пишут, что это подарок и все о’кей. Не бог весть какой заработок, но дело идет все лучше. В «Мэджике» большое количество карт и постоянно выходят новые. Игроки могут сами составить свою колоду, как им нравится. В игре есть и свои архетипы — разновидности колод, которые существуют годами и изменяются по мере появления новых карт. Часто разыгрываются «контроли», «уничтожение земель» и «агрессив». В «контроле» игрок реагирует на карты противника и не позволяет разыгрывать сильные волшебства, а также игнорирует несущественные, пока противник не будет обессилен, а потом до победы рукой подать. Ввиду того что участники могут играть одну «землю» по кругу (земли — это равнины, горы, болота, леса и острова), а земли — это ресурс для волшебств, стратегия уничтожения земель сильна тем, что делает для противника невозможной игру с волшебствами, «так как нет ресурса», а тем временем армия противника его постепенно уничтожает, «Агрессив» сводится к очень простой тактике — как можно скорее создать максимально сильную армию и победить противника до того, как он сориентируется. Чтобы колода была успешной, исключительно важно, чтобы она была сфокусированной, то есть имела стратегию, которая будет ее вести, так как в противном случае мы получаем нестабильную колоду. На турнире в субботу я играл колодой, которая была абсолютно несфокусированной: у нее были возможности создания быстрой (но слабой) армии и одновременно элементы контроля, благодаря которым противник лишается возможности что бы то ни было предпринять. Она была комбинацией белой, синей и черной магии, а это наиболее часто встречающаяся предпосылка быстрого краха игрока с такой комбинацией. Тем не менее мне повезло. Мой первый противник разыграл красную магию, а у моих серебряных рыцарей к красной магии иммунитет. Он не мог поразить их молниями или остановить армией, и два рыцаря справились с ним за несколько ходов. После этого я играл против колоды, которая комбинировала красную и зеленую магию. Опять в игре приняли участие рыцари, которым такая комбинация ничего не могла сделать, и очень скоро я блокировал ее так, что она не могла сыграть против меня или напасть, и несколько следующих ходов беспомощно смотрела, как ее колошматит серебряный рыцарь, которого я для этого случая снабдил мечом огня и льда. Третий противник был несколько более опасным, чего и можно было ожидать, так как все успешные игроки из первых раундов всегда сходятся вместе, и поэтому у победителей в дальнейшей борьбе появляется больше вызовов, а проигравшие играют с проигравшими, и у них есть больше шансов победить хотя бы один раз. Мой третий противник разыграл исключительно агрессивную комбинацию синего и зеленого. Зеленое имеет опасных животных, а синее контроль, и он выпустил на меня маленьких ящериц и собак, одновременно не давая мне ввести в игру рыцарей. Во второй партии (ее играют на две выигранных) я из своих резервных карт ввел в игру несколько таких, которыми пользуюсь исключительно против подобных ему противников. Мне повезло, что во второй партии я разыграл одну из этих карт на первом же ходу, а в третьей партии его уничтожил волшебник с мечом огня и льда. В финале я играл с противником, который использует невероятно занудный контроль. Его стратегия сводится к тому, что он не позволяет противнику разыграть ничего, а затем нападает, используя неуничтожаемые металлические кубки, которые оживляет с помощью волшебства. Кроме этого, он располагает и таким волшебством, благодаря которому может украсть у противника армию, и в первой партии взял у меня Возвышенного ангела, в результате чего победил меня. Слабость его контролей в том, что они медленные, и в ответной партии я вывел из игры сильные создания, которые он мог у меня украсть, и в несколько ходов победил его многочисленными слабыми серебряными рыцарями и волшебниками. В третьей партии мы с ним рубились примерно полчаса, но дело решил мой остров, который я с помощью волшебства превратил в летящего духа, а его армия летать не может.
Игру в «Мэджик» я в книгу не вставлю. Большинство читателей не поймет, в чем там дело.
Закидываю за спину рюкзак и вперед.
