– И что же он натворил, этот князь?
– Двух человек прикончил.
– Так, так. Убийца, значит. Будем разбираться. Развяжите его.
С Олега сняли веревки, он расправил руки, принял независимый вид.
– Почему ты стал убийцей? – спросил главный стражник.
– На меня напали и хотели ограбить, – ответил Олег, придумавший ответ, пока его вели. – Что мне оставалось делать? Это несложно проверить, рядом с грабителями должны валяться их кинжалы.
– Это так? – спросил начальник у своих стражников.
– Да, он говорит правду. Вот оружие тех двоих.
– А почему не подчинился моим людям? Разве не знаешь, что за сопротивление властям будешь отвечать перед судом?
– Я – иностранец! К тому же – князь! Я требую к себе уважения! Я буду жаловаться!
Главный стражник немного подумал, решил: зачем ему связываться с каким-то высоким гостем, может, лучше дело столкнуть на вышестоящих начальников?
Приказал:
– Ладно, раз так, то отведите князя к префекту.
Префект Константинополя Халкидоний отвечал за снабжение продовольствием столицы, деятельность корпораций ремесленников и торговцев, а также за поддержание порядка. У него уже были неприятности из-за болгарских бояр, случайно задержанных на рынке и избитых его подчиненными; за это он чуть не лишился своего места. Повторения подобного, да еще с русским князем, он не хотел ни в каком виде, поэтому встретил Олега у порога своего кабинета, провел к столу, усадил в кресло, стал осведомляться о здоровье, о том, как устроился тот в Константинополе, нет ли каких жалоб. Получив удовлетворительные ответы, префект тотчас отправил русского князя с почетным сопровождением к лагофету дрома Николаю Калликлу, второму после императора человеку в государстве. В его ведении находились иностранные дела, вот пусть и разбирается с русским князем!
Лагофет дрома чрезвычайно обрадовался появлению русского князя в Константинополе. Дело в том, что Византийская империя в эти годы переживала тяжелые времена. В 1057 году с прекращением Македонской династии наступает полоса длительной анархии. За четверть века на престоле сменяются пять императоров. С севера Византия подвергается нападениям печенегов, из Италии ее вытесняют норманны, а на востоке турки-сельджуки захватывают всю Малую Азию и овладевают городом Никеей, расположенным менее чем в ста километрах от столицы, так что император из окон своего дворца мог видеть горы, принадлежавшие туркам. Империю потрясали народные восстания и смуты феодальной знати. Флота не было. От сухопутных войск оставались жалкие остатки. Империя была накануне гибели.
Конец тридцатилетней анархии положил переворот 1 апреля 1081 года, когда Алексей Комнин сверг Никифора Вотаниата и стал императором, основателем династии Комнинов. Это был энергичный, предприимчивый и незаурядный правитель. Он сумел мобилизовать все силы государства, а они были еще значительными: это и Константинополь, крупнейший торговый центр тогдашнего мира, и греческие города, являвшиеся производителями пурпуровых и шелковых тканей, и традиции византийской администрации, позволявшие извлекать из подвластной территории обильные доходы. Соседние народы постоянно изумлялись кажущейся неистощимости императорских сокровищ.
Другим источником могущества Византийской империи была хитрая византийская дипломатия. Путем подкупа, стравливания врагов и других приемов удавалось сдерживать натиск многочисленных врагов. В этой борьбе важную роль играли русские отряды, которые иногда сражались в войске византийцев. Православная Византия стремилась как можно теснее привязать к себе православную Русь. Именно поэтому второй после императора человек в государстве Николай Калликл так обрадовался русскому князю.
Как только Олег появился в дверях кабинета, Калликл встал из-за стола и направился ему навстречу. Одет он был в тунику, поверх ее был накинут долматик, вышитый на плечах и по краю; роскошную одежду дополнял палий – длинный кусок дорогой ткани с вышивкой и круговым вырезом горловины; длинное заднее полотнище он перебросил через левую руку. Широкое лицо его улыбалось всеми морщинами, ласковые и хитрые глаза ощупывали Олега самым внимательным образом.
