присутствие. Подозвав сержанта, не уступавшего в объемах и наглости штабному генералу, отдала тому несколько распоряжений.
— Слушаюсь, сеньора Бона, — доложил о готовности к исполнению толстобрюхий служака и поспешил помочь 'панночке' взобраться на подножку.
Опёршись на подставленную военным руку сеньора села в карету. Сержант захлопнул дверцу, и… я получил по физиономии.
— Это за твою выходку…
Пока я недоумевал, она приложилась к моей роже еще разок.
— …это за лектуровских шлюх…
Перечисления грозили продолжаться долго.
— …это…
— Какого…, — возмутился я и, перехватив очередную пощечину, выкрутил Боне руку.
— Ах ты! Ах, ты! — пуще прежнего взбеленилась сеньора. — Дрянь! Ничтожество!
Вход пошла вторая рука. На этот раз я был начеку и легко предотвратил получение очередной порции оплеух. Лишившись возможности воздействовать физически, сеньора продолжала костерить меня по всем падежам и спряжениям. Желая унять разбушевавшуюся барышню, я усилил захват её запястий. Не тут то было! Она и не подумала сдаваться, а навалившись на меня, попыталась укусить. С такой фурией я сталкивался впервые в жизни. Конечно, и раньше мне доводилось не ладить с женским полом, но до кик- боксинга не доходило. Теперь же пришлось спасаться, прибегнув к экстравагантным мерам. Увернувшись от зубок очаровательной кусаки, я сам вцепился зубами в накрахмаленный ворот ее платья, и рванул тонкую ткань. Раздался треск.
— Ты с ума сошел! — вскрикнула Бона, возмущенная варварством. — Это же уржельское кружево!
Она постаралась высвободиться из моего захвата. Спасти творение Дю Рионских кружевниц казалось ей важнее возмездия. Но карету не ко времени качнуло на ухабе и, потеряв равновесие, Бона рухнула поверх меня.
Трудно сохранить ясность ума, уткнувшись носом в декольте женского платья. Позабыв о своем самозванстве, я с превеликой охотой занялся авантюрными маневрами. Моя рука скользнула по спине сеньоры, в область, где заканчивается талия и начинается мягкая упругость ягодиц. Бона сочла такое развитие событий неприемлемым. Собравшись силами, она вырвалась из моих объятий и плюхнулась на диван, напротив.
— Гонзаго, ты грубая скотина! — задыхаясь от гнева, выпалила раскрасневшаяся сеньора в мой адрес.
Эка новость! То же говорила соседская Светка, когда хотела от меня экзотики.
Мы обменялись взглядами: испепеляющий Боны против фривольно-игривого моего.
— Твоим духам не хватает легкости, — с донжуанской заботливостью пожурил я грозную валькирию.
Качество парфюмерии на данный момент не очень волновали мою рассерженную спутницу.
— Где ты был столько времени? — усмирив свой клокочущий гнев, спросила Бона.
— Хочешь, что бы я предался воспоминаниям? — уклончиво переспросил я.
— Нет! Хочу знать, почему ты, не обмолвившись ни словом, скрылся неизвестно куда. Только не лги, что тому виной сплетни обо мне и Хедерлейне! — в её голосе звучало гораздо больше праведного негодования, чем требовалось. — Не удивлюсь если их выдумал братец твоей Валери, Альвар!
— Нет дыма без огня, — выказал я сомнения, её оправданиям.
— Стала бы я рисковать нашими отношениями ради мимолетного увлечения! — совсем правдоподобно вознегодовала Бона над моей подозрительностью.
— Никто не свят! Все подвержены слабостям, — напомнил я сеньоре лукавую истину и назидательно добавил. — Потому часто и необдуманно потворствуем им. За что и платим. Я, например, попал в лапы лектуровскому альгвасилу.
— Не набивай себе цену, Лех. Тебя арестовали в мыльне, где ты забавлялся с продажными девками. Весь город имел удовольствие полюбоваться твоим голым задом.
— Кто-то смотрит на мой, я смотрю, на чей-то еще.
