– Что ты ей дала? – Лариса уставилась на домработницу.
– Это адрес Аглаи, – объяснила я.
– А-а-а! У нее под юбкой то самое место, куда мог спрятаться мой ненаглядный муженек! – Лорка нашла новую тему для скандала. – Она с него прямо пылинки сдувала, защищала, словно он ей родной, готовила то, что ему нравится! А потом она нас всех бросила, чтобы за его мамашей ухаживать! И это после всего того, что мы для нее сделали! Отец ей квартиру дал! Трудовую книжку сделал, чтобы она за пенсию спокойна была! Мама ей свои вещи отдавала! Уму-разуму учила девку деревенскую! А она нас так отблагодарила! Уж так отблагодарила, что и слов нет! – Вопреки опасениям консьержки мысли свои Лорка формулировала довольно связно – видно, норму свою еще не выпила.
Делать мне в этом доме было больше нечего, да и время поджимало, и я поспешила уйти. Консьержка внизу вопросительно посмотрела на меня, и я в ответ только пожала плечами с самой сокрушенной миной, а она понимающе покивала. В машине я, открыв органайзер, принялась размышлять, куда мне ехать дальше. Адресов намечалось пять: ресторана «Тадж-Махал», новый и старый матери Вадима, домработницы и бывшей любовницы. Любовница отпадала сразу – в рабочие дни дома ее было не застать, и я отложила визит к ней на вечер. А заеду-ка я на всякий случай в ресторан, подумала я. Времени это много не займет, а у меня совесть будет чиста.
Ресторан с громким названием «Тадж-Махал» располагался на Лермонтова, тихой улочке в центре, недалеко от офиса Вадима. Когда-то, очень давно, в этом помещении на первом этаже старого четырехэтажного дома располагался продовольственный магазин, а вот потом чего только не было! Только на моей памяти там успели смениться магазин спорттоваров, парикмахерская, громко именуемая салоном красоты, устроили даже тренажерный зал, но тут возмутились жильцы, и зал прикрыли – здание черт-те какого года постройки дышало на ладан.
Сейчас же над дверью красовалась яркая вывеска с названием ресторана, а окна закрывали бамбуковые жалюзи. Внутри же помещение было оформлено соответственно заявленному названию, то есть в национальном стиле. В зале стояла бамбуковая мебель, стены были задрапированы тканью, поверх которой висели пейзажи Индии и известного на весь мир мавзолея. Везде, где только возможно, горели ароматические палочки, от дыма которых у меня тут же заболела голова и ужасно захотелось чихать, а вот все остальное было искусственным – слоновьи головы, тигриные шкуры и прочая экзотика на стенах, на полу – огромные пальмы в больших кадках, а под потолком – ветвились лианы. Народу же было негусто, только группа студентов в углу, что-то шумно обсуждая, пила кофе. Их гомон перекрывал даже национальную индийскую музыку, которая довольно громко звучала в зале. Ко мне тут же подошел молодой смуглый паренек с черными, как угольки, глазами в национальном костюме – явный индус и на довольно хорошем русском радушно сказал:
– Добрый день, мэм! Где вам было бы удобнее присесть?
– Спасибо, но мне некогда и я сюда по делу, – охладила его пыл я. – Скажи, когда будет работать та же смена, что и в пятницу?
– Сегодня работает, – с улыбкой ответил он.
– Тогда скажи, ты помнишь вот этого господина, – я показала ему фото Вадима. – Он обедал у вас в пятницу.
– Помню, мэм, я его обслуживал. Хороший господин! Щедрый! Он долго выбирал, что заказать, а я ему подробно рассказывал о наших кушаньях, о нашей стране и обычаях, – словоохотливо сообщил мне официант.
– Мне неважно, что он ел, – отмахнулась я и попросила: – Расскажи мне так же подробно, как о кушаньях, что он здесь делал.
– Я уже рассказывал. Вчера один господин приезжал и тоже спрашивал, – начал он, но я, поняв, что речь шла о Красавчике, прервала его и уже жестко потребовала:
– Повтори еще раз!
– Хорошо, мэм! – покладисто согласился он. – Этот господин вошел сюда с другим господином, но потом второй господин удалился, я в окно видел, в машине сидел. А господин сел за этот столик, – он показал на столик у окна, – положил куртку на соседний стул и в туалет отправился. Потом он вернулся и стал заказ делать.
