Отец Серапион замолчал, левой ладонью ухватился за простой деревянный крестик на своей груди, и глаза его смотрели только в темные небеса. В этот момент, в его взгляде был такой фанатичный блеск, что понять, о чем же мечтает молодой священник, не составляло труда. Наверняка, он уже представлял себя победителем злых еретиков и мерзких сатанистов, и видел себя в будущем самым настоящим героем и Ниспровергателем Злокозненного Сатаны.
«Ну-ну, — сама собой, промелькнула во мне не лишенная ехидства мысль, — давайте, топайте на юг, Воины Христовы. Сектанты вам таких люлей наваляют, что до самой Тулы будете без остановки драпать. Впрочем, время покажет, что будет дальше и чем закончится великий крестовый поход за веру».
— Серапион, — прерывая мечты молодого священника, спросил я, — так что там дальше в этой поэме было?
— Магистра крестоносцев убивают неблагодарные крестьяне. Король желает их покарать за смерть своего сподвижника, который помог ему взобраться на трон, но милует их и признает, что магистр не всегда и не во всем был прав, особенно в плане общения с противоположным полом.
— Очень поучительная история. По возвращении домой, обязательно поищу книги этого замечательного поэта.
— А давайте я вам житие святого Серафима Саровского перескажу. Вы не против?
Юный крестоносец приготовился к рассказу, но я приподнял перед собой раскрытые ладони и, улыбнувшись, произнес:
— Нет уж, лучше не надо. За минувшие дни, про ваших святых я узнал столько, что мне, пожалуй, хватит.
— Как скажете, капитан…
Серапион сел на бревно, которое лежало возле костра напротив меня, а я посмотрел на сидящих рядом с ним более опытных священников. Первый, так, ни рыба, ни мясо, полностью управляемая личность, отец Питирим, сгорбленный мужчина двадцати пяти лет, по внешнему виду, семидесятилетний старик. Хороший исполнитель, но сам по себе, полнейший овощ, в свое время наслушавшийся проповедей и решивший самоистязанием добиться прощения своих грехов. Видать, Питирим получил, чего желал, но при этом превратил себя в полнейшую развалину. Второй, глава направленной в Воронеж миссии, отец Герман, невысокий толстячок с простецким и добродушным лицом, мозг которого работает как часики и фиксирует каждую мелочь, которую он видит вокруг. Очень опасный и хитрый человек, не иначе, как профессиональный шпион и, возможно, убийца. Когда ему кажется, что за ним никто не наблюдает, он двигается мягко и очень плавно, так, как будто в любую минуту готов вступить в рукопашную схватку, а на людях, подобно поросенку, много суетится, повизгивает и бегает без всякого толка.
— Отец Герман, — обратился я к толстячку.
— Да? — расплылся тот в доброй и обаятельной улыбке.
— Мы с вами вчера не договорили. Как там отец Евстафий поживает, который все же смог от Кубани к вам в Тулу добраться?
Герман перекрестился, прошептал что-то неразборчивое, и ответил:
— Плох отец Евстафий. Многое этот святой человек претерпел в трудном пути, потерял всех своих воспитанников, кто шел с ним, и исстрадался душой, но все же дошел к Цитадели Света, благословенному граду Туле, и имел встречу с самим патриархом. Теперь же он болеет, но мы все ежевечерне молимся за его выздоровление и надеемся на то, что вскоре он поправится, и сможет вернуться в Краснодар.
— Понятно, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес я, и задал следующий вопрос: — И что, отец Герман, вы, в самом деле, надеетесь одолеть Внуков Зари?
— Вне всякого сомнения, капитан. С нами Бог и истинная вера, а значит, победа нам обеспечена. Конечно, поход будет труден, и многие воины падут, но их жертвы будут не напрасны. Да, мы многое потеряем, но церковь одержит очередную победу над Воинством Сатаны и, кроме того, власть святой матери церкви распространится на одичавшие земли. Вместе с крестоносным войском пойдут отцы- наставники, которые будут возвращать заблудших овец на путь Христов. И это будет двойная победа. Кстати, капитан, не желаете ли принять святое крещение? Завтра мы будем переходить Дон, и я могу провести обряд. Заодно и ваших людей окрестим.
