неприятностей. Опытный хиромант, вероятно, сработал бы не хуже.
В пять утра в дверь постучали. Фелисия ответила сразу же, словно ждала этого. Вошел мужчина. Энди прищурилась. Не Блечман. Это был Том, другой «лейтенант», вместе с Фелисией выступавший во вторник на вербовочном собрании. Человек, голосовой отпечаток которого идентичен отпечатку Фелисии.
— Пошли, Уиллоу. — Энди даже не сразу поняла, что он обращается к ней. Энди, известная также как Кира, теперь стала Уиллоу.
— Куда мы идем?
— Одевайся и пошли.
На Энди была только ночная рубашка и узенькие шортики. Том с интересом смотрел, как она идет в ванную. Какой-то развратный взгляд, вполне подходящий для пятидесятилетнего холостяка, который целуется раз в десять лет и ездит в фургоне с наклейкой «Если раскачивается — не стучать» на бампере.
«Мог бы немного поработать над отказом от мирских желаний, братец».
Через пять минут они вышли. Фелисия осталась в доме.
Солнце взошло больше часа назад. Земля была сырой от клочковатого тумана. Ботинки хлюпали, когда Том с Энди пробирались по грубой высокой траве. Когда они отошли на безопасное расстояние от дома, Том остановился и закурил сигарету.
— Здесь разрешают курить? — спросила Энди.
— У тебя с этим проблемы?
— Похоже, ведь это одно из запрещенных потаканий своим слабостям.
— Правило номер один, Уиллоу: начальство не критикуют.
Как интересно, подумала Энди. Курильщик. Любитель подглядывать за женщинами. В буквальном смысле Любопытный Том.[10] Однако его голосовой отпечаток практически идентичен отпечатку Фелисии. Либо перед ней верующий, но со слабостями, либо неверующий, зато с невероятными актерскими способностями. В обоих случаях это надо исследовать.
Они пошли дальше — к курятнику, где их приветствовали аммиачная вонь птичьих экскрементов и беспрестанный писк сотен цыплят. Как муравьи, маленькие птички забирались друг на друга у кормушек и поилок, равномерно расставленных по всему курятнику. Пушистые желтые комочки, покрывающие весь пол. Какая прелесть. Это напомнило Энди о Пасхе, пока она не пригляделась внимательнее. Некоторые из этих комочков были мертвы. Слабые ковыляли вокруг, слишком робкие, чтобы пытаться всерьез пробиться к источникам пищи.
— Подбери дохлых, — велел Том. — Сложи в ведро. Энди взяла ведро и вошла в курятник, стараясь не давить живых. Стайки цыплят разбегались у нее из-под ног. Каждые несколько футов она находила мертвого. Ее охватила смесь жалости и отвращения, особенно к выпотрошенным, которых расклевали их же сестры. Каждая тушка почти ничего не весила, но ведро скоро стало тяжелым. Через несколько минут она закончила и вернулась к Тому. Он взял ведро и подал ей другое:
— Теперь давай слабых.
— В ведро?
— Ага. Вот так. — Он схватил цыпленка, ковылявшего с краю. Тот жалостно пищал у него в руке. Одним быстрым рывком Том заглушил писк и бросил тельце в ведро.
На работе Энди видала вещи и похуже, однако Том, кажется, ожидал, что Уиллоу почувствует отвращение. Кажется, он решил, что так произведет на нее впечатление. Энди решила подыграть:
— Я не могу убить невинного цыпленка.
— Можешь-можешь.
— Но я не хочу.
— Это твоя работа, Уиллоу.
— Ты и сам хорошо справляешься.
— Немного практики, и ты будешь не хуже. — Он подмигнул.
Нелегко кокетничать с таким явным неудачником, и все же это могло помочь сломать лед.
— Надо думать, для парня вроде тебя подбирать цыпочек довольно естественно.
— Это было в другой жизни, — улыбнулся он.
— Настоящий сердцеед, да?
— Х-м-м-м-м, было дело.
— А теперь ты… дал обет безбрачия? Том словно сдулся:
— Об этом тебе расскажет Фелисия.
— Я только предполагала, что это часть сделки. Все эти разговоры об отказе от мирских желаний. Секс ведь проходит по той же статье, что кабельное телевидение и мороженое.
Том явно чувствовал себя неловко. Энди спросила:
— Я тебя нервирую?
— Просто мужчинам и женщинам не полагается обсуждать такие вещи. Фелисия тебе расскажет.
— Прости. Мне почему-то легче говорить с тобой. Это ему, похоже, понравилось.
— Правда?
— Ага. Знаешь, бывает, что сразу чувствуешь расположение к человеку?
— М-м, ага.
— Хотя, если тебе неудобно, давай займемся цыплятами.
— Да нет, я не отталкиваю тебя.
— Надеюсь, что нет, — сказала Энди. — Было бы хорошо иметь здесь друга.
— Не думаю, что правила это запрещают. Она бросила взгляд на его сигарету:
— Правила не вырублены в камне.
— Курение — это мелкое нарушение, — сказал Том, защищаясь. — За что-то более серьезное тебя могут вышвырнуть.
— За что, например?
— Например… за секс.
— Почему это так плохо?
— Потому что это не только истощает энергию, но и уводит дальше от источника. Это способ удовлетворения мирских побуждений.
— Значит, вся система веры основывается на воздержании?
— Нет. Она основывается на удовлетворении. Однако оно приходит способами, каких ты никогда раньше не испытывал.
— Если это так удовлетворяет, почему же ты по-прежнему получаешь удовольствие от… ну, например, от курения?
— Потому что я все еще человек. Честно говоря, на самом деле я не получаю от курения такого уж удовольствия. Я просто курю. И так со всем, что привязывает нас к этому миру. Это краеугольный камень философии мистера Блечмана. Он учит, что наши эмоции, наши побуждения, наши желания — они похожи на отголоски.
— Отголоски?
— Ага. При любом деле, при любом переживании первое впечатление всегда самое сильное и приятное. Впоследствии каждое впечатление — лишь повторение, становящееся все слабее и слабее, как отголоски эха, пока мы не оказываемся полностью отключенными от источника энергии. А это и побуждает нас испытать что-то новое.
— Не хочу, чтобы ты считал, будто у меня только одно на уме, но я бы не сказала, что лучший секс в моей жизни был самым первым.
— Пожалуйста, оторвись от секса, ладно? Вспомни, как ты в первый раз увидела океан. Как в первый раз ехала на велосипеде. Как в первый раз летела на самолете.
— А как ты в первый раз убил? Том опешил.
— Я имею в виду цыпленка, — сказала Энди.
— И это тоже работает. Все, что дает ощущение прилива энергии и изменяет уровень излучения. Через некоторое время мы просто теряем чувствительность. Но продолжаем делать одно и то же, надеясь, что сможем хоть мимолетно испытать возбуждение, испытанное в первый раз.