удачно сформулировал Майка Л. Сифри в журнале «Нейшн» (ноябрь 2004 года), «эпоха вертикальной политики — когда компании, институции и масс–медиа были закрытыми сообществами, с большим трудом мобилизовывавшие капитал в свою поддержку, — осталась в прошлом. Наряду со старым порядком возникает что–то менее регламентированное и бесконечно более интересное для отдельных людей, участвующих в процессе».
Во встрече Шиффрера и Ардолино я вижу еще один пример того, как стремительно происходящее на наших глазах выравнивание мира трансформирует правила, роли и взаимоотношения — быстрее, чем мы могли себе вообразить. И хотя я знаю, что это уже стало штампом, я все равно скажу: Толи еще будет! В следующей главе я подробно остановлюсь на новой фазе, в которую мы вступаем, — фазе дигитализации, виртуализации, автоматизации всего, что только можно. Перспективы роста производительности будут становиться все шире, но только для тех стран, корпораций и людей, которые смогут освоить новый технологический инструментарий. Вдобавок больше людей, чем когда–либо в мировой истории, получат доступ к этому инструментарию — для инноваций, для сотрудничества и, как ни печально, для террора. Говорите, вам нужна революция? Что ж, настоящая информационная революция не за горами. Я называю новую фазу Глобализацией 3.0; потому что она следует за Глобализацией 2.0, но думаю, между ними будут такие количественные различия, что в свое время их станут считать качественными. Вот почему я прибегнул к этой метафоре: круглый мир становится плоским. Куда бы вы ни бросили взгляд, везде иерархические структуры либо вынуждены выдерживать натиск снизу, либо сами преобразуя клея из вертикальных структур в более горизонтальные, более отвечающие модели равноправного сотрудничества.
«Глобализация — термин, который мы подыскали для описания меняющихся взаимоотношений между правительствами и крупным бизнесом, — сказал Дэвид Роткопф, бывший высокопоставленный чиновник в Министерстве торговли при администрации Билла Клинтона, а в настоящий момент частный консультант по стратегическим вопросам. — Но происходящее сегодня — феномен гораздо более масштабный и глубокий». Он не просто отражается на системе коммуникации между правительствами, компаниями и отдельными людьми, не просто меняет схему взаимодействия различных организаций, он связан с возникновением совершенно новых социальных, политических и экономических моделей. «Он приводит в действие силы, которые затрагивают самые глубокие, самые укорененные аспекты общественного устройства, вплоть до природы общественного договора, — добавил Роткопф. — Что случится, если политическая единица, внутри которой вы живете, перестанет соответствовать коммерческой деятельности, происходящей в киберпространстве, или больше не будет объединять людей, сотрудничающих с другими людьми в разных уголках земного шара, или знать не будет, что делать с товаром, производимым во множестве мест одновременно? Кто будет регулировать эту работу? Кто будет взимать налоги? Для чьего блага они должны собираться?»
Если выравнивание мира действительно есть и оно такое, каким я его себе представляю, потомки будут вспоминать его как один из тех немногочисленных фундаментальных сдвигов — вроде возникновения национального государства или промышленной революции, — каждый из которых, по словам Роткопфа, в свое время изменил все: роль отдельных людей, роль и формы государственного правления, инновационные процессы, способы ведения дел, роль женщин, военные обычаи, модели образования, особенности восприятия религии, рамки художественной выразительности, специфику научной деятельности, не говоря уже о политических ярлыках, которыми мы обозначаем себя и своих оппонентов. «В истории есть определенные узловые точки, водоразделы, и они выделяются на фоне остальных периодов тем всеобъемлющим, разносторонним и труднопредсказуемым характером, который имеют связанные с ними изменения», — сказал Роткопф.
