обманчивой сути вызванного ими «умиротворения», а также о том, что бывшие либералы оказались «подмяты» правительством и практически сомкнулись с ним.
Прусско-русская конвенция… датско-голштинский вопрос… Наполеон III… очень уж хорошо действует! — Салтыков показывает, что международные события намеренно раздувались в московской печати, находящейся в полной зависимости от официальной политики, и оттесняли насущные вопросы внутренней жизни. Газетные столбцы заполнялись пересудами о так называемой конвенции Альвенслебена, то есть о соглашении по польскому вопросу, подписанном 8 февраля 1863 г. в Петербурге министром иностранных дел Горчаковым с прусским уполномоченным Альвенслебеном. На все лады обсуждалась война между Данией, с одной стороны, Пруссией и Австрией, с другой, из-за провинции Шлезвиг-Гольштейн, расположенной на юге Ютландского полуострова; год спустя, в 1864 г., Дания потеряла эту провинцию, вошедшую в число германских княжеств. Салтыков назвал «притворством» ажиотаж московских газет, обсуждавших в начале 1863 г. прелиминарии датской войны, перспективы послевоенного устройства. Газетные комплименты Наполеону III также вызывали скептическую усмешку сатирика, ибо отражали чисто официальную точку зрения: в то время царская дипломатия старалась сблизиться с Францией, рассчитывая на отмену ограничений, наложенных на Россию Парижским мирным договором 1856 г. после поражения в Крымской войне. Но курс на франко- русский альянс не оправдал себя, и в дальнейшем Горчаков перешел к политике союза с Пруссией.
О мирной агитации, которую некогда возбуждал «Русский вестник», нет и помину… — Указание на недавнее прошлое «Русского вестника», когда этот журнал с момента своего основания в 1856 г. и вплоть до 1861 г., то есть до конца революционной ситуации, выступал за отмену крепостного права и сословных привилегий, за децентрализацию власти и т. д. Свою программу журнал осуществлял, по словам его редактора М. Н. Каткова, в формах «мирной агитации».
…в Петербурге, несмотря на толкования, дело обошлось как нельзя лучше… — Реформа петербургского городского управления в 1846 г. была враждебно встречена купечеством, поскольку впервые привлекла дворянство к участию в этом управлении. Петербургские купцы подали министру внутренних дел ходатайство об отмене нового городового положения, которое, по их мнению, несло «неудовольствие, вражду, мщение между торгующими, разорение, гибель многим семействам». Купцов пугала возможность назначения городского головы из дворян и использования дворянами городских сумм, в том числе и добровольных взносов, в своих интересах. Прошение не имело последствий. Однако тревога купцов была напрасной. Во всех составах Думы городской голова неизменно назначался из купечества. Дворяне были мало заинтересованы в работе такого неавторитетного органа, как Дума (С. П. Луппов и Н. Н. Петров. Цит. статья, стр. 609).
..деженерировало, или дегенерировало (от франц. dégénérer) — выродилось.
…опыты престидигаторства, или престидижитаторства (от франц. prestidigitation) — демонстрация фокусов, ловкости рук.
…можно из Англии выписать несколько лордов… — намек на англоманство М. Н. Каткова.
А ну, как Н. Ф. окажется прав? — Подразумевается Н. Ф. Павлов.
Байборода — соединенный псевдоним М. Н. Каткова и П. М. Леонтьева в «Русском вестнике».
…один из подписчиков, получив книжку в октябре, подумает, что на дворе еще июнь, и пойдет купаться. Искупавшись, схватит горячку и умрет. — Салтыков воспользовался здесь анекдотом Н. Ф. Щербины, где жертвой подобной трагикомической ошибки оказался подписчик «Москвитянина», получивший июльскую книжку журнала в декабре (Н. Ф. Щербина. Альбом ипохондрика. Гиз, М. —Л. 1929, стр. 102).
…М. С. Щепкин… выйдет в отставку… и будет плакать вплоть до самой квартиры Н. X. Кетчера. — В 1855 г. Щепкин справил пятидесятилетний юбилей сценической деятельности и с тех пор не раз говорил о намерении покинуть театр, но все не решался на этот шаг. В «Московских письмах» Салтыков слегка подтрунивает над общеизвестной тогда слабостью Щепкина, который под конец жизни мог легко расчувствоваться и всплакнуть. В других своих произведениях, вплоть до «Пошехонской старины», Салтыков всегда уважительно отзывался о великом актере, особенно вспоминая 40-е годы. Тогда Щепкин находился на высшем подъеме творчества и был близок к кружку Белинского, Грановского, Герцена. В этот кружок входил и упоминаемый здесь и дальше поэт-переводчик Н. X. Кетчер, позже порвавший с оппозиционными настроениями своей молодости. Щепкин до конца дней был близок с Кетчером. Строки Салтыкова написаны за полгода до кончины Щепкина.
…одежда пра́зелень, борода до чресл, внизу раздвоенная… — текст из старинных (времен Московской Руси) руководств для иконописцев, где давались точные наставления, как какого святого надлежит изображать.
Петербургские театры «Петербургские театры» — всего лишь рубрика в журнале «Современник»; под ней печатались разные авторы. В 1863 г. Салтыков в этом разделе поместил (без подписи) три статьи. Четвертая, снятая в 1864 г. цензурой, осталась в гранках набора «Современника».
Четыре статьи Салтыкова о петербургских театрах, в отличие от «Московских писем» (см. выше), не связаны единством замысла. Но, не обладая единством в строгом значении слова, они близки по идейно- тематическим и жанровым задачам. Салтыков выступает в них как театральный критик, критик своеобразный, откликающийся на спектакли в форме острого фельетона, пародии, ядовитой сатиры.
Театром Салтыков интересовался смолоду. Еще в лицее и в послелицейские 1844–1848 гг. он часто посещал петербургскую драму и оперу, а когда бывал и Москве — Малый театр. Театральные впечатления тех лет отразились на страницах многих его книг — от юношеских повестей «Противоречия» и «Запутанное дело» и до «Пошехонской старины». В первой статье из цикла «Петербургские театры», как и в первом из «Московских писем», театр 40-х годов служит сравнительным, и чаще всего позитивным критерием для оценки театра середины 60-х годов, испытавшего на себе воздействие реакции.
В статьях, опубликованных под рубрикой «Петербургские театры», Салтыков вновь обращается к интересующим его конкретным проблемам современного репертуара и актерского мастерства, то есть к тому кругу вопросов, которые он освещал и в первом из «Московских писем».
Салтыков решительно осуждает «внешние» приемы игры, свойственные «протеям», актерам «наружного», «внешнего» перевоплощения, играющим только «Свое амплуа». Взгляды Салтыкова на мастерство актера, его представления об эстетике актерской игры во многом складывались под влиянием искусства Щепкина. В качестве типичного «протея» Салтыков называет петербуржца В. В. Самойлова, артиста одаренного, но чрезмерно увлекавшегося внешним рисунком роли, — «актера всех стран и времен, а преимущественно всех костюмов». Актерам подобного склада, пусть даже талантливым, на взгляд Салтыкова, не дано исследовать сложный, «разнообразный» внутренний мир героев, им неведомы «общечеловеческие основы» роли, что обедняет художественный образ, а тем самым умаляет силу нравственного и эстетического влияния театра на общество. По мнению Салтыкова, усилиями драматургов-«протеев» и актеров-«протеев» искусство театра может быть низведено до уровня «водевиля с переодеваниями», «простого акробатства».
Современный реалистический театр Салтыков связывал с именем Островского. Словно для контраста, он «подверстал» к статье-памфлету о фальсификаторской ремесленной пьесе Ф. Устрялова «Слово и дело» отклик на первое представление драмы Островского «Грех да беда на кого не живет», которая по своим идейным и художественным достоинствам виделась Салтыкову разительной противоположностью «картонной» драматургии.
Салтыков выражает солидарность с главными положениями гоголевской драматургии, изложенными в «Театральном разъезде после представления новой комедии» — этой своего рода эстетической
