Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...

за май 1953 года, но из письма (как и из песни) слова не выкинешь, да и Сталина в те времена любили миллионы. Семенов, хоть и прислушивался всегда к мнению отца, его хорошее отношение к диктатору не разделял и иначе как «гадом» последнего не называл. Сам Семен Александрович в определенный момент «прозрел» и в одном из писем к сыну в начале шестидесятых охарактеризовал время Кобы «большим и продолжительным несчастьем»…

Поразителен отрывок, где Семен Александрович говорит о том, что начал молиться. Это робкое обращение к Богу «ортодоксального» коммуниста стало (для меня лично) дополнительным свидетельством его человечности…

Все, кто знал деда, рассказывали мне о нем восторженно. Голоса уже очень немолодых людей, вспоминавших его по работе в редакциях, начинали звенеть: «Это был прекрасный человек!», «Это был настоящий интеллигент!» Какие только лестные эпитеты ни сыпались. Дело было, видимо, в очень бережном и уважительном отношении Семена Александровича к друзьям и коллегам — независимо от возраста и занимаемой ими должности. Он умел объяснить, не унизив, пожурить, не оскорбив. В каждом старался увидеть Божью искру таланта, посоветовать, поддержать. Самым любимым его «учеником» был единственный сын. Характер отца во многом выкристаллизовался благодаря Семену Александровичу, с малых ногтей привившему ему любовь к русской литературе, истории, природе. Маленьким он вывозил его в лес — слушать пение птиц, смотреть на закаты. Позднее воспитал художественный вкус — советовал лучшие произведения классиков и современных авторов, читал вслух Пушкина, редактировал первые сыновьи рассказы и репортажи.

Они оставались очень близки до самой смерти Семена Александровича в 1968 году. За год до этого, будто предчувствуя близкий конец, он пригласит сына на свой 60-летний юбилей в такой форме: «Обращаюсь к тебе с просьбой: 15 и 16 июня быть в Москве. 15.06. в 17 ч. (вопреки моим протестам) по мне устраивают панихиду в Конференц-зале СП, а 16-го в 18 часов я собираю своих друзей в Мраморном зале ресторана „Москва“. Прошу тебя на эти часы в эти дни отменить съемки, заседания, ген. репетиции и забыть на худой конец Северный полюс. Все же первое и последнее шестидесятилетие отмечаю. Без тебя мне панихида не в панихиду и праздник не в праздник».

Через год после смерти Семена Александровича вышел роман Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны», который он посвятил памяти отца.

* * *

ПРОТОКОЛ от 30 апреля 1952 года

Подполковник Кобцов И. М.[33], майоры Моисеев П. М. и Коптелев А. Д. на основании ордера Министерства Государственной безопасности СССР за номером Ч-85 от 29 апреля 1952 года, руководствуясь статьей 175–185 УПК РСФСР произвели арест Ляндреса Семена Александровича.

Изъято для доставления в МГБ СССР следующее:

1. Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и к ней удостоверение № 0116012 на имя Ляндреса С. А.

2. Медаль «За оборону Москвы» и к ней удостоверение № 037144 на имя Ляндреса С. А.

3. Медаль «За взятие Берлина» и к ней удостоверение № 071331 на имя Ляндреса С. А.

4. Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и к ней удостоверение № 414966 на имя Ляндреса С. А.

5. Патроны к пистолету разные — 10 штук.

6. Патроны к охотничьему ружью 16 калибра — 7 штук.

7. Копия письма Ляндреса С. А. на имя секретаря ЦК ВКП(б) т. Суслова по вопросу устранения имеющихся в работе Издательства недочетов.

8. Список телефонов Московского Кремля.

9. Материал для книги Уэверли Рута «Секретная история войны», отпечатанный на пишущей машинке.

10. Материал Ляндреса С. А. по вопросу воздействия на человеческое сознание, отпечатанный на пишущей машинке, на 11 листах.

11. Краткий курс истории ВКП(б) с пометками и надписями на полях.

Опись имущества, на которое наложен арест

1. Кровать никелированная. б/у

2. Матрац волосяной. б/у

3. Машинка пишущая «Rheinmetrau».

4. Часы настольные 2-го часового завода в деревянном футляре.

5. Чемодан фибровый черного цвета.

6. Стеллаж для книг сосн. 41,5 м.

7. Книги разные 310 штук.

* * *

11.8. 1952.

Генеральному прокурору Союза ССР

Тов. Софронову.

ЖАЛОБА

29 апреля 1952 года органами МГБ СССР был арестован мой отец Ляндрес Семен Александрович.

4 июля 1952 года решением Особого совещания он был по 58 ст.п.п. 10 и 11 осужден на 8 лет тюремного заключения в Александровской тюрьме. 6 августа я получил письмо из пересыльной тюрьмы из Ярославля, написанное чужой рукой.

Письмо было от отца. Я выехал в Ярославль и там получил свидание. Моего отца вынесли на руках двое заключенных в сопровождении медсестры… Его разбил паралич, сидеть он не может, ходить — тем более. На спине у него сплошные волдыри, так как, чтобы перенести его с места не место, его тащат под руки. И вот этого больного человека после вынесения ему приговора направляют в Александровскую тюрьму. Его в теплушке везут в Александровск, оттуда в Ярославль, Кострому, Киров и, наконец, снова в Ярославль… В Вологде и Костроме отец лежал 4 суток на каменном полу и не имел, кроме куска черного хлеба, никакой еды… Это безобразное нарушение основного закона нашей Родины — Закона об уважении человека… Прошу Вас дать указание прокурору г. Ярославля немедленно перевести моего отца в Ярославскую больницу, где бы ему смогли обеспечить соответствующий уход…

После ареста отцу предъявили обвинение в том, что он, якобы, является запасным руководителем правотроцкистского, бухаринского блока, основываясь на том, что мой отец в период 1934–1942 гг. работал в газете «Известия», причем до 1937 года отец был помощником ответственного редактора газеты Бухарина. Но люди, ведшие следствие по делу моего отца, по-видимому, не учли, что есть документы, подтверждающие участие моего отца в разгроме троцкистской оппозиции в 1927 году. Это обвинение отец отверг и опроверг.

Следующее обвинение — отец — участник какой-то подпольной националистической организации. Во все время следствия отец ни разу, ни с кем не имел очной ставки, ему ни разу не предъявили ни одного документа, изобличающего его связь с какой-либо организацией. Отец отверг и это обвинение. Однако в приговоре пункт фигурирует.

Далее, отца обвинили в том, что он якобы говорил о том, что «плохо дело обстоит с укрупнением колхозов». Это, конечно, неправда. По возвращении из Галиниково-Собакино — опытной станции МГУ им. Ломоносова отец на заседании партбюро сказал: «Жалуются колхозники окрестных деревень, что председатель колхоза — пьяница, и срывает укрупнение колхоза». Вот все обвинения, которые были предъявлены отцу. Никаких документов, уличающих моего отца в преступлении, нет. Нет ни одного человека, который бы мог подтвердить преступление моего отца по 10 пункту 58 статьи.

Работники МГБ СССР во время следствия по делу моего отца безобразно нарушали установленные нормы поведения в СССР. Они нарушили Конституцию. Во-первых: мой отец подписал 206 статью в полубессознательном состоянии, когда у него были разбиты очки. Во-вторых: во время следствия, несмотря на неоднократные требования отца, он не смог ни разу поговорить с глазу на глаз с прокурором. В-третьих: на 12-й день после ареста отца разбил паралич и на допросы его возили в кресле. В-четвертых: работники МГБ СССР угрожали ему тем, что они засадят его навсегда в сумасшедший дом…