пытался вовлечь группу Департамента «Х» в захват подпольного завода… Вполне возможно, что ОМОН, вооруженный и многочисленный, вынужден был открыть огонь в ответ на применение оружия противником. А что могла сделать группа Кирпичникова, имея на вооружении только два световых пистолета и два травматических, добытых у отмороженных парней?
Хотя Владимир Алексеевич был уверен, что они вдвоем с капитаном Радимовым смогли бы что-то сделать, может быть, сработали бы даже лучше, чем ОМОН. По крайней мере, сумели бы нейтрализовать вооруженных бандитов без звука, а уж потом, вооружившись, действовать по обстановке. Но для этого следовало изучить ситуацию более тщательно, до деталей разработать план операции, а не действовать наобум, как предлагал Васильков. Это ОМОН может, благодаря своей численности, работать почти вслепую. А при действиях малыми силами, если желаешь получить эффект, каждый шаг должен быть просчитан. Только хвастун может себе позволить полезть напролом. Но хвастуны долго не живут. По крайней мере, в спецназе.
– Долго же они там возятся, – сказал за спиной подполковника Владимир Иванович.
– Думаю, уже заканчивают, – дал свой прогноз Кирпичников.
– Не забыли бы о нас, – вздохнула Тамара Васильевна.
– О нас они могут забыть, – высказал предположение стоящий возле водительской двери майор Старогоров. – Но не забудут о чайнике. За ним обязательно заедут. Заодно и пленников прихватят. Нашелся бы транспорт…
– Мы их транспорт дожидаться не будем, – категорично произнес подполковник. – Как только заявятся, сразу уезжаем.
С улицы раздался звук двигателя.
– Похоже на автобус, – сказал капитан Радимов и вышел из машины, чтобы посмотреть, потому что звук двигателя на дороге оборвался рядом с домом.
Но он даже дойти до калитки не успел, как она распахнулась и во двор торопливо вошел подполковник Васильков в распахнутом бушлате. Кирпичников вышел ему навстречу.
– У вас там осложнения? Мы слышали, стреляли…
– Да, у них три автоматчика оказалось. Один сразу оружие бросил, остальные пытались отстреливаться. Двоих сразу «сняли»… Я на минутку. Только чайник возьму. За пленными потом автобус пришлю.
– Не пролезет, товарищ подполковник, – вежливо отказался майор Старогоров.
– То есть? – переспросил Васильков.
– Наш контракт на должности «вертухаев» закончился, – подвел итог Владимир Алексеевич. – Начальство вызывает. Охраняйте своими силами. Мы поехали.
Владимир Алексеевич сделал знак рукой водителю. Радимов со Старогоровым стали открывать ворота.
– Полчаса еще, – взмолился Васильков. – От силы – час…
Кирпичников отрицательно покачал головой. Микроавтобус выехал на дорогу. Капитан с майором заскакивали в открытую дверцу уже на ходу.
– Милиции палец в рот положишь – не по локоть, а всего вместе с каблуками заглотят, – радуясь тому, что распрощались с местом испытания спецтехники, сказал Старогоров.
– Дверцу не закрыли, – не оборачиваясь, подсказал майору водитель. – Сильнее задвигайте. До щелчка. Машина новая, а замок уже перебирать надо…
Сначала отвезли Владимира Алексеевича, потом надо было развезти по домам остальных оперативников, и только Авсеев с Осмоловым возвращались на базу, чтобы сдать на склад оборудование.
Дверь подполковник Кирпичников открыл своим ключом. В прихожей его встретила жена, прикладывая палец к губам.
– Спит? – спросил подполковник.
– Только что уложила. У тебя в кабинете на диване постелила. Все беспокоился за машину. Он ее во дворе оставил.
– У нас двор спокойный, – Владимир Алексеевич разулся и прошел в большую комнату. Жена шла за ним следом.
– Будить? – спросила она, как только муж опустился в кресло.
