Мне же это было безразлично. Мы всегда замечательно ладили. Не глубоко, но и не так уж поверхностно, – мы просто были одного поля ягода. Что странно: ведь раз он так отличался от всех остальных, а я думал, что ничем от них не отличаюсь, то что же это выходит, если я – совсем как он? Может, мы оба с ними не сочетаемся... Или у меня опять паранойя? Самое странное: чем больше мы общались, тем менее сексуальными становились наши отношения. Вы мне не верите, да?
Так оно и было, клянусь. Поначалу все было ужасно запутано. Я все время нервничал, что кто-нибудь заметит, как я на него пялюсь. Но когда ты с кем-то вдвоем, вполне естественно на этого кого-то смотреть, – а как только смотреть на Барри стало естественно, мне уже не нужно было смотреть на него
Вне школы мы все так же не виделись. Но наши автобусные разговоры утром и вечером постепенно помогли нам по-настоящему узнать друг друга. Если честно, говорил в основном я, так что Барри, наверное, узнал обо мне гораздо больше, чем я о нем. Да если вдуматься, я вообще почти ничего о нем не узнал. Он был очень скрытен. Но мы все равно много болтали, и ощущение было такое, будто мы знаем друг о друге все. Ну, кроме того, что я не мог ему рассказать. А поскольку он тоже мало что выдавал... Ох, я не знаю – мы просто стали близкими друзьями. Поверьте мне – так все и случилось.
Что приятно, эгоизм и соперничество, развалившие не одну мою школьную дружбу, в наши диалоги с Барри не влезали никогда. В его манере говорить было что-то такое, от чего возникало чувство, будто можешь задать любой вопрос, даже глупый, и он не засмеется, не осудит, а очень постарается дать прямой ответ. Весьма необычно для школы, где спрашиваешь, который час, – и тебя тут же опускают.
В результате дружба с Барри была мне крайне полезна: я понял, что могу наконец унизиться, собраться с духом и задать кучу вопросов, – до этого я всю дорогу из кожи вон лез, притворяясь, что знаю ответы.
Самая очевидная тема активно обсуждалась в январе и феврале 1987-го:
– Барри?
– А?
– А секс – какой?
– Гм... ох... э... Приятный.
– Насколько приятный?
– Гм... очень приятный.
– Блин, я уж думаю... Это просто?
– Просто научиться или просто заниматься?
– Черт! Хороший вопрос. Черт! Никогда об этом не думал. Э... и то и другое, наверное.
– Ну, видишь ли, зависит от многого. В первый раз немножко хитро, а потом совсем никаких проблем. А когда знаешь как... ну, если партнерша симпатичная, облажаться невозможно.
– Ага, понятно. Замечательно. Понятно. А бывают какие-нибудь упражнения – делать, чтобы в первый раз было попроще?
– Например?
– Ну, я, к примеру, слышал, что молочная бутылка с печеночным фаршем – совсем как вагина. Это правда?
– Не знаю. Никогда не совал член в молочную бутылку с печеночным фаршем.
– Я совал. Очень приятно.
– Что? Ты трахал молочную бутылку с печеночным фаршем?
– Да. Ну, как бы.
– Что значит – как бы?
– Ну, я не смог кончить. И поэтому немного нервничаю. Боюсь, что и в женщине не смогу кончить.
– Понятно. Я бы на твоем месте не нервничал. Уверяю тебя, женщины гораздо приятнее молочных бутылок.
– Черт. Да, ты прав. Какой я идиот. Ты прав. Не надо мне нервничать. Господи, да я только и делаю, что нервничаю.
– Может, если тебе кажется, что тебя не привлекают женщины, стоит подумать о сексе с мужчиной?
– ЧТО?! ЧТО?! ИДИ ТЫ... ИДИ В ЖОПУ!.. МУДАК ПОГАНЫЙ!.. ЧЕРТ!.. ИДИ ТЫ! О чем ты говоришь? Я этого не говорил! Иди в жопу! Я вообще этого не говорил, кретин чертов.
– Хорошо, хорошо. Расслабься. Совершенно не из-за чего так возбуждаться. Просто сказал, вот и все.
– Так вот и нечего.
– О господи – ну вот гомофобия-то зачем?
– Это не гомофобия. Просто я – не какой-нибудь пидор гребаный, вот и все.
– Ты так переживаешь. У тебя явно проблема.
– У меня нет проблем. Это ты об этом заговорил. Это за тебя надо переживать.
– Переживать?
– Да, Барри, переживать. Ты же об этом сказал – откуда у тебя такая мысль взялась вообще?
– От дяди.
– Что?
– От дяди. Он гей.
– О черт! Ты знаком с геем.
– Знаком. И он очень хороший.
– Э-э-э, хех – так это у тебя в генах.
– Ох, Марк, я тебя умоляю. Не будь таким мудаком.
– Нет, это ты не будь таким мудаком.
– Ты мудак.
– Нет, это ты мудак.
– Ты полный мудак.
Обычно все иначе. Вы, наверное, застали нас в неудачный день.
Глава шестнадцатая
Одним из первых судьбоносных шагов в разрядке напряженности между Востоком и Западом 1987 года стала тусовка для шестого класса, которую устроил на речном трамвае свежесформированный «общественный комитет». Тусовку организовал Джоэл Шнайдер, который продемонстрировал замечательную деловую хватку: в одиночку продавал билеты и любезно взял на себя бухгалтерию. Где-то по дороге несколько сотен фунтов испарились, но бухгалтер клятвенно подтверждал безупречность продавца билетов, и наоборот. В общем, деньги так никогда и не нашлись.
На целую ночь наняли кораблик, который должен был пропыхтеть по Темзе вверх и вниз, и все шестиклассники из двух школ, у кого в организме притерлись друг к другу хоть парочка гормонов, явились на борт, заплатив за это удовольствие Джоэлу Шнайдеру по пять фунтов с носа.
Корабельные тусовки – пытка. Опаздывать нельзя, свалить пораньше нельзя, – и все это напоминает пьесу Сартра.
Когда я вышел у набережной Виктории, на тротуаре напротив стояла компания парней – я почти никого не видел раньше без школьной формы – и какие-то девчонки, которых я смутно опознал. Большинство, похоже, уже надрались, и что-то подсказывало, что мне предстоит один из самых неприятных вечеров в жизни. Возник соблазн бежать, отправиться на метро прямиком домой, но меня уже запеленговали. Кто-то крикнул мне через улицу: «Привет». Я ответил, перешел дорогу и тем подписал себе приговор. Следующие пять часов жизни придется провести с этими людьми.
Мы заползли на корабль и принялись пить.
