и ограниченный человек, совершенно непонимающий Катерину, грубо отталкивает ее в эту решающую минуту. Что можно ожидать? Катерина вся и без колебаний отдается Борису, и подлежит ли сомнению ее совершенная невинность?
«Катерина и любит не так, как другие женщины, окружающие ее. Она готова на все для любимого человека, преступая даже те понятия о грехе и добродетели, которые были для нее священными». Ее не страшит даже суровое осуждение общества. «Уж если я греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?» — говорит она, и мы ясно слышим в ее словах решительный протест, который сама Катерина вряд ли до конца понимала, и вряд ли он являлся следствием каких-либо «холодных умозаключений». До конца дней оставаясь верной своим взглядам и убеждениям, Катерина все же глубоко чувствует и переживает свою вину перед мужем. Ей, не знавшей никогда угрызений совести, слишком уж тяжело обманывать мужа и людей, скрывать от них совершенный грех. «…Не могу я терпеть! Матушка! Тихон! Грешна я перед Богом и перед вами!» — в конце концов публично признается Катерина… Сколько смелости! Сколько силы и решимости! Твердо зная, что люди не простят ей греха, что не замолить его и перед богом, она все же делает этот отчаянный шаг во имя правды и справедливости!
…Силы «темного царства» сдвигались над Катериной… «Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу — все равно. В могиле лучше… Под деревцем могилушка… Как хорошо…», и… единственный «луч света в темном царстве» навсегда скрывается в пучине волн холодной и равнодушной бездны…
Теперь для нас понятно, какой безотрадной и неприветливой была жизнь женщины, и какое бесправное, униженное положение занимала она не только в человеческом обществе вообще, но и даже в своем семейном кругу. Власть мужа и тирания «матушек» — для нее закон и нарушать его — тягчайшее преступление. «В могиле лучше…», и в этом страшная причина того, что «не один, не исключение, а целая масса людей, подверженных тлетворному влиянию Диких и Кабановых», в смерти находят свое избавление от мук земных. Знать бы об этом… «и не чаять для них избавления — это, согласитесь, ужасно!».
В трагическом конце Катерины, по словам Добролюбова, «…дан страстный вызов самодурной силе… В ней видим мы протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный под домашней пыткой и над бездной, в которую бросилась бедная женщина…».[8]
ВЫ ПРИШЛИ ЗА ЗДОРОВЬЕМ
Рано утром, когда в селе еще только-только зажигаются первые огни, в дверь постучались. Василий Алексеевич вышел.
— Что случилось?
— Маме плохо…
Больной А. Поповой действительно очень плохо. Уже не первый раз случается у нее сердечный приступ. Установив диагноз, Василий Алексеевич спешно вызывает медсестру. Внешне от спокоен. Даже голос спокоен.
— Ничего опасного. Сейчас пройдет… Сейчас пройдет, — повторяет он.
Его спокойствие передается больной, а через некоторое время она с облегчением произносит:
— Легче стало…
Потом рассказывали, что Василий Алексеевич вернулся тогда домой взволнованный и бледный.
— Еще бы немного задержались — и все, — сказал он…За плечами заведующего Никольской сельской больницей большой и суровый жизненный путь: участие в войне с белофиннами, четыре года на фронтах отечественной.
— Вы и на фронте были фельдшером?
— Не только фельдшером.
У него большой опыт. Не раз диагнозы, поставленные сельским фельдшером, подтверждались в районной больнице. Человек увлеченный, Василий Алексеевич много читает. У него есть домашняя библиотека, включающая в себя множество книг по медицине.
— Жаль, что нет у нас медицинских инструментов, — говорит фельдшер. — Иногда требуется срочная хирургическая помощь и приходится вызывать из Тотьмы вертолет. Время проходит…
Встречаются неприятности по работе и другого рода. Однажды пришел на прием пенсионер, инвалид Отечественной войны. Осмотрев его, Василий Алексеевич предложил:
— Вы можете перейти на третью группу.
Как раскричался инвалид:
— Мне третья не нужна! За нее меньше платят, чем за вторую.
— Вы пришли сюда за здоровьем. И никаких сделок быть не может…
Зная Василия Алексеевича, как отзывчивого и принципиального человека, люди идут к нему не только с жалобами на болезни. Идут за житейским советом. Не только больным — просто соседям живется как-то спокойнее, когда они знают, что рядом с ними живет и трудится такой энергичный и душевный человек как В. А. Чудинов, опытный сельский медик.
Н. Рубцов[9]
НА ШАМБОВСКОЙ ДАЛЬНЕЙ ФЕРМЕ
Тропинка к ферме ведет через широкое снежное поле. Вокруг фермы погуливает знобящий мартовский ветер. Но животные здесь чувствуют себя, видимо, отлично. После сытного обеда они удобно располагаются на свежей подстилке и в полном покое предаются процессу пищеварения.
Каждый такой обед и весь уют стоят больших усилий и хлопот доярок, телятниц, моториста — всех работников фермы.
— Что, Звездка, — обращается к своей любимице Нина Батогова, — скучно зимовать?
Но Звездка почему-то не пожелала заводить беседу и, тяжело вздохнув, отвернулась. Ничего. Это просто каприз.
Нина Батогова — старшая доярка на шамбовской ферме колхоза «Герой». На стендах в красном уголке против ее фамилии — самые высокие показатели по надою молока. Молодая коммунистка, она вдумчиво и умело возглавляет весь комсомольско-молодежный коллектив тамбовских доярок. Демичева Лида, Коротаева Тамара, Соколова Таня, Фокина Валя — все они достигли завидных результатов и стали достойными членами бригады коммунистического труда.
Тем не менее, не желая вдаваться в разговор о себе, скромные девушки очень просто объясняют свои достижения:
— Бригадир у нас хороший, потому и на ферме хорошо.
Бригадир колхоза, здешний старожил Шестериков Александр Протальонович действительно немало позаботился об улучшении условий труда на ферме. Он и беседу начал, как говорится, по существу:
— Пол надо бы на старом дворе перебрать… Маловато для скота соли-лизунца…
При деятельном участии бригадира было организовано автопоение на ферме, проведен электрический ток, построен новый арочный двор, открыт красный уголок.
— А как с кормами?
— Кормов достаточно. Но сено нынче не высокого качества, все осока. Поэтому руководство колхоза
