починить.
— И как успехи?
— Не особенно хорошо, — признался Никодимус.
— Все мы в ловушке, — заявил Плотоядец, — если только этот чертов тоннель невозможно исправить.
— Может быть, я могу помочь, — сказала Элейна.
— Коли сможете, — сказал Плотоядец, — так призываю вас сделать все, что в ваших силах. Питал я надежду, что, коли тоннель не будет починен, так я смогу соединиться с Хортоном и роботом на корабле, однако теперь надежда эта иссякла и похоже, что так не будет. Этот сон, о котором вы говорили, это усыпление пугает меня. Нет у меня желания быть замороженным.
— Мы об этом уже беспокоились, — признался ему Хортон
— Никодимус разбирается в замораживании. У него есть трансмог техника по анабиозу. Но он знает только, как замораживать людей. С тобой может оказаться совсем другое дело — у тебя другая химия тела.
— Так с этим покончено, — посетовал Плотоядец.
— Итак, тоннель должен быть исправлен.
— А вы не кажетесь слишком обеспокоенной, — обратился Хортон к Элейне.
— О, я, пожалуй, я обеспокоена, — призналась она. — Но люди моего народа не сетуют на судьбу. Мы принимаем жизнь, как она есть. Хорошее и дурное. Мы знаем, что и то и другое неизбежно.
Плотоядец, покончив с едой, поднялся, потирая руками окровавленное рыло.
— Теперь я иду охотиться, — объявил он. — Принесу свежее мясо.
— Подожди, пока мы поедим, — предложил Хортон. — И я пойду с тобой.
— Лучше не стоит, — возразил Плотоядец. — Вы распугаете дичь.
Он пошел было прочь, затем повернулся.
— Одно вы могли бы сделать, — сказал он. — Вы можете бросить старое мясо в пруд. Но зажмите при этом нос.
— Уж как-нибудь справлюсь, — сказал Хортон.
— Отменно, — заявил Плотоядец и ушел вперевалку, направляясь к востоку по тропе, ведущей к заброшенному поселению.
— Как вы с ним повстречались? — спросила Элейна. — И кто он такой, собственно?
— Он ожидал нас, когда мы приземлились, — ответил Хортон. — Кто он такой, мы не знаем. Он говорит, что попался здесь вместе с Шекспиром…
— Шекспир, судя по его черепу, человек.
— Да, но о нем нам известно немногим больше, чем о Плотоядце. Хотя возможно, мы сможем узнать побольше. У него был томик с полным собранием Шекспира и он исписал по полям всю книгу. Каждый клочок, где только оставалась чистая бумага.
— Вы что-нибудь из этого прочитали?
— Кое-что. Осталось еще много.
— Мясо готово, — сказал Никодимус. — Тарелка только одна и только один столовый набор. Вы не возражаете, Картер, если я отдам его леди?
— Отнюдь не возражаю, — ответил Хортон. — Я и руками управлюсь.
— Ну, так отлично, — сказал Никодимус. — Я отправляюсь к тоннелю.
— Как только я поем, — сказала Элейна, — я спущусь посмотреть, как ты управляешься.
— Хотел бы я, чтоб вы пришли, — заявил робот. — Я там головы от хвоста не отличу.
— Это довольно просто, — сказала Элейна. — Две панели, одна поменьше другой. Та, что меньше, управляет щитом на большой панели, панели управления.
— Там нет двух панелей, — сообщил Никодимус.
— Должны быть.
— Но там их нет. Есть только та, на которой силовой щит.
— Тогда значит, — подытожила Элейна, — что это не просто неисправность. Кто-то запер тоннель.
— Это мне приходило в голову, — сказал Хортон. — Закрытый мир. Но зачем понадобилось закрывать?
— Надеюсь, — проворчал Никодимус, — мы этого не узнаем. — Он взял сумку с инструментами и ушел.
— Э, да это вкусно, — воскликнула Элейна. Она стерла жир с губ. — Мой народ не ест плоти. Хотя нам известны такие, кто ее ест, и мы презираем их за это, как признак варварства.
— Мы здесь все варвары, — коротко сказал Хортон.
— А что это был за разговор об анабиозе для Плотоядца?
— Плотоядец ненавидит эту планету. Он хочет ее покинуть. Поэтому-то он так отчаянно желает починки тоннеля. Если тоннель не откроется, он хотел бы отбыть с нами.
— Отбыть с вами? Ах, да, у вас же корабль. Или нет?
— Да. Стоит на равнине.
— Где бы это ни было.
— Всего в нескольких милях отсюда.
— Так вы отсюда отбудете? Могу я спросить, куда вы направляетесь?
— Черт меня побери, если я знаю, — сказал Хортон. — Это под ведомством Корабля. Корабль говорит, что мы можем вернуться на Землю. По-видимому, мы отсутствовали слишком долго. Корабль говорит, что мы будем пережитком, если вернемся обратно. Что нашего возвращения не хотят, что мы привели бы их в затруднение. А из того, что вы мне сказали, я делаю вывод, что возвращение бессмысленно.
— Корабль, — повторила Элейна. — Вы говорите так, словно корабль — личность.
— Ну, в некотором роде, так оно и есть.
— Это смехотворно. Я в состоянии понять, как, за долгий промежуток времени, у вас развилось чувство привязанности к нему. Мужчины всегда персонифицируют свои машины, оружие и инструменты, но…
— Черт побери, — перебил ее Хортон. — Вы не поняли. Корабль — действительно личность. Собственно, три личности. Три человеческих мозга…
Она протянула вымазанную жиром руку и ухватила его за локоть.
— Повторите это еще раз, — попросила она. — И помедленнее.
— Три мозга, — повторил Хортон. — Три мозга трех различных людей. Присоединены к кораблю. Теоретически…
Элейна отпустила его руку.
— Черт возьми, да их было множество. Не знаю сколько.
— Я раньше говорила о легендах, — сказала Элейна. — Что невозможно отличить легенду от истории. Нельзя быть уверенным. И это была одна из легенд — корабли, которые были отчасти людьми, отчасти машинами.
— Тут нет ничего удивительного, — сказал ей Хортон. — О да, я полагаю, это удивительно — само по себе. Но это связано с нашей технологией — смешение биологического и технологического. Это вполне лежит в царстве возможного. В технологической атмосфере наших дней это было приемлемо.
— Легенда становится жизнью, — произнесла она.
— Я себя чувствую забавно, получив ярлык легенды.
— Ну, легенда — не совсем вы сами, — возразила она, — но скорее вся история. Нам это кажется невероятным, одной из тех вещей, в которые невозможно окончательно поверить.
— Однако вы говорили, что нашлись способы получше.
— Разные способы, — подтвердила она. — Сверхсветовые корабли, основанные на новых принципах. Но расскажите мне о себе. Вы, конечно, не единственный человек на корабле. Ведь не стали бы посылать корабль всего с одним человеком на борту.
— Были еще трое, но они мертвы. Несчастный случай, как мне сказали.
— Сказали? Вы сами не знаете?
