Невысокая сопка господствовала над местностью. К ней прилегала широкая лощина, которую отделял от аэродрома и посёлка Леастарес гранитный хребет. В нескольких километрах на севере бежала река, по которой разведчики пришли сюда, а на востоке далеко виднелась скалистая тундра, похожая на гигантские волны внезапно окаменевшего моря.
— Немцев будем бить здесь, — сурово сказал Чистяков, глядя на запад.
— Вчера они проморгали нас, а этой ночью их часовые, видимо, засекли наш маршрут. Бить наверняка, патроны жалеть. Главное — продержаться до ночи, а там — оторвёмся. Кто умеет громко свистеть? — спросил Ломов.
— Известное дело кто. Старый голубятник у нас — Миша Борисов, — ответил Шубный. — Он гонял свистом тульских жёлтокрылых, чумаков сизых, а вот чтобы немцев — не слышал.
— Вот и хорошо, — сказал Ломов. — Борисов! Когда прикажу, свистом дадите сигнал отхода, больше нечем. Не позволим врагу окружить себя, отойдём на ближнюю сопку. Пока немцы перегруппируются, пройдёт время, а там и ночь. Потом мы ведь в выгодном положении, лежим в камнях, а они идут. Если есть вопросы, говорите, может быть, советы какие…
— Можно мне? — приподнялся Громов.
— Говорите, только лёжа, — разрешил Ломов.
— Насчёт боя тут все ясно. А вот дальше куда теперь пойдём? Может, нам к заливу у Рыбачьего путь держать? Там брёвна остались, переплывём с Ерошиным ещё раз, пришлём катера. Самое близкое — домой…
— Ты смотри, расхрабрился как! А ведь верно говорит, брёвна остались, — поддержал Ерошин и добавил: — Готовь, Васька, штаны.
Улыбка прошла по лицам разведчиков, вспомнивших, как эти два смельчака без оружия шли по немецкому тылу и пришли к своим на полуостров Рыбачий, который теперь называют домом.
Ломов согласился с Громовым. Это решение он обдумал ещё прошлой ночью, поэтому и свернул на север. Но катера он хотел вызвать по радио.
Не хватало продуктов. Как ни экономил Чистяков, их почти не осталось. Целым сохранился только спирт во флягах, о нём как бы забыли. Обросшие щетиной матросы словно постарели, и Реймо уже не раз повторил по-русски слово «борода».
Норвежец, видимо, понял смысл разговора, подполз к Ломову. Он нерешительно, смущаясь, предложил на шлюпках уйти в Норвегию, чтобы немцы потеряли след отряда. У себя на родине он найдёт шхуну, а на ней в море — хоть на край света. Реймо затаил дыхание, нетерпеливо ждал ответа.
Ломов перевёл слова норвежца и задумался.
— Товарищ лейтенант! Думаю, толковое предложение. Хоть бы не в Норвегию, а километров за тридцать уйти в сторону, — живо согласился Чистяков.
— У моря всегда шлюпку найдём, — поддержал Шубный, и все почувствовали, что положение не такое уж и безвыходное.
Но всё же невесело было на душе. Приказ выполнили, но среди разведчиков нет Чупина и Драгунова…
Ломов поднял немецкий автомат и протянул его норвежцу. Глаза Реймо блеснули влагой. Он прижал к груди автомат, закивал головой и на родном языке, понятном ему одному, благодарил командира, матросов за доверие.
Донёсся шум приближающегося самолёта. Разведчики нырнули в укрытия под плащ-палатки. Наблюдать за воздухом остались Ломов и Ерошин.
Снежная крупа уже не падала. В чистом воздухе далеко были видны сопки. Невысоко в небе беззаботно плыли белёсые барашки облаков. Истребитель Me-109 кружился над сопками и можно было догадаться, что он кого-то ищет.
— Много не налетаешь без горючего, — с усмешкой сказал Ломов.
Бреющим полётом прошёл над сопками по кругу и ещё долго шарил в стороне на востоке.
Укрытия от снежной крупы и ветра замаскировали разведчиков от авиации врага.
— И это предусмотрел командир, — сказал Громов, сидя в укрытии.