– Рад, рад видеть русского князя в своих апартаментах, – говорил он, беря Олега за руку и проводя к столу. – Садись, князь, в это кресло, предназначенное для самых дорогих гостей. С какими целями и намерениями прибыл в нашу страну?
– С единственным желанием увидеть лучший в мире город, столицу великой Византийской империи, – отвечал Олег. – Я восхищен ее великолепным собором Святой Софии, многочисленными дворцами, а также самыми богатыми рынками. У меня будет что рассказать по прибытии на родину.
– Скажи мне, князь, кто сейчас правит на Руси? Последние купцы, с которыми я беседовал, называют имя Изяслава.
– Нет, Изяслав погиб в битве с половцами, – чуть помедлив, ответил Олег. – На престоле сегодня сын Ярослава Мудрого – Всеволод, мой дядя.
– А что твой отец, он жив и приближен к престолу?
– Нет, мой отец Святослав умер. Он был в свое время великим князем Руси и снискал своим правлением любовь и уважение подданных.
– Да-да, мне докладывали, припоминаю… Так почему же ты не наследовал верховную власть после его смерти?
– У нас существует другое правило передачи власти. Не от отца сыну, как в Византии, а по старшинству. После смерти великого князя Ярослава Мудрого правили его сыновья: сначала его старший Изяслав, потом мой отец, Святослав Ярославич, а теперь Всвеволод.
– Дай Бог великому князю Всеволоду многие лета правления! – подняв кверху руки, привычно проговорил лагофет дрома. – Но все мы смертны. Кто на сегодня является старшим в роде Рюриковичей? Кто наследует после Всеволода киевский престол?
В глазах Олега мелькнул бесовский огонек, но он его тотчас загасил, ответил смиренно:
– Как видно, придется мне. Я самый старший среди внуков Ярослава Мудрого. Остальные мои двоюродные братья младше меня.
После этих слов Николай Калликл взглянул на Олега с еще большей заинтересованностью, приблизил свое кресло к его креслу и спросил вкрадчивым голосом:
– И как видится будущему великому князю Руси его правление? Кто будет в друзьях у него, а кого он посчитает своим врагом?
– До посещения вашей страны я не мог точно ответить на этот вопрос. Однако сейчас такой ответ у меня есть. Я увидел военное могущество и несметные богатства Византии, поразительный расцвет культуры. Я покорен вашей страной, лагофет дрома, и Византия будет моим лучшим другом.
– Так-так-так, – оживился Калликл. – А против кого направит свой гнев будущий правитель?
– У нас главный враг – половцы, которые беспрестанно нападают на наши земли и разоряют города и селения. С ними у нас борьба не на жизнь, а на смерть.
– Ну, а нельзя ли как-то с ними замириться?
– Какой смысл? Мы мирились, потом снова ссорились. К тому же это такой народ, что сегодня они подписывают договор, клянутся в вечной дружбе, а завтра нарушают и договоры, и клятвы и снова нападают, разоряют и грабят.
– Жаль, очень жаль… А если бы Византия вмешалась в ваши дела на стороне Руси, принудила половцев к вечному миру? Как бы ты посмотрел на это?
– Но зачем вам? В чем ваш интерес?
– Самый простой. Нам бы хотелось, чтобы русские и половецкие полки ударили по печенегам, угрожающим нашим северным территориям.
«Это ты хочешь, чтобы русы умирали за спокойствие византийских границ! На-ко выкуси! Ничего у тебя не получится, дорогой лагофет дрома. Не на того напал!» – подумал про себя Олег, уже вправду считая себя наследником престола. Но вслух произнес:
– Я бы с удовольствием принял посредническую помощь Византии и действовал бы заодно с половецкими ханами против печенегов.
Калликл благосклонно взглянул на Олега, спросил улыбаясь:
