себя и своих однопризывников. Свет там никто так и не включил и в темноте мигали красные точки сигарет, слышался хохот и бульканье разливаемой браги. Хмельной дух стоял на всю караулку. В комнате бодрствующей смены за столом сидел Барабаш и лениво перебирал костяшки домино. Может, ему и хотелось выпить, но помначкару лучше оставаться трезвым.
— Будешь играть в нарды? — пригласил он меня, когда я вошел.
— Я не умею.
— Чего там уметь? Самая мудрая игра… после перетягивания каната. Примерно столько же мозгов требуется. Смотри: у тебя и у меня по пятнадцать шашек. Ты свои гонишь отсюда — сюда. Вот тут у тебя «домик». Твоя задача — загнать все свои шашки в «домик» и потом «выбросить» их. Вот и все.
Игра показалась мне простой и соответствующей моему уровню развития. Я сел за стол и мы с Барабашем стали по очереди бросать зарики, передвигая по доске шашки. Мимо нас в спальное помещение прошел Мусин.
— А-а! Товарищ прапорщик! Давайте с нами, — пригласили его дембеля. Послышалось бульканье.
— Нет, мужики. На службе — не пью. И вы тоже, смотрите…
Голос Мусина не был ни злым, ни возмущенным. Будто так всегда и надо было, чтобы солдаты, находясь в карауле, распивали брагу и старший прапорщик давно привык к таким картинам.
— Товарищ прапорщик, — успокоили его из темноты, — вы же знаете: старый воин — мудрый воин.
— Смотрите, — повторил Мусин и вышел из темной комнаты.
Он остановился возле нас и некоторое время смотрел за игрой.
— Эх, растяпа, — несильно, по-отечески вмазал он мне подзатыльник, — кто же так играет? Смотри: он тебе уже «марс» поставил. Барабаш!
— Я, товарищ прапорщик, — откликнулся мой партнер не прерывая игры.
— Я пошел отдыхать, остаешься за старшего. После двенадцати помдеж придет проверять — разбуди меня. Вопросы?
— Никак нет, товарищ прапорщик. Все ясно. Отдыхайте.
— Ну, вот и отлично.
Мусин ушел спать, а наша игра закончилась тем, что Саня «выкинул» все свои шашки, а я половину своих даже не успел загнать в «домик».
«Марс».
— Хреново играешь, — оценил Барабаш и глянул на часы, — время. Выводи людей на посты.
И в этот раз я развел дембелей по постам таким же манером: отошли метров на пятьдесят от караулки, выкурили два косяка, я выстрелил осветительную ракету, минут через пять — вторую и, дождавшись дембелей с дальних постов, вернулся обратно в караулку. Рыжий вернулся позже меня и был очень удивлен той скоростью, с какой я развожу свои пять постов.
— Уметь надо! — объяснил я ему.
В самом деле, если Рыжему при разводе постов приходилось делать по полку круг длинной побольше километра, то мой маршрут был гораздо короче. Завидев ракету, дембеля снимались с постов чуть ли не бегом и времени на развод уходило совсем мало — только чтобы дождаться двоих со складов РАВ.
Однако время шло к полуночи и надо бы было поспать. Наркотический яд туманил голову и меня клонило ко сну. Но не судьба была мне поспать в эту ночь. Я зашел в спальную комнату и лег на свободный топчан. На соседних топчанах у дембелей во всю шло веселье. Термос мало помалу пустел, брага плескалась по кружкам и разговор клеился. Вспоминали свой первый год службы и свое «духовенство». Называли фамилии дедов, которые давно уволились в запас и уже второй год вкушали прелести гражданской жизни. Дайнека травил о том как он полез за бензином для зажигалки.
Обычное дело: привязал к зажигалке нитку, открыл бензобак, сунул в него зажигалку, дождался, пока вата пропитается как следует, вынул зажигалку и аккуратно ее вытер. Вот только к тому бензобаку был сверху привинчен КАМАЗ.
Для тех, кто не понял, поясню: дизель. На солярке работает. Никакого бензина в нем отродясь не было. Зажигалка, разумеется, была безнадежно испорчена, а сам Дайнека был нещадно бит дедушкой, пославшим непутевого духа ее заправить. Мирон, было вставил слово о мыслительных способностях Дайнеки, но Дайнека, не сбившись с дыхания, тут же вывалил историю о том, как сам Мирон полтора года назад прикуривал от трассера.
