экономической жизни в стране. Это была вполне рыночная, хотя и умеренная программа.
Но страсти не утихли. И после визита Бейкера противостояние парламентского большинства, поддерживающего правительство, и оппозиции БНФ продолжались. Это понятно: ведь теперь речь шла о реальной власти над реальным государством, а не над квазигосударственным образованием, каковым являлись республики в составе Советского Союза.
И вот 23 февраля 1992 года сформированная БНФ инициативная группа начинала сбор подписей граждан в поддержку проведения референдума. В короткие сроки активисты Народного фронта собрали свыше 440 тысяч подписей.
Лично Вячеслав Кебич угрозы референдума не испугался. Правительство продолжало работать, вести консультации с оппозицией. Премьер считал, что находится на пике популярности, оценивая свои шансы, был уверен, что даже в случае досрочных выборов останется главным претендентом на пост руководителя правительства.
Зато инициатива референдума всерьез напугала парламентское большинство. Только-только депутатский мандат начал давать реальную власть — и теперь с ним расставаться?!
Не был заинтересован в досрочных выборах и Шушкевич. Он хорошо понимал, что того компромисса, благодаря которому он стал номинальным главой белорусского государства, больше не будет. Кто бы ни победил на предстоящих выборах, Шушкевич вряд ли прошел бы в председатели Верховного Совета.
Но новый спикер был уже далеко не просто скромным профессором физики БГУ. Годы депутатства в Москве, да и в белорусском Верховном Совете не прошли бесследно. Недаром своим «великим» учителем он считает бывшего председателя Верховного Совета СССР, а потом узника «Матросской тишины» Лукьянова: «У него я научился манипулировать Верховным Советом».
Шушкевичу удалось невероятное — он сумел на какое-то время сплотить вокруг себя не только проправительственную фракцию «Беларусь», но и «молодых волков». Основной удар принял на себя Дмитрий Булахов, убедительно — для большинства — изложивший, почему референдум проводить не следует.
Естественно, что после такого любой компромисс между оппозицией и «волчьей стаей» Гончара с Булаховым стал невозможен.
Стая выбирает вожака
А что же Лукашенко? Играл ли он в этот период сколько-нибудь заметную роль среди «молодых волков»?
Станислав Шушкевич считает, что нет.
«Он смотрел в рот Гончару и кивал на каждое его слово, как бы подтверждая, что все будет делать, что говорит Гончар», — вспоминает Шушкевич ту самую встречу в двухкомнатной квартире на улице Одоевского.
Шушкевич и ошибся, и не ошибся. Да, сам Лукашенко еще не играл особой роли, но на него играли другие. Как уже говорилось, «молодые волки» тогда собирались использовать Лукашенко лишь в качестве тарана — чтобы сломать старую машину исполнительной власти и взять власть в свои руки. Пока еще — в союзе с Шушкевичем. Идея принадлежала Виктору Гончару.
Их коллега по парламенту Леонид Синицын сегодня осмысливает ситуацию так:
«В стране практически была анархия. Старая власть не знала, куда двигаться. Нужен был тот, кто возьмет эту власть. Я, например, тогда абсолютно ясно видел, что ресурс легитимного насилия в обществе растет. И под этот ресурс явно появился лидер такого склада — Лукашенко».
Ему вторит Анатолий Лебедько:
«Тогда Лукашенко и его шансы стать во главе команды смотрелись предпочтительнее любой иной из кандидатур».
Таким образом, «молодые волки» сходились в главном: власть валяется и ее надо взять. Выставить вперед лучше всего Лукашенко.
Шушкевич понял их слишком хорошо, почему и отказался от дальнейшего сотрудничества.
Теперь пришла пора задуматься над тем, кто же они такие — «молодые волки»?
У каждого в группе была своя четко определенная функция.
Виктор Гончар был ее лицом. Красивый, не достигший еще сорока лет (они все тогда еще не достигли сорока лет и годились некоторым членам правительства Кебича в сыновья), Гончар был крайне эффектен, когда выходил к микрофону. Седовласым председателям колхозов он объяснял, почему голосовать нужно так, а не иначе, сыпал ссылками на законодательные акты, в результате те готовы были проголосовать если не за все, то за многое.
Дмитрий Булахов не обладал блестящей логикой Гончара, но был хорошо подготовлен к должности председателя комиссии по законодательству своей деятельностью в прокуратуре. Допросы, как и спектакли на любительской сцене, учат чувствовать партнера. Поэтому они с Гончаром работали в паре. Если нужный закон не проходил, а у докладывавшего Булахова не хватало аргументов, к микрофону в партере подходил Гончар, который добавлял то, что забыл либо не успел сказать коллега. Поскольку Булахов при этом проводил кулуарную работу среди председателей других комиссий, закон, как правило, принимался.
Судя по всему, Булахов и Гончар кандидатуру на роль тарана подбирали долго. Одно время таким кандидатом они считали Геннадия Карпенко, председателя постоянной комиссии по науке и научно- техническому прогрессу — доктора технических наук, лауреата Государственной премии БССР, бывшего директора Молодечненского завода порошковой металлургии58. Однако в какой-то момент им показалось, что Карпенко с этой ролью не справится — слишком вял. И тогда они нашли Лукашенко: более амбициозного, гораздо более работоспособного, и главное — твердо знающего, что второго шанса у него не будет, а потому, как он сам любил выражаться в те времена, «отвязанного», то есть, абсолютно раскрепощенного и не связанного никакими личными и моральными обязательствами.
О роли Леонида Синицына они, вероятно, не догадывались. Знали, конечно, что есть такой депутат, не красующийся у микрофона, но почему-то пользующийся уважением «их кандидата». А Синицын между тем уверен, что именно в разговоре с ним, еще в 1991 году, родилась идея будущего президентства Лукашенко, когда и был впервые намечен путь к достижению этой, тогда пока еще запредельной и немыслимой для нашего героя, цели.
Так ли было на самом деле или не совсем так, судить трудно. Писатель-публицист Евгений Будинас, например, утверждает, что автором идеи лукашенковского президенства, впервые предложившим ее нашему герою, был все-таки Виктор Гончар. Но свет на то, почему Синицын и Лукашенко так быстро нашли общий язык, признание Леонида Синицына проливает.
Была и еще одна причина для сближения. Синицын умел, не выступая на первый план, аккуратно «провести свою линию» среди депутатов, что не мог не оценить Лукашенко. Так же как он не мог не понять, что Синицын обладает несомненными организаторскими способностями, в чем ни один, ни второй из уже известных читателю юристов не мог с ним сравниться.
До середины 1993 года Гончар и Булахов двигались с Синицыным практически параллельно. Была пока только общая цель: «поднять власть из грязи» со всеми вытекающими последствиями.
Вокруг «лежащей в грязи власти» стояли Кебич, Шушкевич и Позняк. Всем вокруг казалось, что вожделенную ставку разыграют именно эти три человека. Хотя бы потому, что Кебич контролировал административный ресурс, Шушкевич уже был номинальным главой государства, а потому мог сплотить вокруг себя ту номенклатуру, которая почему-либо была недовольна Кебичем. Позняк же руководил единственной разветвленной политической партией, способной собрать необходимое число подписей и провести полноценную агитационную кампанию59.
Нужно было дождаться момента, когда они начнут топить друг друга, чтобы вклиниться между ними и выиграть, используя их в качестве крайне выгодного фона. И тогда Лукашенко, уже входящий в десятку наиболее популярных людей в Беларуси, получал шанс стать не только первым, но и единственным кандидатом на президентский пост…
Которого все еще не было. Значит, его следовало ввести. Но сначала разобраться с соперниками.