БЛИЗНЕЦЫ
— Когда я буду большим, я нападу на тебя маленькими ящерками, и собаками, и рыцарями.
— Когда я вырасту, я убью тебя ножом!
— Он не знает, послать сестру на аборт или нет.
— Он убьет нашу бабулю.
— Мы кто, персонажи его глупой книги, или будущие младенцы, или будущие абортированные?
— Если мы персонажи, то нас нет, мама нас или родит, или не родит.
— А если мы есть, тогда она нас абортирует.
— Если мы персонажи, то дядя нас убьет или оставит, но нас не будет, так что это не важно.
— Если мы есть, то нас мама или убьет, или оставит, тогда это важно.
— Если мы персонажи, то наш дядя злодей, а если мы зародыши, то наша мама убийца.
— Если мы персонажи, то наш дядя понятия не имеет о том, что такое писать. Как мы узнаём, что говорит наш дядя или наша бабушка, если мамы нет с ними рядом?
— Это ты понятия не имеешь о том, что такое писать. Писатель может все. Он сейчас может написать, что наша мама украла кассеты и все их прослушала. Может написать, что она сейчас плачет в ванной комнате, потому что поняла, какие у нее родители.
— Думаешь, наш дядя хороший писатель?
— Нет. Пиздит в кассетник, записывает ни в чем не повинных людей, пишет в компьютере всякую херню, чего ради люди станут читать его историю, когда все истории одинаковы? Дедушки убивали на войне, бабушки в мирное время вкалывали как проклятые, прабабушки причитают и жалеют о прошлом, мамы учатся в университете и никогда не могут найти работу, папы продают недвижимость ворам, которые не платят им процент, дяди, окончившие два факультета и повидавшие мир, воображают себя Марками Твенами и Джеками Лондонами, игроками в азартные игры и торговцами и убивают своих мам и невинных племянников. Кого может заинтересовать такое говно? А вот о самом существенном не говорят и не пишут.
— А что самое существенное?
— Самое существенное то, что мы у мамы в животе и наша старушка готова расставить ноги и отправить нас в контейнер. Об опасностях в жизни неродившихся людей книга еще не написана. Почему об этом никто не пишет?
— Ну ты и дурак. Только неродившимся известны страдания неродившихся, но рук-то у нас нет, чем мы будем писать?
— Я слышал по телевизору, один господин написал целую книгу ногами.
— Наш дядя украл у них кассеты.
— Я вовсе не ребенок с особыми потребностями.
— То, что говорил дед, он публиковать не станет.
— Не станет!
— А было бы супер, если бы он это опубликовал, тем более что в каждой книге должен быть труп. Он убьет нашу бабулю, мы никогда не увидим нашу бабулю, а ведь там есть труп молоденькой сербки, и есть изнасилование, это всегда хорошо продается, а он все это отверг, он собирается убить нашу бабулю, которая мучается в Италии.
— Но наша бабуля в Италии еще и трахается с мужчиной, который нам не дед и не отец нашего дяди, и это его раздражает. Сыновья очень чувствительны, когда речь заходит об их мамах.
— Зачем ему убивать нашу бабушку, которая в Италии нашла любовь своей жизни и которая привозит нам всем деньги, когда приезжает домой, наша бабушка не блядь, она кормилица, у него же уже есть мертвая сербка…
— Труп как результат войны не в счет. Изнасилование и убийство на войне никого не волнуют, из этого нельзя сделать сериал. Попробуй вообрази, что молодая дама-адвокат представляет интересы родителей молоденькой сербки в зале суда с обшитыми деревом стенами… Такое не пройдет, потому что у молоденькой сербки, еще до того как наш дед ее выебал, наши же убили папу и маму. Кого представлять молодой анорексичной даме-адвокату в сериале об убитой сербке? Кто из родственников бросился бы на шею даме-адвокату, если бы дама-адвокат выиграла дело против Государства Хорватия плюс компенсация в несколько миллионов кун? Дед и бабка девчонки не могли бы присутствовать в зале
