Вполне возможно, что лично Эйхгорн действительно не был заносчивым человеком и не питал никакой ненависти к украинскому народу. Но он стал символом ненавистной крестьянству германо-австрийской оккупации (у Скоропадского реальной власти не было, так как не было ни боеспособной армии, ни налаженного аппарата управления, ни сколько-нибудь популярной политической программы) и потому был убит.
Кстати, по словам Н. Полетики, «пан-гетман», как утверждали злые языки в Киеве, ни слова не понимает по-украински. Конечно, речи его переводились на украинский язык, но когда ему приходилось читать их «по бумажке», «щирых украинцев» так коробило его «украинское» произношение, что они тряслись от негодования, как трясется черт перед крестом. «Як нагаем бье» («точно нагайкой бьет»), – негодуя говорил известный украинский поэт Мыкола Вороний, который перевел в 1919 году «Интернационал» на украинский язык» (Поэт Мыкола Вороний был расстрелян одесскими чекистами в 1938 году).
Так что Булгаков совершенно справедливо поиздевался в «Днях Турбиных» над украинским языком гетмана и его адъютанта Шервинского. А в романе Алексей Турбин уличает Скоропадского в том, что он «не говорит на этом проклятом языке».
Известный историк философии Василий Васильевич Зеньковский, бывший в правительстве гетмана министром по делам вероисповеданий, в мемуарах утверждал: «Появление в Киеве немцев в первых числах марта возвращало к нормальной психологии – и это возвращение к былым формам жизни не просто отодвигало кошмар большевистского режима, но открывало простор для протеста и борьбы, для активного сопротивления ему. Пока держалось «социалистическое» правительство Голубовича, еще не могло быть полного расцвета всей этой психологии, но гетманщина, утверждавшая открыто и смело возврат к «буржуазному» порядку, сама была свидетельством и проявлением того, что жизнь возвращается к старым берегам…
Но, кроме психологического перелома, было и объективное содержание в социально-политической реставрации. Восстанавливался нормальный гражданский порядок, нормальные экономические отношения, стала воскресать промышленность, пошли в ход сахарные заводы (чему всячески содействовали, между прочим, немцы), появилась иностранная (конечно, лишь немецкая) валюта. Школы стали работать нормально, а с ними стала воскресать и вся культурная жизнь, художественная, идейная. Была уже достаточная атмосфера свободы, не стеснявшей даже оппозицию режиму. Стали появляться иностранные газеты, книги, стали возможны поездки в Австрию и Германию…»
Булгаков как раз и показывает это возвращение к норме на примере быта семьи Турбиных, но тут же демонстрирует обманчивость этой нормы, предупреждая, что героям романа предстоит мучиться, проливать кровь и умирать. Гетман является в их глазах главным виновником того, что нарушенную революцией норму не удается сохранить. Скоропадский вел совершенно безумную политику. Рабочих он лишил 8- часового рабочего дня, вернув 12-часовой, лишил права на забастовки и профсоюзные объединения. У крестьян он не только отобрал захваченные ими помещичьи земли, но и заставил работать на помещиков и выполнять все требования немцев и австрийцев насчет реквизиции продовольствия. Последние были заинтересованы в сохранении помещичьих хозяйств, так как только в этих хозяйствах можно было быстро взять много хлеба. В результате Украина была охвачена крестьянскими восстаниями, и режим гетмана мог держаться, только опираясь на германские и австрийские штыки. При этом Павел Петрович с самого начала понимал, что войны Германии не выиграть, а значит, довольно скоро немецкие и австрийские войска покинут Украину. Но гетман надеялся, что на смену немецким придут войска Антанты. Однако этого не случилось. Правда, французские и союзные с ними войска, общей численностью до 60 тыс. человек, высадились в Одессе. Надеждой на приход французских сенегальских полков живут Турбины и их товарищи, надеющиеся отстоять город от Петлюры. Однако эти надежды тают с каждым днем. Поэтому на изразцах турбинской печи Николка пишет: «Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку, – не верь. Союзники – сволочи». И безнадежностью веет от веселых куплетов на турбинской вечеринке накануне падения гетмана:
Г.Н. Брейтман был владельцем газеты «Последние новости» и по совместительству – антрепренером труппы киевской оперетты, так что остроты могли относиться как к публикациям газеты, так и к опереттам.
