думкопфом.
— Именно тринаги. — Лама кивнул. — Это низшая каста разумных ящеров-нагов, живших когда-то в мире с людьми. Пока не пришли драконы и не поссорили нас… Послушного, говорите? А зря ли меня называют Змеиным Ламой? Поверьте, я знаю, что сказать взбешённому тринагу… Скорее уж, герр Отто, это я должен спросить, чем это вы так рассердили незлобивое существо?
— Оно сожрало нашу собаку! — нахмурился Отто, он же Эрик. — Наверное, мы с ним вежливо раскланяться должны были? — Он расстегнул плащ, показывая амулет.
О том, что древний артефакт оказал действие, прямо противоположное задуманному, он предпочёл умолчать. Сознаваться в обидной и опасной ошибке, да ещё при нынешних обстоятельствах, ему совсем не хотелось.
— А чего вы ждали? — Едва глянув, лама с отвращением отвернулся. — Вы-то сами как бы отреагировали, покажи вам какая-то крыса человеческий скальп?
Иные, вероятно, усомнились бы в правомерности подобного сравнения, но люди, только что шедшие в последний бой из мести за проглоченную собаку, восприняли его как само собой разумеющееся.
Между тем хвощи сменились могучими папоротниками, троица миновала залежи поваленных стволов, и природа вокруг удивительным образом переменилась. Съёмочная площадка «Парка Юрского периода» уступила место декорациям на тему северных европейских легенд. Над кронами вековой дубравы закаркало откормленное воронье, и карканье — это чувствовалось печёнками — было вещим, исполненным всех тайн бытия. Где-то дробно постукивали копыта, густо пахло волшебными травами, корой и готовой сбыться сказкой.
— Это что, мираж? Обман зрения? — закрутили головами арийцы. — Куда мы попали, коллега?
Они не были испуганы, даже особо удивлены, их распирало любопытство исследователей, оказавшихся в присутствии неизведанного.
— Увы, коллеги, это здешняя реальность, — усмехнулся Лама. — Не забыли небось, как самолётик ваш падал? И сам-то самолёт был не простой, да ещё этот менгир с древними рунами… Вывалить такое у входа в Шамбалу, или, как вам угодно выражаться, возле Портала. Да в полнолуние, когда энергетические каналы… А теперь удивляетесь, что хвощи соседствуют с дубами, верные шмайсеры отказываются стрелять, а тонкоматериальные поля, — (это уже касалось Эльзы), — не желают подчиняться. Ну прямо как во внешнем мире, где льют в реки отраву, а потом удивляются рождению телят с двумя головами…
— И чтобы мы всё это полнее прочувствовали, вы чуть не дали своему ручному чудищу нас слопать? — сощурилась фрау Киндерманн. — Стояли за кустиком и до последнего не спешили его отозвать?
— Конечно, — сознался лама. — Я хотел убедиться, что вы уже не опасны. И не попытаетесь снова убить меня. Иначе, видит Бог, не стал бы из-за кустика выходить… Впрочем, оставим прошлое прошлому. — Он раздвинул кусты и оглянулся на арийцев. — Мы пришли. Прошу за мной.
И он первым шагнул на уютную полянку, поросшую густой муравой. На одном краю рос исполинский — метров пять, а может, и все шесть толщиной — дуб, при виде которого русский человек точно начал бы искать глазами златую цепь и учёного кота. По другую сторону поляны виднелась… нет, не избушка на курьих ножках — огромный валун, силуэтом смахивавший на танк с отломанной пушкой. Из-под камня густо шёл пар и вырывался торопливый ручей, падавший в солидную яму, обложенную камнями. Поблизости красовался архаичного вида колодец — замшелый сруб, толстый ворот, деревянное ведёрко.
— Действуйте, воды хватит, — указал на яму тибетец. — Я пока одежду вам подберу и ужин поставлю.
Корзина у него на руке, между прочим, была не пустая, в ней теснились тугие румяно-шоколадные шляпки, не пребывавшие даже в отдалённом родстве с бледными магазинными шампиньонами. Лама повернулся и зашагал через полянку прямо к дубу, в замшелой коре которого неожиданно открылась маленькая дверь — если не знать, в жизни не заподозришь.
Отто посмотрел на часы.
