длинной ночной рубашке. Пшеничный фермер и счастливый отец, подумала Мэгги, когда он, отпустив ручку ребенка, протянул ей руку для приветствия.
— Значит, это Мэгги. Прошло много времени.
— Привет, Джин, — улыбнулась она неторопливо говорящему мужчине.
— Может быть, теперь, когда ты здесь, Гленда перестанет беспокоиться.
Девочка потянула его за джинсы.
— Папа, кто это?
Он взял малышку на руки.
— Мамина подруга Мэгги. — И пояснил, обращаясь к Мэгги: — Это наша предпоследняя — Крисси.
— Привет, Крисси, — протянула руку Мэгги.
Малышка сунула в рот палец и, застеснявшись, прижалась лбом к подбородку отца.
Смеясь, они прошли в дом, а Гленда в это время рассказывала:
— Остальные дети — кто где. Джастину два, он уже улегся, слава богу. Джулия и Дэнни катаются на нашей лошади Пенелопе. Эрика — на свидании, у нее сейчас прелестный возраст, ей шестнадцать, и она безумно влюблена. Тодд работает в городе, обслуживает столики в «Лакомке». Ему — девятнадцать, и он пытается решить, следует ли связать свою жизнь с военно- воздушными силами. Пол, наш старший, уже вернулся в колледж.
Дом оказался просторным и прочным, с расположенной со стороны фермы кухней, в которой главенствовал стол, окруженный восемью стульями. В огромной жилой комнате, продолжавшей кухню, стояли потертые диван-кровати, телевизор и в конце, перед застекленной верандой, старомодная железная кушетка и два кресла-качалки. Обстановку нельзя было назвать роскошной; выжженная картинка с изображением косули, детские рисунки, декоративные тарелки, комнатные растения... И все же, как только Мэгги вошла, она почувствовала себя дома.
Она сразу же определила, что семьей Бруки управляла твердая, но любящая рука.
— Поцелуй маму, — велел Джин Крисси, — и отправляйся спать.
— Не-ет! — Крисси в знак протеста забила ногами по его животу и свесилась боком через отцовскую руку.
— Да, спорщица.
Крисси обхватила обеими руками лицо отца и попыталась применить женскую уловку:
— Пожа-а-алста, папа, разреши мне лечь попозже?
— Ну и кокетка же ты, — сказал Джин. — Поцелуй маму быстренько, если хочешь.
Прямые длинные волосы Крисси дважды качнулись возле подбородка матери, когда она крепко обняла ее и поцеловала.
— Спокойной ночи, моя сладкая.
Отец на руках отнес девочку наверх.
— Ну, — сказала Гленда, — теперь мы можем побыть одни. И, поскольку я дала слово... — Она открыла холодильник и достала зеленую бутылку с длинным горлышком. — По такому случаю я бы выпила глоток зинфанделя.
— С удовольствием. Особенно после трехчасового общения с моей мамой.
— Как поживает старый сержант Пиерсон?
Это прозвище вернуло память к тем дням, когда Бруки, бывало, шагала по переднему крыльцу Пиерсонов и, прежде чем зайти, решительно салютовала букве «П» на входной двери.
— Раздражает, как всегда. Бруки, я не понимаю, как отец с ней живет. Она, вероятно, следит, когда он ходит в сортир, чтобы удостовериться, что он не забрызгивает крышку унитаза!
— Ужасно, у тебя ведь отец — мировой мужик. Его все любят.
— Я знаю. — Мэгги взяла бокал с вином и сделала глоток. — Спасибо.
Они последовали в дальний конец огромной комнаты, Бруки села в кресло- качалку, а Мэгги — на кушетку, облокотившись на подушку. Мэгги рассказала Бруки, какой критике они с Роем подверглись за то короткое время, пока она была дома. Вниз спустился Джин, сделал глоток из бокала Гленды и поцеловал ее в макушку.
— Веселитесь, — сказал он и благоразумно оставил их наедине.
Однако не прошло и пяти минут, как в комнату с шумом ввалились Джулия и Дэнни, от которых несло конюшней. Они явно испытывали неловкость, когда их знакомили с Мэгги, но держались вежливо и, освободившись, удалились на кухню взбивать «кул-эйд». Затем пришла Эрика со своим приятелем и еще какой-то парочкой. Шумная компания искала газету, чтобы выяснить, какой фильм идет в ближайшем кинотеатре.
— О, привет! — сказала Эрика, когда ее познакомили с Мэгги. — Мы слышали много историй о ваших с мамой школьных делах. Это мои друзья: Мэтт, Карли и Эдам. Мам, можно мы сделаем немного воздушной кукурузы, чтобы взять с собой в кино?
Пока готовился попкорн, домой вернулся Тодд. Проходя через кухню, он поддразнил сестер и сказал:
— Привет, мама. Это Мэгги? Она выглядит так же, как на фотографии из твоего школьного альбома.
Он пожал Мэгги руку, затем присвоил бокал Гленды и отпил из него.
— Эта штука может остановить твое развитие. Отдай.
— Не заметно, чтобы это остановило ваше, — заявил Тодд и отпрыгнул в сторону, получив от Бруки затрещину.
— Здесь всегда так? — спросила Мэгги, когда Тодд ушел на кухню, чтобы стащить воздушную кукурузу и позлить младших сестер и брата.
— Большую часть времени.
Контраст между тем, как живут Мэгги и Бруки, был настолько разительным, что побуждал к сравнению. Когда все в доме наконец угомонились и подруги остались одни, они разговаривали так, будто не было долгих лет разлуки: спокойно, уютно.
Мэгги описала, что она чувствовала, когда, включив утром телевизор, узнала из выпуска новостей, что ее муж погиб в авиакатастрофе. Бруки поведала, как это бывает, когда в тридцать восемь лет обнаруживаешь, что беременна.
Мэгги поделилась, какой одинокой ощущала себя, когда ее единственная дочь уехала в колледж; Бруки призналась, какие порой случаются срывы, когда под ногами постоянно путаются семь человек.
Мэгги рассказала о своих одиноких ужинах в безмолвном, пустом доме; Бруки живописала, каково это — готовить еду на девятерых, когда стоит жара в девяносто пять градусов2, а в доме нет кондиционеров. Мэгги сообщила, как была разочарована, получив в гольф-клубе гнусное предложение от их с Филлипом женатого друга; Бруки пожаловалась, что скашивает под вишневыми деревьями сорняки на площадке в двадцать акров.
Мэгги поделилась, как одиноко спать в постели, после того как она привыкла в течение стольких лет уютно устраиваться, чувствуя тепло любимого. На что Бруки ответила:
— Мы до сих пор спим втроем, иногда — вчетвером, если бывает гроза.
— Я завидую тебе, Бруки, — призналась Мэгги. — Твой дом наполнен жизнью.
— Теперь я бы не отдала ни одного из них, хотя было время, когда я думала,