— Ты циник!
Принимая ее слова за похвалу, я прокомментировал замечание.
— Маршалси, тот здоровяк, что едет со мной, твердит о том же. Он даже возвел меня в ранг короля циников.
— Паясничаешь!?? Викарий[31] добился у Близзенского епископата отсрочки рассмотрения ходатайства о разводе до твоего возвращения. Твой отец прекратил выплату ежегодных бонусов[32]. Твои соседи посходили с ума от счастья. Кревкер Берг захватил Залесье, а барон Ренескюр — Озерный край. Мало того, Императорский Верховный суд рассматривает отмену твоих привилегий из-за неявки на войну с Малагаром… Веедор[33] и тот убрался из Эль Гураба! Чего ты хотел и чего ты добился, Лех?
Спросила!!? Откуда я знаю, чего желал Гонзаго, пустившись в бега от этого тигра в юбке, бросив хозяйство на поруху, а дела на самотек?
— Не отмалчивайся, по своей идиотской привычке! — потребовала Бона.
Я посмотрел на собеседницу. Красивое личико! Лоб, прикрытый прядками кудрей выбившихся из-под тюрбана, тонкие бровки, чуть-чуть подведенные угольком, живые сверкающие глаза, аристократично вздернутый носик, нежные щеки с румянцем и ямочками, губы припухлые и яркие, капризный подбородок — красота! Женись, да и только. Очевидно, настоящий Гонзаго так и собирался поступить. Но… В дуэте влюбленных режиссировала она, а 'Комаринского' плясал граф. Как интересно!!! Дамочка еще тот фрукт!!! И фрукт этот мне захотелось попробовать.
Я непринужденно закинул ногу на ногу. Не к сроку начавшаяся эрекция грозила выдать мои грязные помыслы.
— Что отец? — задал я вопрос, по разумению насущный к данному моменту.
— Узнаю породу Гонзаго, — уязвила меня Бона. — Первое дело деньги.
— Деньги решают все, — аранжировал я на свой манер старый партийный лозунг.
— Ты циничней, чем думает о тебе твой собутыльник!
— Вопрос с цинизмом мы обсуждали, — напомнил я прекрасной сеньоре. — Рассказывай об отце.
— Ты не явился в оговоренный срок, и старик отказался платить бонус. Я поехала в Капагон, надеясь, договорится с ним при встрече. Выживший из ума болван не стал ничего слушать! Он заявил, деньги предназначены графу Лехандро Гонзаго, а не его… Ты догадываешься, какое слово употребил старикан? Как он посмел… Меня урожденную Эберж!
— Придется навестить старца, — перебил я возмущенную собеседницу.
— Без меня! — как отрезав, заявила Бона. — Я не извиню нанесенных оскорблений!
Её зарозовевшие от гнева щечки, пылкий взгляд и резкость слов слетавших с припухлых губ вернее верного убивали меня. Тестостерон в моей крови достиг критических пределов. 'Гренадер' грозил проткнуть ткань штанов.
Не зарывайся, не зарывайся, — пробовал я успокоить свой взрывоопасный организм. Но легче сбить Су-27 соплёй, чем унять разохотившиеся инстинкты совокупления.
Спасла меня плохая дорога — низкий поклон нерадивым строителям и здешнему Дорожному Фонду. Болтанка и тряска, продолжавшаяся с полчаса, сбила сексуальный настрой. Я почувствовал себя раскованней и еще уверенней в стремлении осуществить рискованную затею. Раз уж так получается!
Откуда, что бралось, мне оставалось не понятно. Уж не успех ли со спектаклем в лектуровской тюрьме кружил голову? Так ведь не все роли проходят на бис. Забулдыгу из маркграфств я мог корчить сколь угодно долго. Те, кто мог меня разоблачить находились по другую сторону государственной границы империи Геттер, а сама граница охранялась с тщанием хорошей мамаши трясущейся над непорочностью прыщавой дочери. С ролью графа из Вольных Сеньорий, обстояло иначе. Гонзаго знали как облупленного, и заниматься самозванством вершина наглости.
