обезьяне. По имени Мгиви…
— Котёнок гиены называет падаль невкусной? — усмехнулся дед и достал из-за пояса тяжёлый нож-толлу. — Ну, давай тащи.
Он радовался и гордился — оба внука, похоже, дозрели до важных дел. Тех, которые касаются жизни и смерти.
Большие чёрные обезьяны были на самом деле не так уж и велики, — Мгави приволок трёх за один раз, ухватив рукой за хвосты.
Дед выбрал одну, ударом ножа снёс полчерепа и принялся смаковать бело-розовый, трепещущий под пальцами, по сути ещё живой мозг. Внуки последовали его примеру.
— Завтра будет славный день. — Дед вытер жирные пальцы и сказал, как о решённом: — Завтра мы возьмём тамтамы из кожи человека и пойдём к леопардам. Мы будем петь одним голосом, чтобы наша песня разнеслась далеко…
— Отец нашего отца, за что ты их так? — спросил Мгиви и глубже запустил пальцы в почти выпотрошенный череп. — Те, которых мы встретили сегодня, почтительно уступили тебе тропу…
— Это потому, что я стоял к ним лицом, — сказал дед. — Когда я поворачиваюсь спиной, они начинают жечь костры и твердить, что чёрные буйволы охромели. Эх, жаль, нет у меня «флейты небес»… Мгави, сходи принеси ещё по одной.
— Что такое «флейта небес»? — спросил Мгави, подавая деду новую порцию лакомства.
Повисла пауза, старый колдун посмотрел на внуков грозно и оценивающе.
— Это страшная тайна, — ответил он наконец. — Не отсохнут ли у вас уши? Не остановятся ли сердца?
«А может, и рановато я с ними про неё заговорил…»
— Да пусть нас живьём сожрут муравьи! — Братья вскочили, прижали руки к груди, снедаемые любопытством. — Уши впустят твои слова прямо в сердца, и сердца выдержат, уста же будут молчать, словно камни в земле! Мы сказали!
— А я услышал, — со вздохом кивнул дед. — Это давняя история, никто толком ничего и не знает. Во времена первых людей на земле вдруг появилась флейта… Говорят, её дали Боги. Но больше похоже, что её подсунули бледные духи, те, что приходят к нам из нижнего мира.[127] Стоило сыграть на ней песню жизни, и всё вокруг расцветало: отступали болезни, прекращалась вражда, охота была удачной, и на пирах содаби лился рекой. А если играли песню смерти, то вместо содаби рекой текла кровь, и бесконечной чередой приходили разные беды. Много, очень много раз приходили… Пока не собрались из всех деревень великие колдуны и не решили, что флейте лучше умолкнуть. Совсем. Или, по крайней мере, до лучших времён. По их воле нагубник от флейты был спрятан в одном месте, а сама флейта — в другом…
Дед замолчал, положил на землю пустой череп и снова испытующе посмотрел на внуков:
— Значит, говорите, как камни в земле?
— Да, о отец нашего отца, о да! — закивали братья. — Как обезглавленная мамба в глубине муравейника!
Они ещё и не такие клятвы готовы были принести. А ну как дед передумает и замолчит? И что, спрашивается, они сами тогда будут рассказывать своим детям и внукам?
— Ну, если как обезглавленная мамба в муравейнике… — качнул седеющей головой дед и вытер толлу о траву. — Где находится сейчас нагубник флейты, мне неизвестно, а вот сама она спрятана в наших землях. Там, где встаёт солнце, по ту сторону Змеиных трясин, за Пустыней Смерти, в Древнем Городе Мёртвых. Там есть вход в Подземелье Духов, запертый магическим замком. Запертый уже много- много сотен високосных лет…
Старый колдун и сам не заметил, как перешёл на шёпот, звучавший угрожающе и зловеще. Казалось, это не человек говорил, а шипела мамба. Вполне живая и очень рассерженная.
Однако братья были не из пугливых.
— И всё-таки, почему за столько лет никто её не забрал? — Мгави бросил пустой череп в траву. — Потом, глядишь, и нагубник бы отыскался…
— Многие так думали, — строго глянул на него дед. — Только ни у кого покамест не вышло. Без Родового Слова и без змеиного камня ни за что не пройдёшь даже трясину, там и останешься. А пройдёшь, окажешься в пустыне, где земля проросла незримыми иглами, пронзающими тело и мозг. Если не выпить Напиток Силы и не успеть пройти пустыню в одну ночь до восхода, тебя вывернет наизнанку, так что кожа окажется внутри, а кишки снаружи. Но не это самое страшное… — И без того угрюмый дед окончательно посуровел. — Главный ужас — в Подземелье Духов, где лежит волшебная флейта. Много тысяч лет назад в Городе Мёртвых жили люди-великаны. Они вели смертельную войну с захватчиками- драконами и в итоге выгнали их из нашего мира, но те, даже побеждённые, успели наставить капканов. Эти ловушки так и называют — «семя дракона», и сколько их в Подземелье Духов, не знает никто. Сработает ловушка, и тебя уже ничто не спасёт, рано или поздно ты превратишься в дракона. Печенью матери своего отца клянусь, флейта того не стоит… Тому, кто владеет своей ньямой, неплохо и без неё.
Чувствовалось, что он немало об этом размышлял. Примерял на себя. Тоже ведь когда-то был молодым. И даже в старости не был вполне уверен, что принял правильное решение.
— А у того, кто превратится, что — крылья вырастут? — рассмеялся Мгави. — И хвост?
— Не смейся, парень, не всё так просто, — покачал головой дед. — «Семя дракона» не зря так называется, это частица его души, злая и кровожадная. Потревожь её, и чужая суть войдёт к тебе в желчный пузырь, обитель души. И засядет там, как заноза. Начнёт врастать. Если душа у тебя сильная, злой дух победит не сразу… Может, через день, может, через десять лет, но всё равно победит. Потому что дурную траву только пусти в поле, и всё, пропал урожай. И будешь ты уже не человек, а дракон. А для дракона наш мир чужой. И люди ему чужие. Ему не нужна любовь, ему не нужна дружба, ему не нужен смех детей, ему не нужно солнце, встающее на востоке. Наш мир для него — это просто кормушка, полная сумка еды, и он будет хищно брать из нее, не считая и не боясь человеческой крови…
Давно дедушка не говорил так много и складно.
— Так что же, никак нельзя уберечься от этих яиц? — снова спросил Мгави. — Неужели даже ты, о родитель нашего отца, не осмеливаешься войти в Подземелье Духов? Ты, чьим именем воины атси обращает в бегство врагов?..
— Ну… — Старик отхлебнул из тыквенной фляги начавшее скисать пиво, недовольно сплюнул и задумчиво вздохнул. — Великие колдуны, те, что прятали флейту, благополучно вышли наружу, не превратившись в драконов… А значит, зияли Заветное Слово и имели столько ньямы, что могли ядовитое семя ногами по земле растирать… Да, кстати, — резко оборвал он разговор, поднялся на ноги и посмотрел на Мгави. — Там ещё остались обезьяны? Шесть хвостов, говоришь? Бери два, отдашь дома женщинам, пусть сделают пойке…
— Бегу, о отец нашего отца, — блеснув глазами, рванулся с места Мгави. Вот бы знать, чему он так радовался? Что замышлял?..
