Московские министры покинули нас, все же люди важные и занятые, а мы с майором, пожав один другому руки, начали думать над тем, как отряду пройти через дикарей и выйти к владениям Тульского Патриархата. Красин о многом мне рассказал, делился информацией, ничего не скрывая, и предоставил подробные карты Москвы и северных районов бывшей Тульской области. В плане ценных сведений, всего за день, из разговоров с майором, я узнал о Всероссийском диктате больше, чем за все то время, что мы в нем находились. Ранее, о том, как ведутся боевые действия против «зверьков», я имел только самое общее представление, а после общения с майором, картина всего происходящего на фронтах Всероссийского диктата, стала вполне ясна.
Дикари пришли с востока, вывалились немалыми ордами из лесов, и поначалу, московская разведка на них внимания не обратила. Подумаешь, дикари. Для того чтобы их отбить, достаточно одного батальона. Но не тут-то было. Первым под удар неоварваров попал городок Черусти. Незваных пришельцев было пять тысяч, включая самок и подростков, а против них выступило пара сотен местных ополченцев, взвод огневой поддержки из гренадерских войск и две роты стрелков из КМО. Бой продолжался два часа, москвичи потерпели сокрушительное поражение, потери в бойцах достигли девяноста процентов, а город Черусти, из которого так и не эвакуировали мирное население, был захвачен.
Диктатор отреагировал настолько быстро, насколько смог. Навстречу неоварварам вышли самые лучшие его части и, как мне намекнул майор, дело было не в том, чтобы спасти людей, а в желании Степанова прикрыть Шатурское направление и находящуюся там ГРЭС. Пока сборы и суета, да пока воинские контингенты с частями усиления и техникой перебазировались к Черусти, к дикарям подошли подкрепления, они оприходовали добычу и двинулись дальше. Войска Степанова встретили их на подготовленных позициях и в ходе крупного сражения, где с одной стороны находились пятнадцать тысяч «зверьков», а с другой регулярные соединения Москвы, победа осталась за москвичами. Дикари были уничтожены без всякой жалости, и именно с этого момента, а не с даты нападения на Черусти, местные власти ведут отсчет войны, которую цивилизация вела против варварства.
Орды с востока шли одна за другой без остановок. Все они были разными по численности и составу. В одних были преимущественно женщины и дети, и такие уничтожались с легкостью. Другие, являлись самыми настоящими армиями во главе с генералами — военными вождями, вроде той, которая сейчас идет от потерянного четыре с половиной года назад городка Ожерелье, и если Красин прав, а учитывая его опыт, он, скорее всего, прав, утром на оборонительном участке прикрывающем Каширскую ГРЭС, начнется сражение.
Основные силы моего отряда, доставленные прошлой ночью в это место автотранспортом, готовы к выдвижению на пути миграции дикарей, но здесь неспокойно, грядет бой, и принимать в нем участие нам не стоит. Еще в полдень, не зная о том, что движется боевая орда, я связался с Лидой, которая оставалась возле Дмитрова, и дал ей команду погулять сегодня вечером в городе и спровоцировать несколько конфликтов. Затем, через Яхрому — Зеленоград — Истру — Звенигород — Голицыно и Наро-Фоминск, обходя Москву, прорываться к линии фронта. Там группа Белой должна ее перейти и, тихой сапой, минуя Боровск и Малоярославец, прошмыгнуть к Калуге, которая удерживалась местным вольным народом. Там-то мы и должны встретиться, хотя москвичам я говорю о том, что собираюсь идти на Тулу.
Дороги назад нет, выходить на связь с группой Лиды не получается, они уже начали работу, а Красин предлагает или отложить выход, или же перейти на иной участок фронта, например, направиться к Чехову. По-хорошему, к его словам стоило бы прислушаться, но время поджимает. Утром Москва узнает о том, что Белая с бойцами покинули временную стоянку у Дмитрова, и высокое начальство скомандует своим войскам задержать нас. Не хочется лить кровь честных воинов, которые дерутся за свою родину, а значит, в ночь, не взирая ни на какие преграды, надо уходить.
— Ну, и что решил? — прервал мои размышления Красин.
— Выходим в первых сумерках. Через пару часов ваши егеря вернутся, начнет темнеть, и мы пойдем.
— Дело твое, но я считаю, что ты рискуешь.