– А ты ему все подробно рассказывал, – нетерпеливо оборвала я. – Дальше!
– Господин сделал заказ, который я передал в кухню, и принес ему виски и закуску.
– Что он мог у вас тут так долго делать? – удивилась я, в недоумении оглядывая зал.
– Наверное, мэм не знает, что наши национальные кушанья очень долго готовятся, – вежливо сообщил мне паренек.
«То-то Смирнов успел за это время так напиться!» – подумала я.
– Господин покушал и заказал кофе, – продолжал официант. – Он его пил, курил и слушал музыку, а потом рассчитался. Надел куртку и ушел. Все!
– А где туалет? – спросила я.
– Прошу, мэм! – парнишка показал мне на дверь в глубине зала.
Я прошла туда, даже дверь открыла – туалет как туалет, рядом с ним дверь служебного входа, закрытая на массивный крюк, а напротив открытая дверь в комнату со столом и стульями – наверное, там официанты отдыхают, хотя от чего? Наплыва посетителей не наблюдалось, может, вечером будет? Впрочем, это не мое дело. Я направилась к выходу, а парнишка за мной.
– Где ты так хорошо научился по-русски говорить? – спросила я напоследок.
– Я в институте учусь, а здесь подрабатываю, – ответил он. – Приходите еще, мэм. Мы будем всегда рады вас видеть, – сказал он мне уже в спину.
«Ну уж нет! – подумала я. – Это заведение на любителя, каковым я не являюсь. Как и большая часть местного населения, судя по пустующему залу».
Итак, совесть моя чиста, теперь можно и дальше ехать, но вот куда? А поеду-ка я к бывшей домработнице, которую, как я прочитала в записке, зовут Аглая Федоровна Кузнецова. Она пенсионерка и вполне может оказаться дома, который, к моей величайшей радости, и находится в пределах досягаемости. А ведь Шмаков мог ей и на краю Пролетарского или Ленинского района квартиру дать, вот была мне радость на край света в такую погоду добираться! Дело в том, что на проезжей части творилось настоящее светопреставление, аварии следовали одна за другой, а над тротуаром стоял непрерывный мат, которым только и могли изъясняться постоянно подскальзывающиеся прохожие – ни нормальных дорог, ни тротуаров в Тарасове не было никогда! Как и работящих дворников!
До дома Кузнецовой я добралась без приключений, но, выйдя из машины и сориентировавшись, не сдержалась и от души чертыхнулась – это был облом! Нужная мне однокомнатная квартира на первом этаже сейчас бодро перестраивалась под что-то явно нежилое, потому что кухонное окно переделывалось под входную дверь. Грязь, и так обильно покрывавшая землю, перемешалась с битым кирпичом, осколками стекла и кусками штукатурки. Я долго выбирала путь почище, чтобы добраться до рабочих – ну не орать же во весь голос, перекрывая грохот их инструментов? – и поговорить с ними, но, поняв всю тщетность своих поисков, плюнула на сапоги и пошла напрямую. Жертва моя оказалась напрасна, потому что рабочие, трудившиеся там с субботы, естественно, ничего слыхом не слыхали о судьбе бывшей хозяйки, и у меня оставалась одна надежда на соседей.
Я решила начать с ближайших к бывшей квартире Аглаи Федоровны и не прогадала – меня тут же отправили на пятый (!) этаж, к тому же без лифта, объяснив, что там живет подруга Аглаи, Нина. И я отправилась наверх, очень надеясь, что та окажется дома. К счастью, так и оказалось, что неудивительно – в такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит.
– Так съехала она, – бодро отрапортовала мне Нина. – Еще в четверг. Придумала на старости лет в родную деревню возвращаться! Оттуда все бегут, а она туда! По земле, говорит, соскучилась, по цветам! А на что она вам?
– А я подумала, не у нее ли Вадим Сергеевич, – объяснила я.
– Смирнов, что ли? – уточнила соседка.
– Он, – подтвердила я.
– А чего случилось-то? – уставилась на меня Нина, и ее глаза загорелись таким жадным любопытством, что мне стало неловко.
