Феденька умалчивал.
Последнюю крупную купюру Салтыков сделал в конце рассказа. Он опустил сцену «спасительного кризиса» и «выздоровления» Феденьки, которой заканчивался рассказ в первопечатной публикации (в рукописи за этой сценой следовала главка «Мораль» — см. раздел Из других редакций, стр. 444–447).
, строка 7 св. После слов: «…не своим голосом закричал: — Раззорю!» —
На что Иван совершенно флегматически возразил:
— Да, как же! ишь разоритель какой проявился! Так тебе, и дадут зорить!
И окончательно уложил Феденьку спать.
На другой день утром явился доктор и объявил, что с Феденькой совершился спасительный кризис. И действительно, Феденька сделался угрюм и сосредоточен, если же раскрывал рот, то единственно для того, чтобы неистовым голосом крикнуть: «раззорю!» — и затем опять замыкал его на весьма продолжительное время.
В самом ли деле этот кризис будет спасителен для Феденьки? какой таинственный смысл заключает в себе слово «раззорю», вылетевшее так неожиданно из его уст? и не предвещает ли оно необходимости написать новый романс под названием:
«Уж он ходом, ходом, ходом,
Ходом на ходу пошел…» —
ответ на это желаю я до времени содержать от читателя в секрете.
Но так как известно мне, что ничто так не подстрекает любопытство читателя, как поднятие хотя одного уголка занавеса, скрывающего таинственное будущее, то я могу в настоящее время открыть ему следующее: через неделю Феденька выздоровел, имел с глазу на глаз продолжительное совещание с почтеннейшим Разумником Семенычем, после которого последний вышел из кабинета совершенно взволнованный и держал в руках возвращенную ему просьбу об отставке.
«Она еще едва умеет лепетать» — последний появившийся в «Современнике» рассказ Салтыкова из цикла «Помпадуры и помпадурши». Он был написан, по-видимому, летом 1864 года. Им завершилась трилогия о Козелкове (Кротикове), хотя в момент создания рассказа Салтыков не оставил еще намерения продолжить ее.
Центральная тема рассказа — эволюция героя от бесконечной болтовни к лапидарному «раззорю!» (это знаменитое в салтыковской сатире словечко впервые появилось в комментируемом рассказе). Завершая рассказ этим грозным возгласом, Салтыков не только обнажал линию перехода политики правительства в эпоху реформ от либерального курса к реакционному, но и решал творческую задачу, выступая с «заявкой» на гротеск. В финальной сцене рассказа неуемный болтун Митенька Козелков превращается уже в другой образ, непосредственно предшествующий градоначальнику Брудастому в «Истории одного города» («Органчик»). К этому образу как нельзя более оказался приложим самый термин «помпадур», найденный впоследствии Салтыковым.
«Она еще едва умеет лепетать» — начальная строка стихотворения А. Н. Майкова (1857).
…сделался, что называется, бель-омом… — то есть красавцем мужчиной (франц. bel homme).
…этим делом штаб-офицеры заведывают! — До 1867 года в каждую губернию назначался штаб-офицер корпуса жандармов — исполнительного органа III Отделения, который и «заведывал» всеми делами политической полиции в губернии.
…чтобы начальник края был хозяином у себя дома… Наполеон это понял… — При Наполеоне III были значительно расширены административные и политические права префектов во вверенных им департаментах Франции, в частности и больше всего в целях борьбы с революционной активностью масс.
Во главе этой камарильи… — В рукописи было иначе, иронически: «Во главе этой юной России…»
Eheu, Posthume, Posthume! — так предостерегает нас древний поэт… — Козелков цитирует Горация, «Оды», II, 14, 1–2; «Eheu, fugaces, Posthume, Posthume, // Labuntur anni…» («Увы, мимолетно, Постумий, Постумий, проносятся годы…»).
…можно администрировать, можно издавать журналы, можно даже написать целый трактат о бессмертии души. — В автографе после слов «можно издавать журналы» зачеркнут намек на «почвеннический» журнал «Время», издававшийся в 1861–1863 годах М. М. и Ф. М. Достоевскими: «(пример: стрижи, которые в течение трех лет издавали журнал, не произнесли ни одного подлежащего, ни одного сказуемого, ни одной связки)». Трактат о бессмертии души — по-видимому, выпад против Ф. М. Достоевского. В драматической были «Стрижи», вошедшей в состав публицистической статьи «Литературные мелочи», «Записками о бессмертии души» были прозваны «Записки из подполья» (см. т. 6 наст. изд., стр. 493).
Болона́ — нарост, шишка, опухоль (ярославское слово, не раз встречающееся в салтыковских произведениях).
… «Надежда утешает царя на троне… Надежда! кроткая посланница небес! — Козелков, перефразируя, цитирует прозаический отрывок В. А. Жуковского «К надежде» (1800).
…эти земские учреждения… я начинаю, наконец, думать о нигилизме! — В автографе вторая половина этого текста была несколько другой: «…я начинаю, наконец, думать, что это просто рискованная уступка нигилизму». — По определению В. И. Ленина, земская реформа 1864 года «была одной из тех уступок, которые отбила у самодержавного правительства волна общественного возбуждения и революционного натиска» (Полное собрание сочинений, т. 5, стр. 33). Подробнее о салтыковской характеристике земской реформы см. в т. 7 наст. изд. («Признаки времени», «Письма о провинции»).
…откиньте пожары, откиньте противозаконные волнения, урезоньте стриженых девиц… «… Вы получите: Vanitum vanitatum et omnium vanitatum… — Перечисляются, в оценке Митеньки Козелкова, характерные события и явления бурных 1861–1862 годов. Подводя им итог, Козелков, как всегда, перевирает очередную классическую цитату, попавшую ему на язык, — в данном случае из латинского текста Библии (кн. Екклезиаста, I, 2): Vanitas vanitatum et omnia vanitas (Суета сует и всяческая суета).
…как еще это в газетах пишут… «до лясу», кажется? — намек на польских повстанцев 1863 года, уходивших от преследований царских войск в леса. Выражение «до лясу» встречается, в частности, в корреспонденциях Берга в «СПб. ведомостях» за 1863 год.
…вы читали Карамзина?.. это может вам дать некоторую идею о том, чего бы именно я желал! — Козелков имеет в виду следующее место из «Истории…» Карамзина: «Юное пылкое сердце его хотело открыть себя пред лицем России: он велел, чтобы из всех городов прислали в Москву людей избранных, всякого чина или состояния, для важного дела государственного. Они собралися — и в день воскресный, после обедни, царь вышел из Кремля с духовенством, с крестами, с боярами, с дружиною воинскою, на лобное место, где народ стоял в глубоком молчании. Отслужили молебен. Иоанн обратился к митрополиту и сказал: «Святый владыко! знаю усердие твое ко благу и любовь к отечеству: будь же мне поборником в моих благих намерениях. <…> Люди божии и нам богом дарованные! молю вашу веру к нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла; могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабитсльств. Забудьте, чего уже нет и не будет! Оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник» (H. M. Карамзин. История Государства Российского, т. VIII, СПб. 1852, стр. 106–107).
