— Это ты про Катю, что ли? Выбрось из головы — он про тебя уже и думать забыл.
— Как — забыл?
— Ты думаешь, ему кроме тебя думать не о чем. Моя очередь.
Он оставил меня и юркнул к дежурному по полку Через минуту зашел и я.
— Ты кто? — спросил Лаврушкин.
— Второй взвод связи.
— Докладывай.
— По списку во втором взводе связи и втором БМП восемнадцать человек. Трое в наряде, пятнадцать в расположении. Больных, раненых и откомандированных нет.
— Молодец! — похвалил меня старший лейтенант, — канай отсюда. Следующий.
«Кстати, об автоматах», — подумал я, выйдя из штаба, — «надо почистить, пока не забыл».
В оружейке не было света, я на ощупь взял из пирамиды два акаэса, нащупал масленку и ветошь. Притащив все это сокровище в палатку, я, подстелив газетку, разобрал первый автомат.
— Как служба? — негромкий голос снаружи окликнул моего дневального.
— Нормально, товарищ капитан, — отозвался из-под грибка Курин.
В палатку зашел комбат.
— Все отбились?
— Так точно, товарищ капитан, — я встал из-за стола.
— Сиди-сиди, — комбат положил мне руку на плечо и усадил на место, — ты в шахматы играешь?
— Играю, товарищ капитан.
— Расставляй.
Не сказать, что я такой уж великий игрок в шахматы, но играть в них научился раньше, чем пошел в школу. У нас все мужчины в семье играли и мне нравилась эта мудрая, красивая игра. Комбату не спалось. Он думал о чем-то о своем, командирском, поэтому быстро вкатил мне первую партию. Увидев мат своему черному королю он удивился:
— Ого, Сэмэн! А ты, оказывается, еще и играть умеешь? Давай теперь я белыми.
Я расставил заново. Комбат сосредоточился на игре, но все равно продолжал думать о чем-то постороннем, потому, что он допустил несколько очевидных зевков. Великодушно не желая воспользоваться рассеянностью партнера, я «простил» ему пару глупых ходов, но все равно, хотя и чуть дольше, но дело снова окончилось матом.
— Не мой день, — вздохнул комбат, — пойду к разведчикам, может, там повезет.
Ему непременно должно было там повезти: Рыжий не умел играть в шахматы.
18. Сколько пружин в автомате?
Я, разумеется, воспользовался ключами, столь любезно предложенными мне после отбоя Саней Кравцовым. Под утро на меня напал такой сильный голодняк, который известен только старым потребителям чарса и солдатам первого года службы. Я быстренько нашел банки с кашей, ржаные хлебцы и прозрачные пакетики заварки с чаем «грузинский, № 36». На чугунной печке, которая обогревала палатку, я разогрел кашу, вскипятил чай и все это умял под хруст хлебцов. К утру автоматы были почищены и поставлены обратно в пирамиду, после подъема наведен порядок в палатке и вокруг нее, распахнуты двери для проветривания и после завтрака я доложил Михайлову:
— Товарищ лейтенант, за время моего дежурства происшествий не случилось. Разрешите сон.
Получив разрешение я лег и уснул, не реагируя на внешние раздражители. Меня разбудили только тогда, когда пришло время идти на заготовку для обеда.
После обеда Полтава спросил как бы невзначай:
— Как ты думаешь, сколько в автомате пружин?
Я почесал репу: а в самом деле — сколько?
— Три, — ответил я и, подумав, добавил еще одну, — четыре.
— Ты автомат вчера получил?
— Получил, — вопрос показался нелепым: он же мне сам его и вручил.
— Почистил?
— Почистил. Ночью. Вместе с автоматами управления.
— Покажи.
Я вынул ключи, отпер оружейку и принес свой автомат. Полтава снял крышку, посмотрел и ему не понравилось то, что там было внутри.
— Я сейчас буду чистить свой. Садись рядом, будем чистить вместе. Только не кури.
Курить действительно не стоило: в курилке стояла трехлитровая жестяная банка из-под капусты в которую до половины был налит бензин. Рядом с банкой лежали две старые и грязные зубные щетки.
— Разбирай, — приказал Полтава.
Делов-то! Я снял крышку, вынул затворную раму, вывинтил затвор, немного подумав, снял заодно и ствольную накладку. Полтава глянул и снова приказал:
— Разбирай дальше.
Что тут было разбирать?! Вот затворная рама. Вот сам затвор. Вот крышка, вот пружина. Вот лежит разобранный автомат: без крышки, без пружины, без затвора и затворной рамы. Мне от него еще приклад открутить?
Что тут еще можно разбирать?!
— Вытаскивай спусковой механизм, — подсказал Полтава.
Я заглянул в коробку автомата: спусковой механизм стоял на своем месте и был присобачен намертво.
— Подними пружинки и вытащи пальцы.
Вообще-то я туда пальцы и не совал, чтобы их вытаскивать…
И тут меня озарило: это же не о моих пальцах речь! Вот эти три беленьких стерженька — и есть пальцы!
«А что их тут держит?».
Я заглянул внутрь: две проволочки ложились в пазы пальцев, фиксируя их намертво в коробке. На этих-то пальцах и был закреплен весь ударно-спусковой механизм. Поддев проволочку изнутри, я надавил на палец снаружи: палец поддался и стал вылезать сбоку коробки. Через минуту на лавку упали пружина, курок и ударник.
— Клади их в бензин.
В банке уже вымачивался ударно-спусковой механизм, вытряхнутый из автомата Полтавы.
— А если перепутаем?
— И что? Детали все равно одинаковые: их на конвейере делают.
Я успокоился, кинул в банку автоматную требуху и стал чистить ставшую пустой ствольную коробку.
К нам подошел Тихон:
— Свой, что ли почистить?
Я кинул ему ключи от оружейки:
— Возьми сам.
Тихон вернулся и разложился со своим автоматом на соседней лавке.
Подошли Гулин и Кравцов:
— Мужики, и мы с вами. У вас бензина на нас хватит?
Я кинул ключи и им. Теперь мы в курилке чистили автоматы впятером.
Вообще, чистка оружия — это сделка солдата с Распорядком дня. С одной стороны — делом занят, с другой — не мешки ворочаешь. Все-таки, сидеть в курилке под масксетью намного приятнее, чем на открытом воздухе разгружать машину с углем. И никто не придерется, ни один, самый злой шакал не спросит: «чем вы тут занимаетесь?»: и так видно — чем. Оружие чистим.