– Сначала чаю попью. Пусть еще подремлет. Дорога скользкая и долгая. Устал, наверное. А потом назад ехать… Пусть подремлет. И я мысли в порядок приведу.
Это прозвучало как требование заварить свежий чай. Жена знала, какой чай любит Владимир Алексеевич, и поспешила на кухню. Но едва она позвала туда мужа, как вслед за ним появился достаточно молодой еще человек в гражданской одежде и чуть виновато представился:
– Следователь межрайонного следственного комитета пока еще при прокуратуре Сергей Сергеевич Водопьянов. Извините, Владимир Алексеевич, я тут с дороги слегка устал и с разрешения вашей супруги задремал. Мне еще назад ехать, а дорога скользкая… Еще раз извините.
– Почему «пока еще при прокуратуре»? – спросил Кирпичников.
– С нового года мы выходим из ее подчинения и становимся самостоятельным органом. Наверное, слышали. Об этом часто по телевидению говорят.
– Я телевизор не смотрю. Такое телевидение может нравиться только верхушке и людям малообразованным. Разумному человеку то, что творится на экране, претит. У нас народ не настолько вульгарный, чтобы считать такое телевидение нормальным.
Следователь старательно продемонстрировал сонный вид, который мешает ему воспринимать сказанное. И даже головой помотал, прогоняя остатки сна.
– Могли бы и еще поспать, – спокойно отреагировал на эту демонстрацию подполковник. – Это я распорядился предложить вам свой диван, – он и дома привычно оперировал уставными армейскими формулировками. – Но раз уж встали, будьте, как говорится, любезны, садитесь к столу. Я сам всегда сначала чай пью, отдыхаю так, чтобы напряжение дня сбросить, а потом уже спокойно ужинаю. Привычка с давних пор. Сейчас чайку попьем, поговорим, потом поужинаем, а дальше на ваше усмотрение – можете у нас переночевать, места не жалко, за постой мы не берем. Можете…
– Я бы предпочел остаться без ужина и пораньше выехать, чтобы домой до утра добраться. Меня на службе ждут. Будут готовы результаты всех экспертиз.
– Тогда можно разговаривать за чаем. Или вам это помешает вести протокол?
– Если вы не против, я просто запишу разговор на диктофон, вы подпишете чистый бланк, а я потом расшифрую текст. Подписывать нужно на каждой странице: «С моих слов записано верно» – и поставить подпись и дату.
Владимир Алексеевич пару секунд подумал и отказался от такого удобного варианта.
– Извините, меня служба приучила подписывать только то, что я вижу своими глазами. Пустые страницы я никогда не подписываю.
В самом деле, неизвестно было, что взбредет в голову этому молодому следователю и что он может внести в протокол. Вдруг пожелает обвинить кого-то и воспользуется при этом бездумностью свидетеля.
– Как хотите, – следователь чуть-чуть обиделся. – Тогда придется мне обойтись без чая.
– Я понимаю, служба, – с легкой иронией вздохнут подполковник Кирпичников. – Готовьте свои бумаги. Ручку дать?
– Спасибо. У меня все есть, – следователь расстегнул молнию на потертой кожаной папке.
Разговор оказался таким продолжительным, что без ужина рисковал остаться не только сам следователь, но и подполковник Кирпичников. По крайней мере, он, в лучшем случае, рисковал сменить поздний ужин на ранний завтрак. Но при этом, слушая то, что следователь называл вопросами, Владимир Алексеевич мысленно несколько раз похвалил себя за предусмотрительность, не позволившую ему подписать чистые бланки протокола допроса. Похоже, прокурорский был готов такого понаписать, что бедный отец Викентий, наверное, в гробу как вентилятор вертелся бы. Причем свое невесть как сложившееся мнение о священнике следователь считал единственно правильным и очень старался, чтобы подполковник Кирпичников с ним согласился. А слова Владимира Алексеевича о том, что он почти не знал священника и слишком мало с ним общался, чтобы составить более-менее цельное представление об этом
