Баррон и Телья. Майор Доминго, полевой командир республиканцев, в отчаянии застрелился после двухчасового боя. Узловой город Ильескас, на полпути между Толедо и Мадридом, перешел в руки националистов 17 октября. Ларго Кабальеро, который позвонил в город командующему его гарнизоном, к своему ужасу услышал в трубке голос Варелы. На следующий день усталая республиканская армия, которую ее новые комиссары с трудом приободряли заверениями, что вот-вот подойдет советская помощь, предприняла контрнаступление на части Кастехона у Чапинерии. К утру 19 октября 6000 милиционеров прорвали линию обороны и окружили город. Кастехон лично возглавил вылазку из города через его кладбище, и победа республиканцев превратилась в поражение. 20 октября 15 000 республиканцев снова пошли в наступление под личным командованием генерала Асенсио Торрадо1, майоров Рохо, Мена и Модесто на Ильескас, где со своими марокканцами и легионерами расположился Баррон. Республиканские части прибывали на фронт на двухъярусных мадридских автобусах, которые на ровной местности были хорошо видны с командного пункта Баррона. Артиллерийский огонь разнес город в щебенку, и он был окружен. На поле боя подоспела кавалерия Монастерио и колонна Тельи из Толедо, и националисты еще раз обошли части милиции, которые к 23 октября отступили на свои прежние рубежи. Американский консул в Гибралтаре отметил, что 23 октября на землю Испании прибыли первые итальянские пехотинцы – 23 ветерана абиссинской войны.
Канонада боя теперь была слышна уже в Мадриде. В городе царило мрачное настроение. Асанья, как и многие другие горожане, счел, что столица потеряна, и отправился в Барселону, даже не сообщив о своем отбытии членам кабинета. Министры впервые услышали о его бегстве, когда из Барселоны позвонили с вопросом, какой прием следует оказывать президенту. Кабинет торопливо объявил, что президент отправился с инспекционной поездкой на фронты; это сообщение считалось в Мадриде самым лучшим анекдотом во время Гражданской войны. Асанья обосновался в живописном горном монастыре Монтсеррат за пределами Барселоны, довольно далеко от возможных налетов с воздуха и сравнительно близко от французской границы – на тот случай, если республику постигнет окончательный крах. Неспособный справиться со своей болезненной эмоциональностью, Асанья предельно разгневал своих министров. Он категорически отказывался знакомиться с донесениями разведки, называя их «плохими детективными историями». Его искренность заставляла президента всегда говорить чистую правду, даже в ходе телефонных звонков в другие страны, которые легко можно было подслушать. И когда члены кабинета высказывали ему претензии, он только отвечал: «Я же не виноват, что у меня есть аналитические способности, а у вас нет».
Приближение боевых действий заставило анархистов и социалистов установить между собой более тесные, чем раньше, братские отношения. В Барселоне UGT и CNT решили отложить свои разногласия до лучших времен – во всяком случае, в декларации от 22 октября они объявили, что теперь у них есть общая цель. Если крупных капиталистов следует экспроприировать без всякой компенсации, а их концерны коллективизировать, то мелких собственников беспокоить не стоит. Если их фирмы производят военную продукцию, то они (как и иностранные предприниматели) должны получать компенсацию. Анархистам пришлось уступить и в таких вопросах, как единое республиканское командование, обязательность военной службы, соблюдение дисциплины и «объединение военной промышленности». Хотя в заявлении отсутствовало упоминание о сельском хозяйстве, оно означало еще одну победу UGT над CNT или же коммунистов и PSUC над анархистами, а также скрытую победу мадридского правительства над Барселоной.
В Мадриде Народный фронт и CNT договорились усилить поиск «пятой колонны» в городе. Снова возобновились бессудные убийства, хотя и ненадолго. Так был убит Рамиро де Маэсту, в свое время принадлежавший к «поколению 1898 года», а позже ставший теоретиком испанского фашизма. Лояльность подвергалось непрерывным подозрениям. На Асенсио Торрадо возложили вину за отступление из-под Ильескаса, и ему еще повезло, что 24 октября он получил пост заместителя генерала Посаса, когда тот стал командующим армией Центра. В тот же день генерал Мьяха, давний козел отпущения за провал наступления на Кордову, вернулся после отпуска из Валенсии и был назначен командующим мадридским фронтом, унаследовав генералу Кастельо, бывшему военному министру, который окончательно свалился с ног. А тем временем стремительное наступление кавалерии Монастерио к востоку от дороги Ильескас – Толедо привело к падению Борокса, Эскиваса, Сесеньи и Куэсты-де-ла-Рейны. Под угрозой оказались коммуникации Мадрида с Валенсией.
