никогда не мог потом забыть это зрелище и впоследствии всегда восставал против того, чтобы зверей ловили такими жестокими стальными капканами.
Спустя неделю кто-то унёс другую курицу, оставив дверь курятника открытой. После тщательного осмотра следов снаружи и внутри здания Куонеб сказал: «Енот». Поступок необычайный со стороны енота, так как еноты никогда не забираются в курятники. У этого енота был, следовательно, вкус извращённый, и можно было сказать с уверенностью, что он вернётся обратно. Индеец утверждал по крайней мере, что он придёт в следующую ночь, и приготовил ловушку. Он протянул верёвку от дверной щеколды к дереву и повесил на ней тяжесть, чтобы дверь запиралась сама собой. Для той же цели он приставил к двери палку и с внутренней стороны. А чтобы временно удержать её открытой, он подпёр дверь деревянной дощечкой, поставив её таким образом, чтобы енот непременно ступил на неё, когда будет входить в курятник, и освободил дверь.
Оба охотника были уверены, что услышат, когда дверь захлопнется, но они так крепко спали, что ничего не слыхали до утра. Дверь оказалась закрытой, а в курятнике они нашли старого сердитого енота, который притаился в одном из ящиков, где неслись куры. Как ни странно, но он не тронул ни одной курицы. Почувствовав себя пленником, он сразу понял, что его ожидает, и действительно, шкуру его скоро повесили в сарае, а мясо снесли в кладовую.
— Это куница? — спросила Аннета, дочь голландца, и очень огорчилась, когда узнала, что это енот. Чтобы объяснить своё неудовольствие, она сообщила, что старый Уоррен, содержатель торгового склада, обещал ей сделать синее бумазейное платье, если она принесёт ему шкуру куницы.
— Я подарю тебе куницу, как только поймаю, — сказал Рольф.
Жизнь на ферме Ван-Трёмпера текла спокойно. Мать поправилась ещё неделю назад; Аннета присматривала теперь за новорождённым малышом и за двумя другими. Хендрик, хозяин фермы, преодолел все препятствия благодаря неожиданной помощи, всё затруднявшее его раньше казалось ему теперь лёгким. Недоверие его к индейцам прошло совершенно. Особенно понравился ему Рольф, который оказался очень общительным. Голландец, удивлённый сначала странным соединением тёмной кожи с голубыми глазами, решил под конец, что Рольф метис.
Рольф чувствовал себя отлично и в августе месяце, зато Куонеб начинал уже понемногу тосковать. Он мог так же усердно работать, как и всякий бледнолицый, только в течение одной недели, верный обычаям своего, племени, он не обладал способностью долго и терпеливо выносить труд.
— Сколько денег у нас, Нибовака? — спросил он своего друга в середине августа. Рольф стал считать: Куонебу за полмесяца пятнадцать долларов, ему десять долларов, за найденных коров два доллара, итого двадцать семь долларов. Недостаточно.
Три дня спустя Куонеб снова принялся считать. На следующий день он сказал:
— Нам нужно отправиться отсюда за два месяца до замерзания озёр, чтобы успеть найти подходящую местность и выстроить хижину.
Тогда Рольф поступил действительно мудро; он отправился к старику Хендрику и откровенно сказал ему, что они просят дать им лодку и все необходимые к ней принадлежности: они должны искать себе не занятый ещё никем участок для охоты, так как охотничьи законы очень суровы. Даже смертная казнь не считалась слишком строгим наказанием за охоту на чужом участке. Оказалось, что Ван-Трёмпер мог им помочь в указании свободного места охоты.
— Нечего и думать, — сказал он, — о Вермонте или об участках вблизи озера Шамплейна и озера Джорджа; лучше всего идти на дальний север, как делают французы, смелые охотники. Графство Гамильтон — самое богатое дичью, но почти недоступное, ибо удалено от всех водяных путей и не имеет проезжих дорог. Недоступность его — главная причина того, что оно так мало известно.
Всё это было хорошо, но весёлый Хендрик тем не менее был недоволен, узнав, что помощники, явившиеся так неожиданно, хотят покинуть его. Пораздумав немного, он сделал им следующее предложение: если они пробудут до сентября месяца и кончат все работы на зиму, он даст им, кроме жалованья, ещё лодку, топор, шесть капканов для выдры, один капкан для лисицы — тот, что висит в сарае — и довезёт их в своём фургоне до реки Скрун, вниз по которой они могут доплыть до верхнего Гудзона. Проплыв миль сорок вверх по течению Гудзона, они доберутся, наконец, до реки, которая берёт начало в большом болоте. Проплыв ещё миль десять по этой реке, они прибудут к озеру Джуссепа, в две мили ширины и двенадцать миль длины. Местность там изобилует дичью, но так недоступна, что после смерти охотника, которого звали Джузеп, осталась заброшенной. На такое предложение возможен был только один ответ — полное согласие.
В свободное от работы время Куонеб притащил лодку к сараю, очистил её от коры и брезента, удалил тяжёлые скамьи для гребцов, исправил связки, высушил её, осмолил, и вес лодки понизился до ста фунтов. В этот же день индеец переплыл на ней, для пробы, озеро.
Наступил сентябрь. Рано утром Куонеб отправился к озеру, он взобрался на верхушку холма, сел, повернувшись лицом к восходящему солнцу, и, ударяя не в том-том, а палкой о палку, запел песнь утренней заре. А когда взошло солнце, он запел песнь охотника:
И под звуки своей песни он принялся плясать, подняв лицо к небу и закрыв глаза; ноги его почти не отделялись от земли и едва заметно двигались. Так, продолжая петь, обошёл он три круга соответственно трём солнечным круговым движениям.
XVII. Вверх по Гудзону на лодке
Поселенец Хелет, у которого было плоскодонное судно, охотно давал его своим соседям, когда им необходимо было перебраться на ту сторону озера.
Утром в тот день, когда был назначен отъезд, на этом судне поместились лошади, фургон, лодка, голландец, Куонеб и Рольф. Скукум занял место на носу, и всё было готово к отъезду. Рольфу было очень грустно расставаться с семьёй голландца. Жену его он полюбил, как мать, а детей его — как братьев и сестёр.
— Приходи к нам, милый, поскорей! Навести нас! — сказала голландка, целуя его, а он поцеловал Аннету и остальных детей.
Взойдя на судно, они длинными шестами оттолкнули его от берега на более глубокое место и только тогда взялись за вёсла. Дул восточный ветер, и покрышка фургона служила им парусом.
Часа два спустя судно благополучно причалило к западному берегу, где находился торговый склад и откуда начиналась дорога к реке Скрун.
Подходя к дверям склада, они увидели грубого на вид человека; он стоял, прислонившись к стенке, заложив руки в карманы, и смотрел на вновь прибывших презрительно и недружелюбно. Когда они проходили мимо него, он сплюнул табак сначала им под ноги, потом на собаку.
Старый Уоррен, владелец склада, недолюбливал индейцев, но он был другом Хендрика и торговал мехами, а потому хорошо принял охотников и отпустил им товар. Ко всему, что им дал Хендрик, они прибавили ещё муку, овсяную крупу, свинину, картофель, чай, табак, сахар, соль, порох, пули, дробь, сукно, удочки, буравы, гвозди, ножи, шила, иголки, нитки, ещё один топор несколько оловянных тарелок и сковороду.
— Будь я на вашем месте, я купил бы плащ: он пригодится в холодную погоду.
Уоррен повёл их затем в амбар, где было множество оконных рам. Они купили одну из них.
— Не хотите ли купить хорошее ружьё? — спросил Уоррен, показывая новое, красиво отделанное
