тормозных площадках.
Лейтенант Малиновкин был в приподнятом настроении — наконец-то он участвует в настоящем деле!
'Чертовски нужная наша профессия контрразведчиков, — с гордостью думал он, всматриваясь в темноту. — Где-то в ночи неслышно ползут сейчас гады — шпионы и диверсанты. Они могут отравить колодцы, выкрасть важные документы, убить крупного государственного деятеля, взорвать поезд со взрывчатыми веществами… Значит, кто-то должен упорно идти, ползти по их следам, чтобы помешать им в этом. Долгие, томительные дни терпеливо нужно выжидать и выслеживать их, рассчитывая каждый свой шаг, угадывая малейшее движение противника и не имея права ошибиться. А когда настигнешь наконец врага, когда схватишь его за горло и прижмешь к стене, тебя представят к награде, к ордену, но ты никому не сможешь рассказать, за что тебе дали его, хотя, наверно, очень будет хотеться рассказать, потому что ты совершил настоящий подвиг, которым могли бы гордиться твои друзья…'
Лишь изредка сигналы паровоза и скрежет тормозов отвлекали Малиновкина от его романтических мыслей, но он тотчас же возвращался к ним, как только восстанавливался прежний ритм движения поезда.
'Да, чекисту нельзя болтать о своей работе, иначе он может погубить и себя и дело, которое ему поручено. Если же он не умеет владеть собой и тщеславие сказывается сильнее его воли, он уже не контрразведчик, не чекист. Случайно, значит, совершил подвиг, и зря его наградили. В другой раз может и провалить все дело, сам погибнуть и погубить других. А слава?.. Слава и без того пойдет за ним следом, если только он заслужит ее честно…'
Малиновкин вспомнил, как он в первый раз смотрел кинокартину 'Подвиг разведчика', каким уважением проникся к майору Федотову, как после этого сам по-другому стал смотреть на себя, хотя тогда только еще учился в военном училище. 'Надо быть таким, как майор Федотов, — говорил он себе. — И я буду таким. Другим просто нельзя быть, незачем идти тогда в разведчики…'
Так думал всю дорогу молодой лейтенант, хотя он и не представлял себе, как сможет ночью на мчащемся поезде схватить врага, которого даже не видел ни разу, не знал, где он сейчас и что делает. Но он верил в майора Ершова, образ которого слился теперь для него с образом Федотова. Ершов-то знает, где Жиенбаев, он схватит его, когда будет нужно, а Малиновкин поможет ему в этом, не щадя своей жизни…
А Ершов в это время смотрел в непроглядно темную степь за тормозной площадкой вагона и тоже ничего не знал о Жиенбаеве. Но он не предавался мечтаниям, как его молодой помощник. Голова майора была занята другими мыслями. 'Пробрались ли уже враги на поезд или проникнут на него где-то в пути? — напряженно думал он. — И кто они, эти враги: сам ли это Жиенбаев, Темирбек или Аскар Шандарбеков?..'
Мог бы, конечно, и Аскар по приказанию Жиенбаева подложить что-нибудь в один из вагонов, но за ним теперь тщательно следили, и Ершову было известно, что до отхода поезда он не выходил из помещения кондукторского резерва.
Того, что Призраком подкуплен кто-нибудь из кондукторской бригады, Ершов не опасался. Ему еще днем сообщили, кто будет сопровождать поезд. Все люди были надежные. Подойти незаметно к поезду в Перевальске тоже было невозможно, так как он охранялся усиленным нарядом. У Жиенбаева оставался лишь один ход: подобраться к поезду на одной из промежуточных станций. Это давало ему возможность подложить мину, взрыв которой был рассчитан к моменту прибытия эшелона в Большой Курган. А если это так, то беспокоиться пока нет оснований — поезд вот уже третий перегон идет без остановок.
Когда эшелон пришел на станцию Курганча, небо на востоке начало светлеть. Оно было теперь почти безоблачно. Ветер, всю ночь усердно разгонявший тучи, тоже понемногу успокаивался. Контуры большегрузных крытых вагонов поезда постепенно становились все отчетливее. Можно было разглядеть уже и составы, стоявшие на соседних путях, и станционные строения чуть в стороне.
