заметила, в каком направлении он пошел, и, бросившись вдогонку, может на деле не приближаться к нему, а отдаляться. И тут над самым ее ухом раздался голос гнусавый, явно не человеческий, хоть и употребляющий человеческие слова:
— Добрая гуманоидная особь, ты не откажешься оказать мне небольшую услугу?
Инид невольно дернулась, отпрыгнула вбок и только потом обернулась.
Разумеется, это оказался пришелец — она знала заранее, что пришелец, — но, пожалуй, чуть более человекоподобный, чем большинство других. Выгнутую вперед длинную тощую шею венчала голова с удлиненной мордой, напоминающей одновременно исхудавшего за зиму коня и удрученного гончего пса. Безобразно кривые ноги, числом две, поддерживали туловище — раздутый бородавчатый мешок. Длинные гибкие руки, тоже две, извивались как кобры под музыку факира. Уши торчали в стороны и смахивали на мегафоны. На лбу расположились две кучки глаз всех цветов радуги. Широкий рот обрамляли слюнявые губы. В довершение всего по бокам тощей шеи шевелились жабры, шумно вздымаясь и опадая в ритме дыхания.
— Вне сомнения, — объявил пришелец, — для тебя я есть мерзкое зрелище. Как человеческие особи представлялись мне мерзкими, пока я не привык к их виду. Но сердце во мне доброе, а честность превыше всего.
— Нисколько не сомневаюсь, — произнесла Инид.
— Я осмелился подойти к тебе, — продолжал он, — поскольку из всех присутствующих здесь особей ты одна, если не ошибаюсь, не вовлечена в происходящее. Сие внушает мне веру, что ты согласишься пожертвовать мне малую долю своего времени.
— Не представляю себе, чем могу быть тебе полезной.
— Однако можешь. Вне сомнения, можешь, — повторил он настойчиво. — Весьма необременительная задача, которую, вследствие запутанных причин, я тем не менее не в состоянии выполнить лично. Мне, увы, недостает… — На удрученной конепесьей морде появилось выражение нерешительности, пришелец словно не находил нужного слова. — Допустим, некто вяжет пакет бечевкой, но, когда необходимо завязать узел, он не может этого сделать, в силу отсутствия собственных рук. И этот некто просит тебя подержать палец на перекрестье нитей, дабы узел все-таки завязался. Что-то подобное, хоть и в несколько ином плане, я прошу тебя осуществить за меня.
— В силу отсутствия собственных рук?
— Нет, не рук, а иного свойства, сущность которого я не способен передать тебе терминами, понятными для тебя. Сие есть моя вина, а ни в малой мере не твоя.
Инид, совершенно сбитая с толку, бросила на пришельца недоуменный взгляд.
— Ты все еще страдаешь недопониманием?
— Боюсь, что да. Придется тебе рассказать подробнее.
— Ты зришь здесь многих особей, шествующих со всей серьезностью, и все стараются, все ищут, но каждый ищет свое, присущее только ему. Возможно, искусную картину, какую бы желал изобразить на холсте. Или музыкальное сочинение, каким бы восторгались все другие ценители. Или архитектурную идею, какую некто в той процессии тщился отразить на бумаге в течение долгих лет.
— Так вот оно что! — воскликнула Инид. — Вот что они высматривают…
— Именно и точно. Я полагал, что тебе сие известно.
— Я понимала, что они ищут что-то. Но не догадывалась что.
— Поиск некоей цели характерен не только для земных обитателей.
— Ты намекаешь, что тоже ищешь что-то? И тебе нужна моя помощь? Сэр, я положительно не могу взять в толк, каким образом я способна помочь.
— Я занят поиском идеи и многократно старался вызвать ее к жизни, однако идея каждый раз недовоплощалась. И когда я прознал про эту процессию и ее поисковый смысл, я сказал себе: ежели процессия плодотворна для земных особей, то нет ли самой малой надежды, что ей суждено стать плодотворной и для меня?
— И оправдалась твоя надежда?
— Уповаю, что оправдалась. Идея полностью определилась умственно, но воздержусь утверждать это бесповоротно, пока не отыщу особь, согласную подержать палец на перекрестье нитей.
— Только речь, конечно, не о пальце и не о нитях.
— Совершенно верно, прекрасная леди. Ты разумеешь быстро и внимаешь пристально. Будешь ли внимать далее?
Инид огляделась. Робота Джонса по-прежнему нигде не было видно.
— Ладно, буду внимать. Постараюсь внимать пристально.
— Прежде всего, — провозгласил пришелец-конепес, — я обязан явить тебе свою честность. С прискорбием извещаю тебя, что прибегнул к обману. Все прочие инопланетные, участвующие в процессии, составляют особо отобранную группу. Их допустили к участию, ибо они обладают даром поднимать восприимчивость земных особей на высший галлюцинаторный уровень. Воспаряя в галлюцинациях, соучастники данной процессии сумеют воспринять модель высокого искусства, к коему направлены их помыслы. Более того, среди различных инопланетных есть такие, кто способен руководить материализацией видений, дабы картина возникала из разума без посредства кистей и красок. Или музыка, настоящий звук, без посредства инструментов и партитур. Допустимо выразиться так — дабы произошло короткое замыкание между концепцией и ее воплощением.
— Но это немыслимо! — вскричала Инид, внезапно вообразив себе ливень живописных полотен, который падает с неба под музыку, идущую ниоткуда.
— В определенных случаях отнюдь не немыслимо, — заявил Конепес.
— Пока что ты говоришь прямо и откровенно, — отметила Инид. — Но ты упомянул, что прибег к обману. С какой стати?
— Обман в том, что я присоединился к процессии с целью трудиться отнюдь не на благо земных особей, а на благо себя самого. Я питал надежду, что рвение соучастников пополнит и подстегнет мои прежние умения.
— Ты хочешь сказать, что идешь с процессией, преследуя собственную цель? Цель, очевидно, была в том, чтобы войти в состояние, нужное для разработки твоей идеи. Этого ты добился — и все же не можешь осуществить свою идею, пока не найдешь кого-то, кто согласился бы подержать палец на перекрестке?
— Ты обрисовала ситуацию с восхитительной точностью. И ежели тебе теперь все понятно, ты соглашаешься помочь?
— Сперва скажи мне, что за штуковину ты изобретаешь.
— Этого, увы, я сделать не в состоянии, поскольку объяснение неизбежно вовлекает понятия, недоступные земным особям без основательной специальной подготовки.
— Твое изобретение не будет пагубным? Оно никому не причинит зла?
— Посмотри на меня, — предложил Конепес. — Разве я похожу на злонамеренное существо?
— Право, если честно, не знаю.
— Тогда умоляю поверить мне на слово. Объект не причинит никакого зла и никому.
— Хорошо, но мне-то от этого что за выгода?
— Мы станем партнерами. Ты будешь владеть половиной объекта и иметь на него права, равные с моими.
— Весьма великодушно.
— Ни в коей мере, — возразил Конепес. — Без твоей помощи объект просто не вызовется к жизни. Однако ты, возможно, разрешишь мне объяснить, что тебе следует делать?
— Да, пожалуй, разрешаю.
— Тогда закрой глаза и думай на меня.
— Думать на тебя?
— Именно и точно — думай на меня. А я в ответ стану думать на тебя.
— Но я никогда в жизни этого не делала!
— Это несложно, — заверил Конепес. — Ты закрываешь глаза и, сосредоточив все силы, думаешь обо мне.
— Звучит до ужаса нелепо, — сказала Инид, — но, наверное, стоит попробовать…
