вариантов. Рынки соответствуют нашим представлениям о свободе личности. Мы можем расходиться во мнениях по вопросу «Следует ли правительству принуждать нас к ношению мотоциклетных шлемов?», но большинство из нас согласно с тем, что государство не должно указывать, где нам жить, чем именно зарабатывать на жизнь и как тратить заработанные деньги. Действительно, невозможно оправдать трату денег на именинный пирог для собачки, когда на них можно было бы вакцинировать несколько африканских детей. Но любая система, которая принуждает меня тратить деньги на вакцинацию, а не на пирог к собачьим именинам, может держаться только на угнетении. Коммунистические режимы XX в. контролировали экономику своих стран, управляя жизнью своих граждан. Частенько это было пагубно и для экономики, и для общества. В течение XX в. коммунистические режимы посредством репрессий и голода в мирное время уничтожили около 100 млн собственных граждан.
Рынки соответствуют природе человека и потому поразительно успешно мотивируют нас к реализации наших возможностей. Я пишу эту книгу потому, что люблю писать. Я пишу эту книгу потому, что верю: экономика интересна читателям-неспециалистам. А еще я пишу эту книгу потому, что действительно люблю летний домик в Висконсине. Мы работаем упорнее, когда извлекаем выгоду непосредственно из нашего труда, и этот напряженный труд часто приносит значительную пользу обществу.
И последнее, самое важное замечание. Мы можем и должны использовать государство для всевозможных изменений рынков. Экономическая битва XX в. разыгралась между капитализмом и коммунизмом. Капитализм победил. Даже придерживающийся левых взглядов брат моей жены не верит в колхозы или государственные сталелитейные предприятия (хотя однажды он сказал, что ему хотелось бы, чтобы система здравоохранения была построена примерно так, как построена почта США). В то же время разумные люди могут иметь острые разногласия по вопросу о том, когда и каким образом государство должно вмешиваться в рыночную экономику и какую помощь следует оказывать тем, с кем капитализм плохо обходится. Экономические битвы XXI в. будут вестись вокруг вопроса о степени свободы наших рынков.
Глава 2. О важности стимулов:
как спасти голову, лишившись носа (если вы — черный носорог)
Черные носороги — один из видов, которым грозит уничтожение. По Южной Африке сейчас бродит менее 2,5 тыс. черных носорогов, а в 1970 г. их насчитывалось около 65 тыс. Это экологическая катастрофа, происходящая у нас на глазах. В то же время на примере этой ситуации фундаментальная экономика может поведать нам, почему эти животные попали в такую беду, и, возможно, даже подсказать, что мы можем сделать для разрешения проблемы.
Почему люди убивают черных носорогов? По той же самой причине, по которой торгуют наркотиками или мошенничают при уплате налогов. Потому что могут сорвать большой куш при сравнительно небольшом риске попасться. Во многих азиатских странах рог черного носорога считают мощным возбуждающим средством и столь же мощным средством, сбивающим высокую температуру. К тому же из него делают рукояти традиционных йеменских кинжалов. В результате за один-единственный рог носорога на черном рынке можно выручить 30 тыс. дол., что для стран, где доход на душу населения составляет около 1000 дол. в год и к тому же снижается, является суммой, достойной человека королевской крови. Другими словами, с точки зрения обнищавшего населения Южной Африки мертвый черный носорог стоит гораздо больше, чем носорог живой.
