Петербург выковал новый русский язык, который был не московский и не киевский; который проходил выше того и другого, но стоял на этих двух местноречиях, как голова, вместилище развившегося разума, стоит на двух ногах.
Петербург из двух русских племен варил сладкий мед, который обещал досыта накормить пищей животной и духовной огромные пространства Русской Империи. Возможности, отсюда проистекавшие, не давали жить соседям; и потому сначала шведы, потом поляки и, наконец, немцы поспешили в этот кипящий мед подбросить ложку дегтя, которая испортила бочку. Этим дегтем была украинская идея.
Украинская идея (идея распри, раздора, идея бифуркации единых русских крови, языка и культуры) задержала сваривание южно - и северно-русских особенностей в единый русский тип, то есть работу, над которой трудился Петрополь. С тех пор, как Петроград деградировал из ранга столицы, каковой опять стала Москва, история попятилась назад; а враждебные русскому народу силы стали неистово работать над его разделением.
По счастью, оружие, которое для этого употреблено, — гнилое. Украинская идея, то есть утверждение, что южно-русский народ — не русский, долго не выдержит, ибо оно лживо и рассчитано на невежество.
Самолюбие проснувшегося южно-русского народа не позволит, чтобы ему морочили голову польско-немецкими сказками, принимая его за дурачка непомнящего. Малая Россия вспомнит, что она Россия par excellence [в высшей мере], и пошлет к так называемой mere de biss всех украинствующих вралей.
Но... но «особенности» южно - и северно-русские, подновленные годами разделения, останутся. Южная Россия, даже приняв свое старое наименование Малой, то есть исконной Руси, некоторое время будет настроена сепаратистически; если не в смысле политическом, то в смысле культурном.
Будут попытки строить две параллельные культуры (обе чисто русские): одну — северно-русскую, другую — южно-русскую. И пройдет, может быть, немало времени, пока обе половины России признают свои культуры местными и подчиненными; тогда, поднявшись над сими локальными изделиями, но взяв их за основание, они будут продолжать пряжу, начатую Петербургом, — пряжу единой, общерусской ткани».
Вместо комментария к вышесказанному могу лишь с прискорбием заметить, что до «единой ткани», которая могла бы стать надежным фундаментом для укрепления и процветания украинского и русского народов, сегодня еще дальше, чем в те времена, когда В. Шульгин писал эти строки.
Заветная мечта еврейского кагала по окончательному «распылению» славянского союза
Но явление это не имеет ничего общего со стихийным развитием — напротив, оно носит целевой, рукотворный характер. Заветная мечта еврейского кагала по окончательному «распылению» славянского союза — исторического, политического и духовного — как никогда близка к осуществлению.
И роль последнего, самого крепкого гвоздя, вколачиваемого в крышку русско-украинского «братского» гроба, по еврейскому сценарию должна сыграть Украинская Трагедия, ловко и бесстыдно взваленная на плечи России. Ради этого мировое еврейство даже любезно согласилось потесниться на своем «жертвенном» пьедестале и рядом с жертвами Холокоста освободить место для жертв Голодомора.
На этом фоне весьма показательным является «непомерное и непомерно рьяное» участие евреев в раскручивании темы Голодомора — конечно же, в контексте российской, не израильской, ответственности.
Достаточно вспомнить громкие заявления члена хабадской общины Днепропетровска, зятя бывшего Президента Л.Д. Кучмы, Виктора Пинчука об активном участии в финансировании проектов, связанных с исследованиями Голодомора во имя «восстановления исторической справедливости».