— Предусмотрел. Не то что некоторые с широким клёшем, которые спят на вахте, егерей упускают, — пошутил Борисов и, глядя на покрасневшего Громова, дружески похлопал его по плечу. — Я шучу, Васёк. Чего только на войне ни бывает? Ты же не сам отпустил, а упустил. Вот и успокой себя этой грамматикой. А стыдиться надо, виноват. Устрой себе драйку, ох и помогает. Я тоже иногда отпущу гайки, а потом так подкручу — дыхнуть невозможно. Ну, а если в разведку идёшь или на операцию какую, тут, брат ты мой, не только все гайки подкручивай до отказа, но чтоб ни задиринки-придиринки к тебе не было, понял? Подумай об этом, о дисциплине-то, — серьёзно добавил он, глядя в открытые голубые глаза Громова.
— Немцы идут! — сообщил Шубный.
Отряд рассыпался по сопке, заняв круговую оборону.
По лощине со стороны аэродрома шли два немца, а левее, на сопке, показались ещё три автоматчика. Они двигались, не торопясь, далеко друг от друга, озираясь по сторонам.
— Ищут неуверенно, но почти без страха, думают, мы далеко на востоке, — шепнул Ломов Чистякову и посмотрел на часы. До темноты оставалось больше двух часов.
Ждали недолго. Трое автоматчиков подымались на сопку всё ближе к отряду, а двое свернули на север. Ломов не спускал глаз с патруля, и когда передний немец подошёл совсем близко, нервы его сдали. Короткая автоматная очередь разрезала напряжённую тишину. За командиром нажал на спусковой крючок кто-то из матросов. Автоматную стрельбу услышали двое солдат, ушедших на север. Они побежали обратно к аэродрому, иногда оборачиваясь на сопку, где погиб патруль.
Реймо, с разрешения командира, обшарил убитых и приполз, нагруженный тремя автоматами, патронами, шестью гранатами. Прихватил он и документы. Ломов положил их к себе в карман.
Ломов разделил отряд на две части. Чистяков, Громов и Реймо ушли на соседнюю сопку. Оставлять эту командную высоту Ломов сейчас не хотел. С двух сопок можно было обстреливать в широком секторе, создать видимость большого отряда. Две позиции затрудняли и окружение отряда.
Время шло. Разведчики сделали укрытия из камней, оставив амбразуры, наполнили патронами запасные диски. Только сейчас Ломов заметил на головах матросов сдвинутые на затылки бескозырки. Ленточки с золотыми якорями обнимали их плечи. Из-под расстёгнутых ватников выглядывали полосатые тельняшки.
— Идут! Идут, товарищ командир, — пробасил Борисов, пододвинув к амбразуре ствол автомата.
По лощине, со стороны аэродрома, шло человек пятнадцать немцев с собаками. Они быстро приближались. Метров за триста они свернули на юг и скрылись за ближней сопкой, а на ней уже показались вражеские автоматчики
Немцы хотели окружить сопку, где погиб их патруль, но по ним открыла огонь группа Чистякова. Тогда немцы решили, что отряд отошёл, и начали окружать другую сопку.
«Не иначе как дали приказ взять живыми. Тем лучше», — подумал Ломов и, дав возможность немецким автоматчикам подняться на склоны противоположной сопки, где находилась группа Чистякова, открыл огонь с тыла.
В это время на сопку, где находился Ломов, забрался миномётный расчёт немцев. Услышав рядом автоматную стрельбу, миномётчики кинулись бежать, но были уничтожены Шубным и Ерошиным.
— Вот к чему приводит неорганизованность, — сказал Борисов командиру и, довольный, заулыбался.
По камням били пули, с визгом рикошетили, но разведчики прекратили огонь, время сейчас работало на них.
К Ломову подполз молоденький Козлов и попросил разрешения добыть миномёт, торчавший около убитых немцев. Заманчиво было приобрести эту «лёгкую артиллерию». Ломов разрешил.
Козлов быстро пополз к склону сопки, остановился и, сжавшись в комок, прыгнул вниз за валун. Немцы открыли по нему огонь, но отважного разведчика прикрыли с сопок. Тяжело нагруженный, Козлов приполз обратно.
