«катастрофа ошибок» — накапливаются ошибки в информации, содержащейся в молекулах ДНК (дезоксирибонуклеиновой кислоты) клеток человеческого организма, что выводит клетки из строя. Таким образом они «стареют» и соответственно стареет организм человека. Другие ученые связывают старение с радиацией. В общем, гипотез много.
Наш Пьер стал искать ответы на вопросы о причинах старения в головном мозгу, эндокринной и иммунной системах. Он исходил из того, что главную роль в процессе старения играют два отдела мозга: гипоталамус и гипофиз. Они влияют на щитовидную и зобную железы. Пьер рассуждал так: природа лишена сентиментальных чувств, она программирует организмы, в том числе человека, так, чтобы они успели произвести и вырастить потомство, после чего включается механизм разрушения.
— Боже мой! — вновь перебила профессора Мари. — Значит, как только выходишь замуж — сразу начинаешь разрушаться! Теперь я понимаю, почему были созданы монастыри!
Но Куртье не принял шутливого тона нашей синеглазой красавицы.
— Мари, — сказал он, — я, конечно, говорю известные вещи, но я хочу, чтобы все четко представили себе суть работы Пьера. Когда он стал изучать механизм старения, то установил следующее. С наступлением половой зрелости в мозгу уменьшается выработка основного химического вещества — медиатора (или, как еще его называют, нейротрансмиттера) дофамина. Это влияет на гипоталамус, который контролирует гипофиз! И, вот тогда под воздействием гипоталамуса гипофиз начинает выделять то, что мы условно назвали «гормоном старения». Этот «гормон» в свою очередь воздействует на гормоны щитовидной железы, а та на зобную. В результате идет процесс «расшатывания» эндокринной и иммунной систем организма. Другими словами, вопросы увеличения продолжительности жизни, причем жизни здоровой, а не дряхлой, свелись к поискам методов поддержания уравновешенности эндокринной системы и устойчивости иммунной системы. Все понятно?
— Конечно, — ответила за всех Мари.
— Так вот, чтобы найти средство для поддержания устойчивости эндокринной и иммунной систем, Пьер избрал сразу три пути. Во-первых, он омолодил шимпанзе, пересадив старым животным зобные железы и костный мозг от молодых. Во-вторых, он направленно и с большой точностью воздействовал разнообразными методами рефлексотерапии на различные участки гипоталамуса и гипофиза старых животных. Результаты оказались поразительными. Безо всякой химии, то есть без введения лекарств, шимпанзе молодели буквально на глазах! В-третьих, Пьер сумел воссоздать химическим путем отдельные компоненты гормонов щитовидной и зобной желез. Инъекции из комбинаций этих компонентов, при одновременной нейтрализации роли гипофиза, то есть торможение выделения им «гормона старения», дали также потрясающие результаты. Этот третий путь наиболее сложный, но зато и самый перспективный. Я считаю работы Пьера неоценимыми для человечества. Некоторые из вас активно помогали ему. Я благодарю всех вас за работу — и пожелаем Пьеру долгих лет здоровья!
Несмотря на всю свою занятость, Куртье умел выкраивать время для бесед один на один со своими сотрудниками. Особенно с новичками. Между собой мы называли эти встречи «тэт а тэт».[9] Во время тэт а тэт в кабинете Поля обсуждались любые темы и разговор начинался, как правило, с какого-нибудь неожиданного вопроса профессора. На этот раз Куртье пригласил меня прогуляться с ним после обеда по парку. Сначала он интересно рассказывал о различных растениях, собранных в парке, — коллекция, насколько я понял, была поистине уникальная. Потом перешел к теме «Травы в китайской медицине». И наконец, совсем не к месту спросил:
— Виктор, ты что предпочитаешь, «Лидо» или «Мулен Руж»?[10]
— «Мулен Руж», «Мулен Руж», ты всю ночь колеса вертишь, Для любви или для смерти?» — вспомнил я неожиданно куплет.
— Автор куплета Морис Букэ, поэт-министр, — сказал Куртье. — Что еще ты знаешь о «Мулен Руж»?