Несколько местных железнодорожников, вышедших встречать поезд Шатрова, медленно шли вдоль состава. Мерно покачивались в их руках фонари, бросая тусклые пятна света на серый песок балласта. Бейсамбаев поздоровался с одним из них, очевидно, с дежурным по станции, и пошел с ним рядом.
Майор тоже соскочил со ступенек тормозной площадки и прошелся вдоль вагонов, посматривая по сторонам. С паровоза спрыгнул помощник Шатрова Рябов. Прошли мимо осмотрщики вагонов, приподнимая длинными крючками крышки вагонных букс.
Стрелки военизированной охраны тоже ходили теперь вдоль состава, держа винтовки наперевес. К майору подошел сержант железнодорожной милиции, дежуривший на станции. Приложив руку к козырьку фуражки, он доложил:
— У нас тут все в порядке, товарищ начальник. А у вас как дела?
— Да тоже как будто все благополучно, — ответил Ершов. — Вы покараульте здесь за меня, а я пройдусь немного.
— Слушаюсь, — отозвался сержант.
Поинтересовавшись у Рябова, как идут дела на паровозе, Ершов повернулся назад и медленно пошел к хвосту поезда, останавливаясь у тормозных площадок и разговаривая со стрелками охраны. Когда он подходил уже к концу поезда, с хвостового вагона спрыгнул Малиновкин и торопливо пошел к нему навстречу.
— Ну, как тут у вас дела, Митя?
— Все в порядке, Андрей Николаевич, — ответил лейтенант и добавил, понижая голос: — Но вы знаете, кто едет со мной хвостовым кондуктором? Темирбек! Я его теперь только узнал, когда рассветать стало. Оказывается, прежний хвостовой кондуктор заболел внезапно перед самым отходом поезда, и его заменили Темирбеком. Так, по крайней мере, объяснил мне сам Темирбек.
— Это очень важное обстоятельство, — взволнованно проговорил Ершов. — А как он ведет себя?
— Флегматично, как всегда. За всю дорогу ни слова не вымолвил.
— Мне нельзя ему показываться, но вы ни на минуту не упускайте его из виду! — торопливо распорядился Ершов. — Кто его знает, может быть, именно ему поручил Жиенбаев диверсию, хотя и не верится мне, чтобы он доверил этому человеку такое дело.
Когда Ершов вернулся к своей тормозной площадке, Бейсамбаев сообщил ему:
— Скоро двинемся дальше. Поездной диспетчер обещает зеленую улицу до самого Большого Кургана.
— Снова, значит, без остановок на промежуточных станциях?
— Снова. Люблю такую езду!
— А то, что у нас на хвостовом вагоне вместо Дослаева едет Темирбек, вам известно?
— Известно, конечно, Дослаев заболел ведь. Но замену ему надежную дали. Много раз приходилось мне ездить с Темирбеком. И потом, он родственник начальника нашего, Аскара Шандарбекова.
'Случайно так все получилось или Темирбек тут по заданию Жиенбаева? Аскар мог ведь специально так все подстроить, чтобы он попал на этот поезд…' — тревожно думал Ершов.
— А Темирбек знает, где и какие будут у нас остановки? — спросил он Бейсамбаева.
— Откуда ему знать? — удивился главный кондуктор. — Я и сам узнал об этом только перед самым отходом из Перевальска.
Это немного успокоило Ершова. Он подумал: 'Раз Темирбек не знает расписания, ему трудно будет предпринять что-нибудь. К тому же Малиновкин не будет теперь сводить с него глаз'.
Мысли Ершова оборвал свисток Бейсамбаева. Ему тотчас же отозвался паровоз Шатрова.
— Поехали, — сказал главный кондуктор, осторожно подталкивая майора к тормозной площадке.
Поезд медленно тронулся с места. Колеса вагонов, мягко спружинив на первом стыке рельсов, с каждой секундой ускоряли свой бег и все чаще и громче постукивали на стрелках и крестовинах станционных путей.
…А в это время лейтенант Малиновкин, с тревогой оглядываясь по сторонам, искал хвостового кондуктора Темирбека. Он только что сошел с тормозной площадки, и как раз в это время поезд тронулся. Куда же он исчез, черт его побери?..