Во время этих новых боев под Мадридом через Босфор продолжала идти советская помощь. С 20-го по 28 октября в Испанию пришли, как минимум, девять больших грузовых судов. Всего они доставили не меньше сотни грузовиков, 25 танков, 1500 тонн боеприпасов, 6000 – зерна и 3000 тонн другого продовольствия, а также 1000 тонн дизельного топлива. Но точно и даже приблизительно подсчитать объем советской помощи невозможно. По данным националистов, с 20 октября по 20 ноября разнообразное советское военное снаряжение составило 100 000 ружей, 3000 миллионов патронов, 1500 пулеметов, 6000 снарядов, 300 бомбардировщиков, 200 орудий, 75 зениток, 20 000 фугасов и 25 000 авиационных бомб.
Все республиканцы считали эти подсчеты до смешного преувеличенными. Коммунисты сознательно преувеличивали размеры помощи. Подобно чуду с библейскими рыбами и хлебами, каждые шесть советских самолетов превращались в 600. Данные националистов также были заметно преувеличенными. Но, без сомнения, приток помощи заметно вдохнул жизнь в оборону республиканцев.
Частично чтобы дать гарантию оплаты и этих поставок, и будущих, а также золотого запаса республики, в случае падения Мадрида немалая часть его стоимостью в 1 521 642 400 песет (63 265 684 фунтов стерлингов) из общего количества в 2 258 569 908 песет (70 процентов были в золотых фунтах стерлингов) 25 октября была отправлена из Картахены2 в Одессу. Большая часть золотого запаса уже была в Париже, но часть его оставалась в Мадриде до конца войны. Россия была выбрана потому, что она казалась единственным другом республики, а окажись золото в Париже или Лондоне, оно могло бы подвергнуться риску быть конфискованным в соответствии с Соглашением о невмешательстве. Выдвинутые впоследствии обвинения против Советского Союза, что он, присвоив эти деньги, обманул республику, имели сомнительный характер, поскольку поставленные материалы не имели рыночной цены. Тем не менее не подлежит сомнению, что СССР крупно заработал на своих поставках. В дополнение к золоту Испания переправила в Россию немалое количество сырья. В этих сделках участвовали Ларго Кабальеро и доктор Негрин, министр финансов. Дал свое согласие и Асанья. Позже Прието утверждал, что он не знал о судьбе золота. Вопрос так и остался открытым, но похоже, что фактически Прието помогал доставке золота в Картахену. В ночь перед погрузкой итальянские самолеты бомбили город. Испуганный Прието настаивал на необходимости искать укрытие на старой военно-морской базе. Как позже выяснилось, это феерическое количество золота 25 октября отбыло в СССР и 6 ноября через Тунис пришло в Одессу.
Очередная встреча Комитета по невмешательству состоялась 23 октября. Советское правительство, как объявил Майский, отныне не считает себя связанным условиями соглашения «в большей мере, чем оставшиеся участники» комитета. Главным событием этого заседания стал разрыв дипломатических отношений Португалии с испанским правительством. Хотя советская пресса и предполагала такое развитие событий, СССР не вышел из состава комитета. Объяснением тому было возвращение из Женевы Литвинова. Он, без сомнения, объяснил, что оставить комитет означало бы разрыв отношений с Англией и Францией и нанесло удар политике коллективной безопасности. Тем временем лорд Плимут 24 октября распространил ноту подкомитета, обвиняющую Россию в трех нарушениях соглашения, а Италию – в одном. Он также предложил установить контроль над поставками военного снаряжения в Испанию, поставив в испанских портах наблюдателей, которые информировали бы комитет о своих выводах.
Во время этих лондонских споров итальянский министр иностранных дел граф Чиано посетил Берлин. Здесь он обсудил положение дел в Испании с Нейратом и Гитлером. Все они согласились, что Германия и Италия после падения Мадрида должны признать националистов официальным правительством Испании. Нейрат пришел к выводу, что Мадрид будет взят через неделю. Немцы и итальянцы отбросили идею о влиянии на внутренние дела Испании или о присвоении какой-то части ее территории. Обменялись они и слухами: Чиано сказал, что ничего не слышал о немецком сообщении о 400 тысячах русских, якобы направляющихся в Испанию. Тем не менее, сказал Чиано, он организует наблюдательную службу на морских путях между Сицилией и Африкой. Он добавил, что Италия закончила подготовку двух подводных лодок для националистов. При нынешней ситуации такие суда должны нести вахту в Средиземноморье. Эта встреча еще больше сблизила немцев и итальянцев. Через неделю Муссолини в первый раз употребил