— По-моему, началось это в октябре 1889 года, когда придумали французский канкан. Но все же лично я предпочитаю «Лидо». Оно появилось в 1946 году и классом выше, по моему разумению. «Лидо» — это кабаре-храм. Там больше вкуса! К тому же так приятно в таком большом помещении в центре Парижа осознавать себя единственным французом…
— Браво, Виктор! Французы в «Лидо» действительно редкие гости: слишком дорого! Там больше иностранцев: японцев, скандинавов, американцев. Вот уж не думал, что ты, с твоей склонностью к науке, такой знаток и ценитель развлекательных зрелищ!
— Во-первых, профессор, ничто человеческое мне не чуждо. А во-вторых, за свою жизнь я лишь дважды был в «Мулен Руж» и дважды в «Лидо». Просто больше меня не приглашали в эти уважаемые заведения богатые друзья. А своих денег, чтобы туда идти, естественно, не было. Тем не менее я не страдаю комплексом мирского аскетизма, который считаю социально опасным явлением. Эти так называемые пуритане вечно прячут в своих душах наиболее развращенные и разнузданные идеи. Куртье рассмеялся:
— Хорошо, Виктор. Я даю тебе служебное поручение — в ближайшие дни посетить «Лидо» и потом рассказать мне, какая у них программа. Я давненько там не был. Говорят, живой дельфин, который плавает в огромном аквариуме, поднимающимся из оркестровой ямы на сцену, совсем не плох. Или это в «Мулен Руж»?
— Мне можно задать вопросы, профессор?
— Пока не надо, отвечать я все равно буду не сейчас, а какое-то время спустя. Пока считай, что ты получил задание пригласить любую девушку из наших сотрудниц, благо в «кают-компании» выбор большой, в «Лидо». После представления переночуете в ближайшей от варьете гостинице — вам будут заказаны два отдельных номера. Если твоя спутница окажется парижанкой, то дома ей ночевать нельзя — только в гостинице, поэтому домой она пусть не звонит, чтобы не волновать родных. Если ты назовешь сейчас имя той, с которой хотел бы пойти в «Лидо», я постараюсь помочь тебе убедить твою даму, что посещение варьете — настоятельная служебная необходимость…
— Я приглашу Жаклин, профессор. Только, с вашего разрешения, я сам постараюсь убедить ее посетить «Лидо» в интересах науки.
— У тебя хороший вкус, Виктор. Жаклин — замечательная девушка. Желаю тебе приятно провести вечер в «Лидо».
Резкий жужжащий звук, шедший с неба, прервал речь профессора. Почти над нашими головами появился вертолет. С неожиданной легкостью Куртье затащил меня в густые кусты. Потом достал транзистор и приказал кому-то из охраны:
— Говорит первый, сбить вертолет лучом для мозга, как только он удалится на двести — триста метров от нашей территории.
Вертолет сделал крут и повернул обратно в сторону шоссе. Через несколько секунд раздался взрыв…
Вечером Куртье собрал наиболее доверенных сотрудников.
— Должен честно предупредить всех, что нам могут объявить войну, — начал он. — Пока, судя по всему, ведут разведку боем, и поручено это гангстерским организациям. Цель разведки выяснить, чем мы тут занимаемся. Интерес к нам проявляет крупная межнациональная фирма, которая, не желая вступить с нами в прямые контакты, решила привлечь мафию и с ее помощью разобраться в нашей работе… Насколько мне известно, никаких сведений о нас ни у кого нет, просто на всякий случай желают выяснить, а вдруг здесь что-то любопытное. Наша территория хорошо защищена, и попасть сюда не просто. Сегодня мы сбили вертолет-разведчик, перед этим уничтожили автокран. Хотя внешне это выглядит как несчастные случаи, возможно, они немного отрезвят гангстеров. Но все же прошу всех быть предельно внимательными и бдительными. И не волноваться: в отличие от полиции у нас достаточно сил, чтобы разгромить любую гангстерскую организацию.
Вскоре после этого я поговорил с Жаклин относительно «Лидо», и она охотно согласилась поехать со мной в Париж. Представление в «Лидо» нам понравилось. Хотя мы и, правда, были, пожалуй, единственными французами в этом зале. А столик, за который нас посадили (согласно оплаченным местам), занимала группа японцев. Девицы же, отплясывающие на сцене, были явно немецкого или