— Нет. Желания такого не имею, да и люди мои, от своих верований и взглядов, какие бы они ни были, отрекаться не собираются.
— Очень жаль. А ведь имя у вас христианское, и не один православный святой, с честью носил его.
— Имя, положим, греческое, и образовавшееся задолго до Рождества Христова. А что касается святых, то не Александра ли Невского вы имеете ввиду?
— Да, — Герман согласно кивнул головой. — Именно его, защитника православия и всей земли русской от монголо-татарских захватчиков.
— Все относительно, отец Герман. Для вас Александр Невский святой, а для меня отличный воин и превосходный политик. И если размышлять над его личностью всерьез, то я сильно сомневаюсь, что он был настоящим христианином.
— Вы можете привести примеры?
— Хорошо. Вы в курсе того, что Александр Невский имел золотую пайцзу на управление Русью, полученную им в Каракоруме? Причем, точно такую же, какая была у хана Батыя, то есть, равнозначную ей по силе и власти. — Герман отрицательно помотал головой и я продолжил: — А вы знаете, что этот князь был побратимом старшего Батыева сына Сартака? — снова отрицание и следующий вопрос: — Тогда, может быть, вы знаете о том, что когда его родной брат Андрей Боголюбский поднялся против монголов, Александр не пришел ему на помощь? А даже наоборот, отозвал всех своих воинов из его дружин, хотя мог бы просто выехать перед ордой, показать пайцзу и остановить разгром восставших? Или, как пример, участие русской пехоты в походах золотоордынцев на Грузию. И там и здесь, по идее, православные люди, вот только наши воины церкви сметали и сжигали в самую первую очередь, и грузины, просили у монголов мир на любых условиях, только бы те отозвали злых северян. А что вы знаете про тумен «Урусов Славный Верностью», укомплектованный из славян, который постоянно находился в Каракоруме и составлял гвардию хана Хубилая?
— Нет, я всего этого не знал.
— А я знаю, потому что ищу знаний, а не веры. И сложив только лишь эти хорошо известные факты из жизни Александра Ярославича Невского воедино, можно задаться вопросом, а правдива ли официальная история, которую писала православная церковь и династия Романовых, и такими уж христианами были те, кого за подвиги, ум и силу, помнит, уважает и любит русский народ? Вы ставите над собой веру, а я полагаю, что превыше всего разум. Для меня слепая вера, хуже яда, и я считаю, что каждый разумный человек, должен критически воспринимать любую информацию и из всего делать свои выводы.
— То есть, — монах прищурился, — вы отрицаете любую веру и религию?
— Неправильно. Я отрицаю слепую веру, которая от незнания истоков религии и своих корней, превращается в мракобесие, и делает из Гомо Сапиенса даже не обезьяну, а натурального барана, которого всегда можно отбить от стада и кинуть на жертвенный алтарь.
Герман не ответил, продолжать дискуссию не захотел, и после недолгого молчания, разговор сам собой перетек на иные темы, которые мне были совершенно не интересны. Священники что-то рассказывали подошедшим к ним возницам. Купцы, они же дружинники пограничной стражи Воронежского анклава, спорили с моими бойцами о достоинствах и недостатках того или иного оружия, а я, покинув место у костра, отправился прогуляться по лагерю.
Рядом пристроился Лихой и пес был спокоен. Значит, в окрестностях, по которым он уже пробежался, врагов не наблюдается.
Обход много времени не занял, боевые дозоры службу несут справно, воины сыты, кони почищены и стреножены, и только чуть в стороне, возле рации колдовали связисты и Кум. До меня донеслись их тихие смешки, и я подошел ближе.
Кум заметил меня почти сразу, шикнул на своих подчиненных и, встав с плащ-палатки, раскинутой на