Если перспектива подобного выравнивания — и всех трудностей, перемен как к лучшему, так и к худшему, которые с ней ассоциируются, — заставляет вас с тревогой смотреть в будущее, в этом нет ничего необычного и ничего неправильного. Всякий раз, когда цивилизация переживала один из разрушительных технологических переворотов — вроде изобретения печатного пресса Гуттенбергом, — глубинные изменения охватывали весь мир. Но у выравнивания мира есть одна особенность, которая будет качественно отличать его от других столь же фундаментальных перемен, — его скорость и вездесущесть. Внедрение книгопечатания шло десятилетиями и долгое время затрагивало жизнь сравнительно небольшой части населения планеты. То же самое касается промышленной революции. Процесс выравнивания происходит на космической скорости и прямо или косвенно затрагивает сразу множество людей на планете. Чем быстрее и масштабнее свершается этот переход к новой эпохе, тем реальнее возможность того, что вместо упорядоченного перетекания власти от старых победителей новым мы получим разрыв.
Говоря другими словами, опыт высокотехнологических компаний последних нескольких десятилетий, которые не сумели справиться со стремительными переменами рынка, вызванными описанными выше силами, может послужить предостережением всем другим компаниям, организациям и государствам, которые столкнулись сегодня с этими неизбежными, даже предсказуемыми переменами, но ощущают нехватку лидерских качеств, гибкости, воображения, чтобы к ним приспособиться, — не потому что они лишены понимания или осведомленности, а потому что скорость перемен попросту сбивает их с ног.
И именно поэтому самый большой вызов нашего времени будет заключаться в том, чтобы освоиться с этими переменами, чтобы они никого не сбили с ног и не оставили позади. Это будет нелегко, но такова наша задача, она неминуемо встанет перед нами. Мое главное авторское устремление — предложить здесь систему координат, в которой следует понимать эту задачу и в которой ее можно будет решить к нашей максимальной выгоде.
В этой главе я поделился с вами историей того, как я открыл для себя плоский мир. Следующая глава подробно объясняет, как сам мир стал плоским.
ГЛАВА 2
ДЕСЯТЬ ФАКТОРОВ, КОТОРЫЕ СДЕЛАЛИ МИР ПЛОСКИМ
В Библии сказано, что Бог создал мир за шесть дней и на седьмой отдохнул. Чтобы сделать мир плоским, потребовалось чуть больше. Мир выровнялся под воздействием десяти ведущих факторов относящихся к области крупных политических событий, новых технологий, новых компаний. С тех пор никому из нас так и не пришлось отдохнуть и, возможно, не придется впредь. Эта глава посвящена силам, выровнявшим мир, и многообразию новых форм и инструментов сотрудничества, которые это выравнивание породило.
Когда я впервые ее увидел, в ней уже была дырка. В декабре 1990 года я прибыл в Берлин в составе корпуса журналистов, освещавшего визит госсекретаря Джеймса Бейкера. Первую дырку в стене проделали за год до того, 9 ноября 1989 года. (Так уж распорядилась причудливая магия дат, что падение Берлинской стены произошло в 9–й день 11–го месяца.) Изрядно потрепанная, год спустя стена по–прежнему зияла уродливым шрамом на лице города. Госсекретарь, которому раньше не приходилось видеть этот памятник советского коммунизма, посетил ее специально. В тот момент я находился рядом с ним, вместе с небольшой группой репортеров. «Было туманно, небо затянули тучи, — вспоминал Бейкер впоследствии в книге «Политика дипломатии», — ив своем плаще я напоминал себе героя романа Ле Карре. Однако, посмотрев в пролом напротив рейхстага и увидев в непосредственной близости то серое однообразие, которое было отличительным признаком Восточного Берлина, я осознал, что простой народ Восточной Германии ненасильственным, но неуклонным порядком брал ситуацию в свои руки. Это была его революция». Закончив смотреть в пролом, Бейкер отошел, и мы, репортеры, по очереди стали заглядывать в то же самое отверстие с зазубренными бетонными краями. Пару обломков стены я увез домой, для моих дочек. Помню, какой неестественной она мне показалась — вообще какой странной вещью был этот железобетонный забор, змеящийся посреди современного города с единственной целью не позволить людям на другой