Не дожидаясь моего ответа, майор резко развернулся, и по проходу направился в сторону батальонного командного пункта. Видимо, пошел мариновать мозг командиру оборонительного участка.
Посмотрев ему вслед, я развернулся в противоположную сторону, прошел с десяток метров, повернул вглубь позиции, разминулся с солдатами, которые тянули на позицию АГС, и оказался в самом центре периметра. Именно здесь находились склады, батальонный штаб и жилые бункера, куда нас определили на временный постой. Где-то, совсем рядом, играет гитара, слышен голос одного из наших парней, напевающего новую песню, и веселый гомон московских солдат. Все здесь, как и в любой иной воинской части, такие же люди, как и мы, ничем не похожие на своих политиков, желающих нажиться на оказавшемся на их территории вольном отряде из другого государства.
Спустившись по ступенькам вниз, я оказался в просторном жилом отсеке, пятнадцать на двадцать метров, в котором остановились офицеры и сержанты моего отряда. Боевые соратники занимаются своими делами: отдыхают, перепаковывают рюкзаки, чистят оружие, прошивают дратвой ботинки и латают перед дальней дорогой одежду.
— Когда? — сразу же спросил Игнач, поднявший голову от стола, на котором лежала предоставленная Красиным карта Каширского района.
— Егеря скоро вернутся. На разговор с ними отвожу двадцать минут, и выступаем. Готовьтесь.
Сержанты, знающие, что необходимо делать, покинули подземелье, а офицеры продолжали заниматься своими делами. Вместе с Крепышом мы подсели к Игначу и, совместно, еще раз прикинули наш маршрут. Не тот, про который знали московские министры и Красин, а другой, настоящий. Выходим в ночь, двигаемся в сторону Мордвеса, но, не доходя до него, поворачиваем на запад и идем параллельно развалин населенных пунктов Иваньково — Заокский — Таруса. Вроде бы, все верно, места стоянок отмечены, местность московскими лесовиками изучена неплохо, так что наша задумка вполне осуществима.
Единственная проблема, которая меня озаботила, это как нас встретят в Калуге. Насчет Тульского Патриархата понятно, Москва с теократическим режимом, который правит в бывшей Тульской области, контачит, но не дружит. Там нас могут выдать, особенно если высокое московское начальство попросит, а заодно чего-нибудь патриарху и митрополитам отсыплет щедрой рукой. А вот Калуга дело другое. Тамошние вольные люди диктатора Степанова ненавидят лютой ненавистью, и всех, кто приходит из Москвы, очень хорошо проверяют. Как бы, чего доброго, нас за шпионов не приняли. Впрочем, время покажет, какова там обстановка на сегодняшний день. Мы люди тертые, жизнь видели с самых разных ракурсов, и со свободными людьми общий язык найдем.
— О чем задумался, Мечник? — после окончательного решения по предстоящему выходу в ночь, заметив, что я по-прежнему сижу у стола, спросил меня Крепыш. — За Лиду переживаешь?
— Все вместе, братан. И за Лиду, и за парней наших, которые с ней остались, и за путь-дорогу дальнюю.
— Нормально все будет, — вновь всматриваясь в карту, сказал он. — Лида, баба такая, что где угодно пройдет, профессионал, да и наши бойцы, после всего, что с нами было, до Калуги, в любом случае дотянут.
— И то верно.
Крепыш сделал на карте пару пометок и, сменив тему, произнес:
— До сих пор не понимаю, как москвичи такую большую территорию держат и почему дикари их до сих пор не задавили. Будь у меня такие силы под рукой, при желании, я бы здесь камня на камне не оставил.
— Да, ты агрессор, — усмехнулся я.
— Причем тут агрессор. Просто реально не понимаю, как такая ситуация сложилась. Ты с московскими офицерами много общался, может быть, разъяснишь, что тут и как?
— Постараюсь, — тоже сосредоточившись на карте, я взял в руки карандашик, и стал им водить по покрытой пленкой бумаге: — Смотри. Дикари действует на наш взгляд странно, это факт, но на то они и «зверьки», почти позабывшие, что некогда, их дедушки и бабушки были людьми. Они подобно животным, бредут по земле в поисках пропитания для себя. Размножились, территория, на которой они проживают, всех прокормить не может, они выселяю молодежь и особо буйных мужичков из своей среды, а те уже