На самом деле французские войска так и не двинулись на Украину из Одессы и Крыма потому, что солдаты Антанты, только что с огромными жертвами победившие Германию, абсолютно не горели желанием воевать ни с петлюровцами, ни с большевиками. Предложить им какие-либо внятные цели войны на Украине французское правительство так и не смогло. А с ненадежными войсками опасно было отдаляться от портов высадки. К тому же руководители Антанты не видели каких-либо сил на Украине, которым можно было бы оказать действенную помощь. Гетману не верили из-за его прогерманской позиции в недавнем прошлом, а также из-за отсутствия у него народной поддержки. Украинскую Народную Республику боялись поддерживать как из-за явной склонности поддерживающих ее масс к анархии, так и потому, что руководителей УНР подозревали в сепаратизме. А союзники в тот момент делали главную ставку на Колчака и Деникина, выступающих под лозунгами «единой и неделимой России».
В итоге Скоропадскому пришлось бежать в Германию, бросив на произвол судьбы защищавших его офицеров и добровольцев.
В романе Булгаков использует мотив «оборачиваемости» большевиков и петлюровцев. Отметим, что в действительности многие деятели украинского национального движения и части петлюровской армии нередко в ходе Гражданской войны или уже после ее окончания переходили на сторону большевиков либо, по крайней мере, признавали советскую власть. Так, один из руководителей Центральной рады и Директории известный писатель Владимир Кириллович Винниченко в 1920 году короткое время входил в состав Компартии Украины и украинского Совнаркома. Правда, продержался он в их составе недолго и предпочел эмигрировать, чем, несомненно, спас собственную жизнь: террора 1937–1938 годов он бы точно не пережил. Уже после окончания гражданской войны вернулся в СССР бывший председатель Центральной рады известный историк Михаил Сергеевич Грушевский. Умер он в ноябре 1934 года в Кисловодске от заражения крови, и есть серьезные основания полагать, что его смерть была организована чекистами. Тем более, что в конце 30-х годов все его труды были запрещены, а почти все родственники репрессированы.
Перешел к большевикам и один из ближайших соратников Петлюры Юрий Тютюнник, выпустивший в 1924 году в Харькове на украинском языке мемуары «С поляками против Украины», а позднее работавший в украинской кинематографии, написавший сценарий для знаменитого фильма Александра Довженко «Звениггора» и благополучно расстрелянный 20 октября 1930 года на Лубянке. Кстати сказать, в период действия романа «Белая гвардия» Тютюнник был начальником пробольшевистского Революционного штаба города Киева. 18 ноября его арестовали. Но в ночь с 13 на 14 декабря, перед самым вступлением армии Петлюры в город, Тютюнник вместе с остальными заключенными Киевской крепости обезоружил офицерский караул и занял почти весь Печерск.
Прототип одного из персонажей «Белой гвардии», ворвавшегося в город петлюровского полковника Болботуна, полковник Петр Федорович Болбочан, бывший капитан царской армии, ранее командовавший 1 -й Запорожской дивизией в армии Скоропадского, действительно в ноябре 1918 года встал на сторону Директории. Но уже в январе 1919 года Болбочан, который командовал Запорожским корпусом на Левобережной Украине, был арестован и обвинен в сдаче большевикам без сопротивления Полтавы и Харькова, репрессиях против рабочих и крестьян и намерении присоединиться к Добровольческой армии Деникина. Репрессии действительно имели место. Что же касается Полтавы и Харькова, то Болбочан вынужден был оставить их без боя, выполняя ультиматум командования дислоцированных в этом районе немецких войск. Немцы мечтали побыстрее выбраться с Украины, и им совсем не улыбалось оказаться втянутыми в бои между петлюровцами и большевиками. Впоследствии Болбочан был освобожден из-под ареста, но в начале июня был вновь арестован и 28 июня 1919 года был расстрелян по приговору военно- полевого суда. Его с полным на то основанием обвинили в попытке самовольно возглавить Запорожский корпус и свергнуть Директорию. Болбочан, родившийся 5 октября 1883 года в селе Геджев, в Бессарабии, в семье православного священника, был кадровым офицером царской армии, еще до Первой мировой войны служивший в 38-м Тобольском пехотном полку. Заметим также, что дивизия Болбочана 14 декабря 1918 года
