талии жакет из бордовой замши.
Когда Мэгги спустилась вниз, мать бросила на нее беглый взгляд и заметила:
— Ты так вырядилась, чтобы пойти на это городское собрание?
— Не на городское собрание, мама, а на заседание правления, где будут обсуждать мою кандидатуру в связи с делом, которое я затеяла. Я хочу дать им понять, что знаю, как сделать старый дом вновь привлекательным... Я подумала, что эта брошь в ансамбле будет смотреться оригинально. Как ты считаешь?
— Да, оригинально, — сказала Вера. — Не знаю, куда мы катимся, если одинокая женщина собирается ехать через весь округ с женатым мужчиной, да еще прямо на глазах у своей матери.
Мэгги покраснела.
— Мама!
— Перестань, Вера, — вмешался Рой, но жена не обратила на него внимания.
— А разве не так?
— Эрик хочет помочь склонить правление на мою сторону, ничего больше!
— Ну, ты знаешь, что скажут люди. Его жена чаще бывает в разъездах, чем дома, так он начал увиваться за вдовой.
— Он не
— Ты можешь возмущаться сколько угодно, но я — твоя мать, и пока ты находишься в этом доме...
Звонок прервал Веру, и она поспешила к двери, чтобы опередить остальных. К досаде Мэгги, это был Эрик. Он стоял на крыльце в голубой ветровке с надписью на груди «Сиверсон Чартере». Если бы он остался в машине и лишь посигналил, Мэгги не почувствовала бы себя такой виноватой. Но Эрик, улыбаясь, стоял перед дверью, такой же близкий, каким был в те времена, когда приходил за ней на свидания.
— Здравствуйте, миссис Пиерсон. Как вы себя чувствуете?
— Здравствуй, — ответила Вера без улыбки.
— Мы с Мэгги собираемся ехать в Старджион.
— Да, я знаю.
Мэгги быстро взяла себя в руки и прошла мимо Веры, слегка коснувшись ее.
— Я уже готова, Эрик. Нам лучше поторопиться, а то опоздаем.
Она стрелой промчалась мимо него и сбежала со ступенек. Когда Эрик догнал ее, Мэгги уже стояла возле машины и тщетно дергала ручку дверцы. Эрик отвел ее руку в сторону.
— Эта старая колотушка немного вспыльчива. Иногда нужно с ней поговорить и поупрашивать. — Надавив всем телом, он открыл дверцу.
Забираясь внутрь, Мэгги ощущала на себе взгляд матери, которая осуждающе смотрела на нее из окна гостиной. Эрик захлопнул дверцу, обошел вокруг и влез на сиденье водителя.
— Извини, — сказал он, заводя мотор. — Этот грузовичок вроде одряхлевшего домашнего пса — ты знаешь, что ему давно пора на покой, но очень трудно заставить себя это сделать.
Мэгги по-прежнему молчала, уставившись на ветровое стекло.
Когда пикап тронулся с места, Эрик взглянул на нее и спросил:
— Что случилось?
— Моя мать! — ответила Мэгги, и голос ее дрожал от негодования. — Она просто мегера.
— С ними стало трудно, после того как ты уехала.
— С ними было трудно
— Ну, допустим, меня встречали и более приветливо, чем сегодня. Она расстроилась из-за того, что мы едем в Старджион вместе? — Мэгги продолжала молчать, и Эрик понял, что его догадка верна. — Тебе нужно было сказать мне, Мэгги, и мы поехали бы отдельно. Я просто подумал, что раз уж мы собираемся в одно и то же место...
— Но почему я должна что-то говорить? Почему она позволяет себе клеветать на людей, которые собираются на совершенно невинную встречу? Мы вместе едем в здание суда. Почему я должна чувствовать себя виноватой? Черт возьми, я ни в чем не виновата! Это ее личное мнение. Она считает, что все в городе такие же, как она, и думают о людях только плохое.
Эрик внимательно посмотрел на Мэгги.
— Беда в том, что она права, а мне это не пришло в голову. Может, ты хочешь вернуться, и поехать на своей машине?
— Конечно нет!
— У нас в округе все знают этот пикап. Мое имя написано на дверце.
— Я не доставлю своей матери такого удовольствия. И, кроме того, как говорила Бруки, разве не могут два взрослых человека быть друзьями? Мне сегодня нужна твоя помощь. Я рада, что могу ее получить. Давай оставим все как есть, и пусть моя мать бесится. — Сменив тему, Мэгги с любопытством огляделась. — Так это же твой старый пикап! — Она рассматривала потертые сиденья, треснувшее боковое стекло, серовато-коричневую панель управления.
— У него даже есть имя, но я тебе не скажу, потому что оно не очень приличное.
Мэгги улыбнулась:
— Могу себе представить.
— Я смотрю, как ты оделась, и думаю, что может, тебе стоило поехать на своей машине.
— Зато моя машина осталась безымянной.
Их шутливая беседа сгладила возникшую напряженность. Под покровом вечера они выбрались из города и поехали в южном направлении, когда на небе уже повисли первые яркие звезды, разговаривая на самые разные темы: об осенней погоде; о том, что за последние две недели поток туристов достиг своего пика; как трудно было этой осенью поймать здесь лосося, но коричневая форель хорошо шла у Портейдж-парка и Лайли-Бея; о том, что Эрик и Майк хотят отправиться в плавание на своих лодках; о том, как работают братья Лавитски.
Потом Эрик произнес:
— Я много думал о Лоретте Макконелл и ее консерватизме, так сказать. Если кто-нибудь на правлении и выступит против, то это, конечно, будет она. Я прикинул, как можно ее задобрить.
— И как же?
— Ты еще не придумала название для своей гостиницы?
— Название? Нет.
— Я поговорил с Ма, и выяснилось, что Лоретта Макконелл — дальняя родственница того Хардинга, который купил это место. Как мы поняли, по линии матери ее семья является третьим поколением от Таддеуса Хардинга, но все запутано из-за того, что женщины брали фамилии мужей. Думаю, Лоретта знает точно. Она яростный хранитель традиций и активный член исторического общества, на нужды которого ежегодно жертвует приличные суммы. Надо воззвать к ее семейным чувствам. Мы скажем ей, что решили назвать гостиницу «Дом Хардинга», чтобы сохранить по возможности историю этого места.