Печально, но это один из тех рынков, которые по природе своей лишены механизма автоматической корректировки. В отличие от автомобилей или персональных компьютеров, компании не могут производить новых носорогов, видя, что их предложение падает. В данном случае налицо противоположная тенденция: чем меньше черных носорогов, тем выше цена на их рога на черном рынке, что еще больше побуждает браконьеров к уничтожению оставшихся животных. Это порочный круг. Ситуацию усугубляет еще и то, что большинство черных носорогов находятся в общинной, а не в частной собственности (обстоятельство, связанное со многими экологическими проблемами). Возможно, это звучит замечательно, но на самом деле скорее порождает проблемы охраны окружающей среды, чем решает их. Представьте, что все черные носороги оказались в руках одного алчного землевладельца, который без всяких угрызений совести готов превратить их рога в рукоятки йеменских кинжалов. У него и мысли нет об охране окружающей среды. Он настолько ограниченный, настолько эгоистичный человек, что порой бьет своего пса только потому, что получает от этого удовольствие. Допустило бы это чудовище сокращение поголовья принадлежащих ему носорогов с 65 до 2,5 тыс. за 30 лет? Да никогда. Он стал бы разводить носорогов и защищать их, чтобы у него всегда был большой запас рогов, которые можно было бы выбрасывать на рынок. То есть он вел бы себя, в общем, так же, как ведут себя обыкновенные скотоводы. Такое поведение не имеет ничего общего с альтруизмом; оно всецело связано со стремлением максимизировать стоимость редкого ресурса.
Общинная собственность, в свою очередь, создает ряд уникальных проблем. Прежде всего, крестьяне, живущие рядом с этими величественными животными, обычно не извлекают из этого соседства ни малейшей пользы. Напротив, крупные животные вроде носорогов и слонов могут нанести огромный ущерб посевам. Поставьте себя на место этих крестьян. Вообразите, что африканцы вдруг остро заинтересовались будущим североамериканских коричневых крыс и что центральным пунктом стратегии их сохранения стало требование разрешить этим тварям жить и питаться у вас дома. Далее представьте, что появился браконьер и предложил вам деньги за то, что вы покажете ему, где у вас в подвале гнездятся эти крысы. М-да… Правда, миллионы людей во всем мире заинтересованы в сохранении видов, подобных черным носорогам или горным гориллам. Но это лишь часть проблемы. Легко быть «вольным наездником» и оставлять выполнение работы кому-нибудь другому (человеку или организации). Кстати, сколько денег и времени вы пожертвовали на сохранение исчезающих видов в прошлом году?
Компании, организующие туры и сафари и получающие огромные деньги за то, что показывают богатым туристам редких животных в естественных условиях, сталкиваются с аналогичной проблемой «бесплатных пользователей». Если одна туристическая компания вкладывает в охрану природы большие деньги, то другие занимающиеся тем же бизнесом фирмы, не делая таких инвестиций, все равно получают пользу, которую приносят спасенные благодаря инвестициям в охрану природы носороги. Таким образом, компания, которая тратит деньги на сохранение природной среды, на рынке фактически терпит убытки, обусловленные тем, что ее издержки выше, чем издержки фирм, которые не делают инвестиций в охрану природы. Для того чтобы окупить расходы на сохранение дикой природы, фирмы, несущие их, должны повышать цены на организуемые ими туры (или же им придется смириться с меньшей нормой прибыли). Очевидно, что в данном случае определенную роль должно сыграть правительство. Но государства в Африке южнее Сахары либо бедны, либо, что хуже всего, коррумпированы и дисфункциональны. Единственной стороной, имеющей явный и мощный побудительный мотив к своей деятельности, оказывается браконьер, который, выслеживая и убивая носорогов, а затем отпиливая их рога, извлекает поистине царские доходы.
Все это весьма плачевно. Но экономика также предлагает, по меньшей мере, понимание того, как спасти черных носорогов и другие исчезающие виды животных. Эффективная стратегия сохранения дикой природы должна надлежащим образом учитывать и активизировать побудительные мотивы людей, живущих в местах обитания черных носорогов. Перевод: дайте местным жителям определенную причину желать, чтобы животные оставались в живых. Это — исходная посылка культивирования индустрии экотуризма. Если туристы готовы платить огромные деньги за то, чтобы увидеть и сфотографировать черных носорогов в естественной среде их обитания и, что еще более важно,
Печально, но подобная стратегия в настоящее время не коснулась пока горных горилл — еще одного
