставить ни современной армии во главе с аристократией, ни национальной враждебности, организующей повсеместное партизанское сопротивление.
В современном Китае национальная иерархия стабильна, конечно же, за счет подавляющего численного преобладания ханьцев. Но есть и другой признак — ханьцы подчеркнуто отделены от своего прошлого в повседневной жизни. Если меньшинства появляются на телеэкранах в ярких традиционных одеждах, то ханьцы повсеместно облачены в строгие европейские костюмы, как бы демонстрируя, что именно они контролируют современность. С древностью государствообразующую нацию связывает не внешняя этнографическая пестрота (в русских условиях — не балалайка и гармошка), а дух нации в строгом прагматичном облачении занятых делом людей. Меньшинства же, своим многообразием и повсеместной демонстрацией привязанности к древности, легитимируют пространство империи.
Противодействовать расползанию государства во все времена могли только достаточно жесткие меры — суверенитет в многонародном государстве должен был заявляться и подтверждаться куда чаще, чем в условиях, когда одной из народностей принадлежал бесспорный численный перевес.
В 1879 году Генрих фон Трейчке, профессор истории Берлинского университета опубликовал статью «О нашем еврействе», где поднимал проблему еврейского меньшинства и его отношения к государствообразующей нации. Как может существовать чужая национальная сущность в единстве с основной нацией? — задавался вопросом Трейчке. И выдвигал требование к евреям стать до определенной степени немцами, не тревожа при этом свою веру и свои исторические воспоминания. Таким образом, речь идет о гражданской солидарности, которая не соединяет традиционную германскую культуру с еврейской, но может предполагать, что еврей становится в некотором смысле германской личностью.
Особое беспокойство Трейчке высказывал, сравнивая молодую немецкую нацию с английской и французской, в которых, как он полагал, инородческая примесь не задевает прочно укорененных национально-культурных традиций. Германия же подвержена влиянию в силу недостаточной оформленности национального стиля и национального инстинкта и пока еще проходит стадию становления и возрождения немецкого государства. Меньшинства, игнорирующие этот процесс и не желающие быть немцами, рискуют противопоставить себя основной нации. И Трейчке призывал евреев к терпимости по отношению к немецкому народу и прекращению непочтительности ко всему немецкому, исходящей от некоторых торговых и литературных кругов.
Почти дословно повторяет Трейчке русский мыслитель М.Н.Катков: «Государство не может требовать, чтобы все его подданные исповедовали одну веру, оно также не может требовать, чтобы все его подданные были философами одной школы и имели одинаковые мнения о достоинствах культуры. Быть честными русскими гражданами и не иметь иного патриотизма, кроме русского, — вот весь ваш долг перед русской национальностью».
Как известно, взаимная нетерпимость и безответственность национальных лидеров немцев и евреев довела до жесточайших репрессий и бесконечной цепи взаимных оскорблений и укоренившихся на многие десятилетия конфликтных интерпретаций совместной истории. Если бы еврейская диаспора угадала становление немецкой государственности и всплеск немецкой национальной пассионарности, конфликт с государствообразующей нацией мог быть нивелирован на дальних подступах к опасной черте. Но аналогичное требование может быть отнесено и к немцам, которые не дали евреям возможности быть в полной мере немцами, не выстроили национальной иерархии и не оставили социальной ниши этническим меньшинствам.
Значимость национальных меньшинств в европейском политическом театре позабывается по причине существования барьеров, возведенных принципами либеральной политкорректности. Между тем, весь ХХ век насыщен событиями, которые вовлекали меньшинства в конфликты как наиболее значимый и активный компонент самых масштабных межгосударственных и внутригосударственных столкновений. Достаточно привести пример революции в России (вместе с предшествующим периодом революционной борьбы во главе с инородцами-разночинцами) и краха СССР (подготовленного партийными этнономенклатурами).
При том что в Российской Империи крупнейшей составляющей населения были русские — по переписи 1897 г. в России насчитывалось около 84 млн русских (56 млн великороссов, 22 млн малороссов, 5,9 млн белорусов) — весьма существенную роль могли сыграть и сыграли этнические меньшинства — 8 млн поляков, 5 млн евреев, 3,7 млн татар, 2 млн финнов, 1,8 млн немцев, 1,7 млн литовцев, 1,4 млн латышей, 1,4 млн грузин, 1,2 млн армян, 1,1 млн молдаван, 1 млн эстонцев. Именно из этих этнических общностей рекрутировались революционные армии, свалившие Империю и оторвавшие от нее несколько земель, обособившихся в качестве самостийных государств. Прибавим сюда роковую роль чехословацкого корпуса, нанесшего тяжелейший удар в спину сил реставрации и контрреволюции.
В Османской империи на рубеже веков жили 14 миллионов мусульман (турок, курдов и арабов), не менее 4 млн православных (греков, армян, болгар), 215 тыс. иудеев, 120 тыс. католиков. Империя раскололась по религиозному признаку, а внутри религиозных групп — еще и по этническому. Национальные меньшинства сыграли в этом расколе главенствующую роль.
Еще более зыбкой была ситуация в габсбургской Австро-Венгрии, где в 1910 г. проживало 12 млн немцев, 10 млн мадьяр, 6,5 миллионов чехов, 5 млн поляков, 4 млн украинцев, 3,2 млн румын, 2,9 млн хорватов, 2,3 млн евреев, 2 млн словаков, 2 млн сербов, 1,2 млн словенцев и 0,8 млн итальянцев. Не удивительно, что эта империя рассыпалась на мелкие составляющие. Упорное подавление славянства не могло обойтись без последствий.
Германская империя на рубеже ХIХ и ХХ веков включала достаточно незначительные группы меньшинств — 3 млн поляков, 200 тыс. франкофонов, примерно по 100 тыс. датчан, мазуров, литовцев, чехов, кашубов и сербов. Доминирование немцев позволило Германии сохранить имперское ядро и собрать нацию даже после поражения в войне.
После Первой мировой войны возникли новые границы и новые национальные меньшинства.
Самым значительным меньшинством в Восточной Европе стали евреи — больше 8 млн: 3,3 млн жили в Польше, 3,2 млн — в СССР (1,7 млн — на Украине, 600 тыс. — в Белоруссии и 900 тыс. — в остальных частях Советского Союза), 700 тыс. — в Румынии, 600 тыс. — в Венгрии, 350 тыс. — в Чехословакии. Неудивительно, что «еврейский вопрос» оказался фактором напряженности и повлиял на судьбу Европы.
8 млн немцев представляли собой вторую по численности группу меньшинств Восточной Европы: 3,2 млн в Чехословакии, 2 млн — в Советском Союзе, 1 млн — в Польше, свыше 700 тыс. — в Румынии и по