— Дорогая, у нас осталось всего шестнадцать минут… — Он торопливо разделся (причём одежда местами отходила от кожи вместе с волосами, весьма болезненным образом) и, присев на корточки у края ямы, осторожно сунул руку в воду. — Ого, горячая… — И заторопился к колодцу. — Пятнадцать минут!
Поглядев на него, Эльза не стала дожидаться, пока её спутник доведёт воду до комфортных кондиций. Побросала одежду на травку и — скорей, скорей! — нырнула в спасительный кипяток. Скрылась в нём с головой… и всплыла с улыбкой облегчения и блаженства. На дне ямы, оказывается, бил холодный родник.
— Тринадцать минут четырнадцать секунд… — бешено крутя ворот, отсчитывал Отто.
— Иди сюда, здесь и так хорошо, — окликнула Эльза. — А то, чего доброго, действительно шкура слезет. Хватит уже нам на сегодня бедного Зигги…
Грибы Лама вычистил быстро. Крепкие боровики особой обработки и не требовали. Так, срезать самый корешок, обмахнуть с ножки песчинки, снять со шляпки иголочку да травинку… Наведавшись в дом- дупло, Лама вынес старинный объёмистый, финского образца котёл и повесил его на цепь над костерком.
— Как вы, штандартенфюрер, насчёт тушёного бобра? С грибами-то?
Отто успел решить, что сейчас ему предложат пойти добыть упомянутого бобра, да ещё и желчно прокомментируют, и хотел уже отовраться вегетарианством, но тотчас забыл всё, что собирался сказать, и застыл столбом, врастая в мягкую землю поляны. Он не видел, чтобы Лама подавал какой-нибудь знак, но сбоку наметилось движение и…
Нет, это не был одурманенный магией бобёр, обречённо шествующий прямо к котлу. Из папоротников возникло и неторопливо заструилось по траве существо почти столь же невероятное, как давешний ящер. Это была «всего лишь» здоровенная анаконда вполне бразильского толка. Метров восемь длиной. И толщиной с телеграфный столб. Она без спешки обогнула дуб, подползла к костру и замерла, преданно глядя на Ламу. Вот так и поверишь, что в родной Бразилии её родичей держат в качестве домашних питомцев, доверяя им охрану детей. В этот момент рептилия в самом деле напоминала пса, говорящего всем своим видом: «Здравствуй, хозяин! Чем тебе послужить?»
— А, это ты, дружок, — оглянулся Лама и бросил в котёл пучок зелёных стеблей, связанных ниткой. — Ну? Поделишься?
Отто мог бы поклясться — змея кивнула. После чего подобралась, вскинулась, разверзла ужасную пасть, по телу пробежала упругая волна, потом ещё и ещё… Эльза, заинтересовавшись, подошла ближе. Анаконда напрягалась и тужилась. Вот показался плоский хвост, задние перепончатые лапы, плотная крепкая спина… И выпал на траву тот самый бобёр. Несколько помятый в процессе охоты, но, что самое главное, абсолютно свежий. Без каких-либо следов воздействия желудочных соков.
— Спасибо, дружок. — Лама поднял бобра, погладил анаконду по голове и пояснил гостям: — На той неделе вот страуса приволок…
Когда запах от котла сделался невыносимо вкусным, Лама снял его с огня и повёл всех в обжитое дупло.
Внутри обнаружилась круглая комнатка, обставленная с северной обстоятельностью и очень ладно: стол на полозьях, вместо стульев — удобные выдолбленные чурбаки, но стенам полки с горшками, в сторонке большой ларь. Мохнатая шкура на стене, видимо, закрывала проход куда-то ещё.
Отто сел за стол, взял в руки деревянную ложку… И вдруг физически ощутил, как отодвинулся от него внешний мир. С его кругами, порталами, уровнями и проблемами. Зачем рваться куда-то, посягать на эфемерные высшие сферы, когда есть вот это?.. Дыхание потемневших стен, ароматный пар над чугунным котлом, а снаружи — шёлковая травка у родника и бледная ночь, плывущая над коронованными макушками елей…
— А хорошо здесь у вас, коллега, — нарушил ход его мыслей голос Эльзы. — Я бы только дополнила колорит оружием на стенах. Ну, например, каким-нибудь мечом. На худой конец — ножнами…
Она улыбалась, но в ледяных глазах стыл вопрос: куда волшебные ножны дел?
— Если вы, коллега, имеете в виду те магические ножны… увы, — развёл руками Лама, — у меня их уже нет. Экспроприировали.