Спички в полку были в большом дефиците и, если появлялись в магазине, то моментально разлетались. Прикуривали кто от чего. Дедушки и черпаки от зажигалок, которые передавались из поколения в поколение, пока не ломались. Были даже приспособления из двух коротких проводков и маленькой спиральки от электроплитки. Концы проводков вставлялись в розетку, спиралька моментально розовела и можно было прикуривать. Такой способ требовал известной сноровки: если недодержать — спираль не нагреется, если передержать — перегорит. Духам прикуривать было не от чего: откуда у них зажигалка? Не заслужили еще. Поэтому, духи чаще всего прикуривали от трассеров и каждый дух носил с их собой в кармане. Немного, штук шесть. Если зубами вытащить пулю из гильзы, а из самой гильзы высыпать порох, то, вставив пулю обратно острым концом внутрь, получали удобное средство для прикуривания. Теперь следовало сильно постучать по трассеру чем-нибудь тяжелым и твердым: молотком или даже булыжником. Трассер воспламенялся, горючий заряд выгорал, накаливая пулю до бела и от нее могли прикурить три человека. Четвертый не успевал: гильза от пули нагревалась и начинала жечь руки. Приходилось срочно ее выбрасывать.
Дело, в общем-то, не хитрое — от трассера прикурить. Если тебе перед этим объяснят — как. Еще лучше, если покажут. Но Мирону никто ничего не показывал. Полтора года назад, когда Мирон был еще духом и служил в полку первый месяц, кто-то из дедов послал его прикурить. Мирон оббегал весь батальон, но спичек ни у кого так и не нашел. Тогда ему кто-то подсказал:
— Чего ты маешься? Прикури от трассера, как все люди.
Сказано — сделано.
Мирон пошел в оружейку, взял свой автомат, зарядил его одним единственным (молодец — хватило ума!) трассирующим патроном, вышел из оружейки и тут же, между палаток, выстрелил себе под ноги. Трассер вошел в грунт и Мирон принялся копать ямку, чтобы добраться до него и прикурить.
Война, конечно, войной, но выстрел в самом центре расположения полка да еще и средь бела дня — происшествие чрезвычайное. Кто его знает: что это за выстрел? Может, кто-то свел счеты с жизнью. Это еще ничего. Туда и дорога. А, может, кто-то рассчитался с сослуживцем. Это уже хуже: одного в могилу, другого — в тюрьму. На выстрел Мирона немедленно со всех палаток батальона высыпали пацаны и через минуту возле него собралась толпа и смотрела, как он ковыряет землю. Убедившись, что ничего страшного не произошло все разошлись по своим делам, посмеиваясь над «догадливостью» молодого бойца, а деды приказали черпакам провести с Мироном разъяснительную работу и научить его прикуривать как следует. Впрочем, в тот раз, кажется, все обошлось благополучно: получив пару раз по ушам, Мирон сам научился прикуривать и свой призыв научил.
Я лежал на топчане, слушал Дайнеку и не верил, что эти уверенные в себе и все знающие дембеля чуть больше года назад тоже были духами, как я сейчас. Еще больше мне не верилось, что через полтора годя я сам стану таким же. Умом я понимал, что разница в возрасте между нами — полтора-два года. Но тем же умом я понимал, что разница между нами — гораздо больше, возможно, целая жизнь. Нет, даже несколько жизней — жизней тех пацанов, которые не дожили до своего дембеля. А здесь сидят и травят байки те, кто выжил за два года в Афгане. Счастливчики, которых ждет Союз и скоро дождутся матери. А сколько из них не дожили? А сколько из моего призыва не доживет? А я — доживу?
Какой тут сон, когда такие мысли?!
— Эй, молодой! — окликнули меня — пить будешь?
Я повернулся на голос в темноте. Перед моим лицом замаячила кружка с ароматной брагой.
— Пей, разводящий.
«Нет, пожалуй, будет многовато», — подумалось мне, — «один чарс — коня с ног свалит, а если еще и бражкой отлакировать… Многовато будет. Совсем «вырублюсь».
— Пей, не держи кружку, — торопили меня.
