политическую академию, на должности комиссаров истребительных полков и эскадрилий. Штаб ВВС присвоил нумерацию авиачастям особого назначения. Они подчинялись непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования.
Через три дня Супруна, Кабанова и меня вызвали в Кремль к И. В. Сталину.
— Как, формирование полков закончено? — сразу спросил И. В. Сталин.
Первым доложил подполковник С. П. Супрун: к вылету на фронт готова половина его полка, готовность остальных через сутки. Мы с полковником А. И. Кабановым доложили то же самое.
— Хорошо, — в раздумье сказал И. В. Сталин. — Куда вылетать и в какое время, получите приказ сегодня. Оставьте своих заместителей для завершения формирования. Сами с готовыми экипажами по получении приказа вылетайте в пункты назначения. Есть у вас вопросы?
— Есть, — заявил Степан Павлович. — Нельзя ли нам получить по самолету Ли-2 для переброски техсостава и боеприпасов. Истребительным полкам нужны также лидеры. Ведь мы, истребители, редко летаем по маршруту.
— Хорошо, — последовал ответ И. В. Сталина, — Ли-2 будут выделены каждому из полков, в ваше полное распоряжение. Лидеров для истребителей назначит товарищ Кабанов. Желаю успеха.
В НИИ ВВС возвращаемся молча. Каждый из нас прекрасно сознает, какая огромная ответственность легла на его плечи. И в который раз задает себе вопрос: что ждет мой полк завтра, там, на фронте…
Ночью поступил приказ — полкам вылететь в пункты назначения 30 июня 1941 года в 17 часов.
Отданы последние указания летному составу, распоряжения начальнику штаба полка штурману- испытателю подполковнику Н. В. Солдатенко и оставшемуся еще на сутки в НИИ заместителю командира полка Д. Л. Каларашу. Он старый испытатель нашего института, но в последнее время работал в системе ПВО Москвы. Услышав о формировании авиационных истребительных частей из испытателей- добровольцев, всеми правдами и неправдами упросил своего начальника И. Д. Климова, в недавнем прошлом тоже летчика-испытателя, отпустить его в НИИ и примчался к нам на своем 'миге'. Его тут же назначили моим заместителем.
17.00. Начал взлетать полк С. П. Супруна — 401 иап. Первой поднялась в воздух машина с бортовым номером 'тринадцать' — командира полка. Через пять минут аэродром покинул последний из готовых к бою самолетов.
17.05. Над аэродромом взмыла зеленая ракета — сигнал на взлет нашему 402 иап. Машины уходят в небо с минимально допустимыми по времени интервалами. Впереди нас на Пе-2 летит капитан И. П. Пискунов — летчик-испытатель, наш лидер. Этот замечательный человек и отличный авиатор впоследствии прославился многими ратными подвигами.
Осматриваюсь. Позади четким и грозным строем идут 'миги' полка. Идут, как спаянные, словно годами слетывались. Да оно и не удивительно. В строю кадровые, лучшие летчики-истребители советских Военно-Воздушных Сил. В этот грозный час партия и правительство не остановились перед тем, чтобы послать на защиту Отечества самые квалифицированные летные кадры страны.
Внизу проплывают хорошо знакомые окраины Москвы. Вскоре под плоскостями промелькнули Солнечногорск и Клин. Впереди — Калинин, там промежуточная посадка.
К приземляющимся самолетам отовсюду сбегаются калининские летчики, техники, мотористы — 'мигов' они еще не видели. Когда же наши пилоты стали сами обслуживать свои машины — дозаправлять их горючим и маслом, пополнять бортовые баллоны сжатым воздухом, — калининцы от удивления разводили руками. Возле моего истребителя молоденький техник говорил сержанту, по-волжски окая:
— Наверняка у них каждый по две академии кончил. Ловкие ребята, а?
— Чудно, право, — отвечал сержант, видимо, сверхсрочник. — Такого в авиации еще не бывало…
— Вот темнота, — послышался насмешливый голос. — Это же не простые летчики, а испытатели. Понял?
Мы быстро произвели осмотр материальной части, подготовили ее к дальнейшему полету. Но разрешения на вылет нам пока не давали: в районе фронтового аэродрома стояла плохая погода.
А здесь, в Калинине, светило солнышко, дул ласковый ветерок. Мы разлеглись на траве возле самолетов. Кто-то неожиданно и как-то жалостливо вздохнул с явным расчетом, чтобы его услышали. Потом, словно про себя, произнес:
— Эх, Пискунов, Пискунов…
— А что с Пискуновым? — послышались тревожные голоса.
— Да пока ничего, но…
Понятно, 'банк' начался. И что за народ: летят в бой, может быть, на смерть, а вот не могут обойтись без того, чтобы не поточить лясы. Заводила 'банка' продолжал:
— Как-то он, бедняга, один назад полетит?
— А что? За милую душу сбить могут, — поддержал его еще один остряк. И пошло:
— 'Мессеров' знаете сколько у немцев!
— Особенно здесь, на Северо-Западном.
— Вы, товарищ капитан, на обратном курсе низехонько эдак держитесь, авось бог смилуется, и вас не заметят 'мессера'-то…
Пронять Пискунова не удалось. Не на того напали. Сам на слово остер.
— Плевал я на этих 'мессеров', — ответил капитан. — Моя 'пешка' сумеет постоять за себя. А вот вы, братки, поостерегитесь. На фронте поводыря у вас, как я, не будет. Хорошенько запоминайте, где свой аэродром. Неровен час, блуданете и прилетите к фашистам в гости.
Пискунов, насвистывая модную тогда песенку 'Челита', направился к своему экипажу.
Истребители заговорили, перебивая друг друга:
— Вот так бомбер!
— За словом в карман не лезет. — Чисто отбрил.
— А что, 'пешка' и в самом деле машина грозная. Против 'мессера' вполне выдюжит.
Разговор быстро принял другое, чисто профессиональное направление: о самолетах, о тактике воздушного боя. Вскоре последовало и разрешение на вылет.
Курс — на Идрицу. Там наш фронтовой аэродром. Погода по маршруту постепенно ухудшается. Резко сократилась горизонтальная видимость. Идем на небольшой высоте. Впереди замечаю крупную железнодорожную станцию, окруженную большим поселком. Пискунов вводит бомбардировщик в левый вираж. Что-то рановато для Идрицы… Но следую за лидером. За мной, как длинный шлейф, входят в разворот все истребители полка. Аэродрома не видно нигде. Смотрю на карту — да это же Пустошка, до Идрицы еще добрых десять минут лета. А Пискунов, отыскивая аэродром, собирается идти на второй круг. Эх ты, бомбер… Я быстро поравнялся с Пе-2, показал капитану свой увесистый кулак — самолетные радиостанции были настроены только на прием. Пискунов понял мой весьма красноречивый жест, лег на прежний курс. О том, что под нами не Идрица, он уже и сам начал догадываться.
Вот и наш фронтовой аэродром. Садимся на последних каплях горючего — то цена круга над Пустошкой. В разгар заправки и осмотра машин услышали мощный взрыв. Над железнодорожной станцией взметнулся огромный столб огня и дыма. От нее с набором высоты отходил До-215.
— Представился, сволочь, — зло ругнулся капитан Пискунов и, скрипнув зубами, добавил: — Ну, погоди…
На третий день от командующего авиацией фронта поступила телефонограмма: немедленно вылететь всем полком — тридцать 'мессершмиттов' штурмуют наши войска.
Одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять всю сложность полученного боевого приказа: указанный район действий находился от аэродрома на расстоянии почти предельного радиуса полета самолета… И все-таки вылетать надо. Отдан приказ комэскам: эскадрильям взлетать плотно, одна за другой, ложиться на курс без традиционного круга над аэродромом; идти к фронту на высоте пять тысяч метров с затяжеленными винтами и максимальным использованием высотных корректоров, пока не начнут падать обороты мотора; режим полета наивыгоднейший; на воздушный бой затратить не более пяти минут и сразу развернуться на аэродром; первым взлетаю и веду полк я.
В указанном районе действий не оказалось ни одного 'мессера'. Они давно отштурмовались и
