он торопливо вскинул голову, но тревога оказалась ложной. По улице мимо особняка всего-то прошли мужчина и девочка, и после общения со старцем Григорием Вован уже не удивился ни их одеяниям из белого полотна, ни катившемуся следом плотному клубу то ли дыма, то ли тумана. Ещё ему почудилось, что девочка оглянулась, но это он заметил уже мельком, поскольку был занят делом более важным — осматривал комнату на предмет места для импровизированного тайника. Известно ведь: важно не только заработать, но и в целости заработанное сохранить…

Наконец ему удалось без лишнего шума приподнять одну половицу. Оставив на кармане внушительную «котлету»,[4] Козодоев укрыл под половицей остальную заначку и, быстро переодевшись в штатское, двинулся в замеченный возле площади ресторан.

В маленькое кафе с уютным названием «Морошка» никто его не направил. В Пещёрке, чтобы получить какие-то ответы, следовало задавать очень правильные вопросы. Козодоеву ещё предстояло это узнать…

Ерофеевна. Вождь

Шёл он от дома к дому, В двери чужие стучал, Под старенькое пандури[5] Нехитрый мотив звучал. В напеве его и в песне, Как солнечный луч чиста, Жила великая правда — Божественная мечта. Сердца, превращённые в камень, Будил одинокий напев, Дремавший в потёмках пламень Взметался выше дерев. Но люди, забывшие Бога, Хранящие в сердце тьму, Вместо вина отраву Налили в чашу ему. Сказали ему: «Будь проклят! Чашу испей до дна! И песня твоя чужда нам, И правда твоя не нужна!»

Иосиф Джугашвили-Сталин

Усатый человек в шинели, фуражке и мягких сапогах по-хозяйски опустился на кожаное сиденье.

— Поехали.

— Слушаюсь. — Шофер включил скорость, отпустил сцепление, прибавил газу — и «Роллс-Ройс 40/50» «Серебряный призрак», шурша покрышками, с рёвом покатил по мостовым.

Вокруг кипела жизнь большого шумного города. Под колёсный лязг светились изнутри трамваи, орали галки на кремлёвской стене, трудяга-пароходик тащился по Москве-реке, дымил по-чёрному, разводил волну. В сквере у Большого театра гудела толпа, юркие таксомоторы брызгали лучами фар, резко, по-звериному, рявкали клаксонами. Мальчишки-газетчики выкрикивали несусветную чушь, а в вышине, в синем вечернем небе, яркие прожектора высвечивали транспарант: «Ты подписался на рабочий кредит?»

Если кто и подписался, то явно не скучающие личности в длинных пиджаках, мятых брюках колоколом и массивных, словно конские копыта, башмаках. Личности, размахивая тросточками, бродили вдоль пылающих витрин, разглядывая товары и встречных женщин. На них бросали оценивающие взгляды молодые, стриженные под полубокс люди с быстрыми глазами и умелыми ловкими пальцами, их беспокойные ноги в штиблетах на резиновом ходу ступали бесшумно и легко. Проститутки в ожидании работы томились на боевых постах, привычно зазывали клиентов, покручивали доступными, в модных шёлковых шароварах задами. Воздух наполняли рёв моторов, ржание лошадей, запах пота, «Шипра» и туалетной воды «Пролетарка», дым от папирос «Авангард», громкий мат, свист милиционеров и призывно-чувственные звуки танго, доносящиеся из дверей ресторанов. Новая экономическая политика была в самом разгаре.

«Давайте веселитесь, давайте. — Усатый человек с презрением отвернулся от окна и, вытащив пачку „Герцеговины“,[6] решительно, с одной спички, закурил. — Недолго вам всем осталось, недолго…» Потрошить папиросы и раскуривать трубку он не стал — не до того, нет ни настроения, ни времени. Действительно, «Роллс-Ройс» скоро вынырнул из шумной суеты и покатил по неприметному, утопающему в зелени проулку, фигурка Эмили[7] на его массивном радиаторе оделась в белый невесомый шлейф — тополиный пух был повсюду.

— Всё, достаточно, останови, — приказал усатый человек. — Развернись и жди меня здесь.

По-русски он говорил плоховато, глухо, с нескрываемым восточным акцентом.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

Кивнув, водитель дал по тормозам; сыграв подвеской, машина встала, и пассажир вылез на свежий воздух. Мгновение постоял, вглядываясь в ночь, небрежным жестом выбросил окурок и, отворачивая лицо от круговерти пуха, двинулся вперёд — мимо чугунной, хитрого литья ограды. Зачем-то оглянувшись, завернул в ворота, пересёк зелёный, с фонтаном двор и направился сквозь арку к ближайшему подъезду, к освещённой фонарём двери. Шёл он уверенно, видимо, хорошо знал дорогу. В подъезде был стол, стул, яркая лампа и дюжий консьерж в фуражке и кожане.

— Сиди, сиди, — кивнул ему Сталин, прищурился, машинально погладил роскошные, холёные усы. — Не надо суеты.

Твёрдо посмотрел, поправил фуражку и направился в квартиру на первом этаже. Единственную квартиру в подъезде. Звонка на косяке двери не было.

Вождь взялся за железную, в виде кренделя, колотушку, пару раз постучал, подождал,

Вы читаете Новая игра
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату