Меня сразу же провели в гостиную, мебель которой состояла из большого письменного стола, нескольких глубоких кресел и множества книжных шкафов со стеклянными дверцами. В глаза бросились красные с золотом этзелевские издания Жюля Верна. Изображение маяка на верху корешка обложки свидетельствовало, что это были самые первые издания великого фантаста.
— У вас все первые издания Жюля Верна? — не удержался я от вопроса.
— Все, — улыбаясь, ответила хозяйка, — это мой муж собрал полную коллекцию. Он большой поклонник и знаток Жюля Верна. Я иногда поддразниваю его: говорю, что возьму какой-нибудь том и сменяю на новый автомобиль. Некоторые тома первого издания Верна очень дорогие — стоят почти столько же, сколько и автомобиль. Присаживайтесь! Что вы хотите? Виски, мартини, вино, коньяк, пепси-колу, кофе?
— Прекрасный способ испытать молодого человека! — рассмеялся я. — Заодно всегда можно определить, алкоголик он или наркоман. Если можно, чаю!
— Ну, что вы, — обезоруживающе улыбнулась хозяйка. — В наше время мужчин, совсем не употребляющих спиртное, не бывает, а кофе и чай, вы правы, сильные стимуляторы. Знаете, во времена Великой французской революции решили испытать, что быстрее убивает человека: чай или кофе. Двух приговоренных к смерти узников Бастилии стали поить каждый день: одного — четырьмя большими чашками чаю, а другого — четырьмя большими чашками кофе. Тот, кто пил чай, дожил до семидесяти шести лет, а тот, кто пил кофе, — до восьмидесяти двух лет. Врач, наблюдавший за ними и не пивший ни чая, ни кофе, умер в возрасте шестидесяти двух лет…
— Поучительная история, мадам. Но все же, с вашего разрешения, я буду настаивать на чашке чаю. И если можно, липтонский «Эрл Грей». Я люблю привкус бергамотова масла, которое добавляется в этот чай. Сам Эрл Грей, наверное, и не подозревал, что увековечит свое имя, когда вывез этот чай из Китая…
— Что ж, Виктор, в вашем возрасте еще все возможно. Позднее вы поймете, что этот сорт чая действует на сердце. К тому же боюсь, что теперь вместо плодов бергамота применяют химическую эссенцию. Но ваша просьба будет удовлетворена. Мой муж большой знаток сортов чая, и у него на кухне специальный шкаф для хранения разных видов этого напитка. Коллекция весьма обширная, начиная от японского жасминного и кончая индийским шоколадным. Вообще, мой супруг — коллекционер. Коллекционер редких книг, сортов чая, некоторых монет — и других предметов, не очень нужных для хозяйства, но, видимо, необходимых для его души.
Отворилась дверь и вошла Жаклин.
— Здравствуйте все! — широко улыбнулась она. — Мама, как тебе понравился этот молодой человек?
— По-моему, нормальный, — осторожно ответила мадам Иветт.
— Нормальный! Ловлю тебя на слове, мама. Этот нормальный человек имеет вполне нормальные (и серьезные) планы стать твоим нормальным зятем. И лично я отношусь к этим планам вполне нормально. Надеюсь, ты тоже отнесешься ко всему этому нормально?
Это было неожиданным не только для мадам Иветт, но и для меня самого. До сих пор Жаклин никогда не позволяла себе шутить, да и вообще говорить на темы нашего будущего супружества. Моя возможная будущая теща побледнела и испуганно-вопросительно посмотрела в мою сторону. Потом, немного придя в себя, сказала, стараясь выразить ироничность:
— Для нашей дочери относиться с нормальной благосклонностью к молодым людям не является нормальным. Поэтому ее заявление следует рассматривать как не вполне нормальный для нее юмор или… как нормальную любовь. Последнее будет абсолютно ненормальным состоянием нашей дочери.
— Браво, мадам Иветт, — не выдержал я. — Чувствую, в семействе, которое может стать для меня родным, недостаток юмора вряд ли будет ощущаться.
Но тут мадам Иветт больше не выдержала и обняла Жаклин.
— Доченька, это серьезно?
— Ты знаешь, мам, Виктор по-настоящему хороший парень и лучшего зятя тебе не найти. Но главное, пока его не было, я поняла, что уже не могу без него… — И уже обращаясь ко мне: — Надеюсь, Виктор, ты не разлюбил меня, путешествуя по разным далеким странам? А то ведь современные девицы перед свадьбой совсем не спрашивают о согласии у своих будущих мужей.
Мне уже давно все было ясно. Просто опять мне крупно повезло. Я попал в очень хорошую, добрую семью людей, искренне любящих друг друга и скрывающих свои взаимные трогательные чувства за легкой, ставшей уже привычной иронией.
— Милые мои женщины, — обратился я к Жаклин и Иветт. — Не надо больше изощряться в остроумии. Не сочтите мои слова за глупую самонадеянность, мадам Иветт, но думаю, что вы получите зятя с хорошим характером. В вашу дочь я влюбился с первого взгляда и сразу был готов предложить ей руку и сердце, и вы мне понравились также с первого взгляда. И знаете, не будет у нас с вами никаких современных семейных коллизий через двадцать, тридцать, сорок…
— Пятьдесят, шестьдесят, сто лет! — перебила меня Жаклин.
— Ну что ж, поверим этому самонадеянному заявлению на ближайшие двадцать лет, — улыбаясь, сказала мадам Иветт. Испуг в ее глазах, кажется, прошел.
Остаток вечера мы провели как задушевные старые друзья. У мадам Иветт были те же качества, что и у ее дочери: никакой искусственности, благожелательное, доброе отношение к собеседнику и простота общения, которая быстро создала такую атмосферу, как будто я уже много лет был завсегдатаем этого дома.
Потом мадам Иветт ушла. Жаклин тут же подошла ко мне и, положив руки на плечи, посмотрела в глаза с немножко грустной улыбкой.
— Я и сама не знаю, Виктор, как все это вырвалось у меня. Наверное, твое отсутствие обострило все мои чувства. Ты ведь не шокирован моими речами?
— Я готов слушать их бесконечно. Моего отношения к тебе я не скрывал с нашей первой встречи, только старался не приставать с сентиментами.
— И правильно сделал. Интуитивно ты избрал самый верный и единственный путь. Теперь уже ясно, что только ты и никто другой…
Она подошла ко мне и смело первая обняла меня, неумело поцеловав в губы. От нее чуть-чуть веяло тонкими духами. Нежная белокурая богиня. От волнения у меня закружилась голова.
— Ты знаешь, Жаклин, я не выношу сентиментальности. Я не выношу также, когда люди дают или требуют обещания верности в любви. Это пошло. Но ты для меня будешь всегда самой любимой единственной женщиной. И я никогда не смогу сравнить тебя ни с кем другим на свете. И у нас будут хорошие, умные и очень добрые дети.
Моя невеста вдруг покраснела. А так как блондинки с нежной кожей краснеют очень сильно, то лицо ее стало пунцовым.
— Ничего, моя хорошая, не смущайся. Когда назначим свадьбу?
— Мой отец вернется из Чехословакии через три месяца. Я его очень люблю. Может быть, даже больше, чем маму. Давай отпразднуем свадьбу, как только он вернется.
— Согласен, хотя ждать три месяца — так тяжело…
— Ничего. Вдвоем мы с тобой справимся и не с такими трудностями. Ты знаешь, я очень старомодная, Виктор. Я, например, не понимаю, как можно выходить замуж дважды. Это все родители мои виноваты… Особенно отец. Он всегда очень любил маму и до сих пор ее обожает. И подает мне пример мужской любви и верности, какой нынче уже редко встретишь. Если бы судьба не свела меня с тобой, я на всю жизнь, наверное, осталась бы старой девой… Отец тебе понравится. У вас много общего — не обижайся, но ты мне сразу стал симпатичен именно поэтому.
На другой день я и Жаклин вернулись в Солонь. Мы настолько оба «сияли», что скрывать от окружающих наши чувства не имело никакого смысла, и мы официально объявили в «кают-компании», что собираемся пожениться.
Последующие недели остались в моей памяти как очень счастливые мгновения. Правда, один эпизод выпадал из этого радостного круговорота. Случилось это через три дня после нашего возвращения в поместье. Куртье сообщил мне по миниатюрной рации, что просит быть у него в кабинете ровно через час. Когда через час я подошел к кабинету, то увидел входившую туда Мари.
