более глубокую и щемящую «Есть на Волге утес».
Или другую, вовсе не про Разина, донскую песню, где говорится «И Россия нам не мать, мачеха немилая. Ах ты, доля казака, доля не счастливая».
И это тоже выражение народных архетипов. Народных русских, а не «либеральных западных», но, в то же время, и не казенных российских.
И за идеалы свободы иные русские люди боролись. Боролись бескомпромиссно, не боясь в отличие от иных нынешних псевдонационалистов, идти до конца.
После поражения Булавина на самом юге Дона некоторое время держался атаман Некрасов. После того, как последние ресурсы сопротивления были исчерпаны, Некрасов увел своих людей в Турцию. Он оказался последовательнее Булавина и ответственнее перед своими соратниками.
И некрасовцы сохранили жизнь, честь, свободу и беспримерную в те годы демократичность самоуправления.
Ценой этой свободы было участие в войнах с Россией на стороне Турции. Но некрасовцы заплатили эту цену. Русские люди, простые люди. Но бескомпромиссные враги ордынско–византийской царской полицейско–бюрократической России.
Одиноки ли были некрасовцы в своем выборе?
Отнюдь нет. Знаменитые персидские «сорбозы», гвардия шаха, были укомплектованы беженцами из России.
А потомки новгородцев, демократическую республику которых удушили потомки Неврюя–Невского? Часть из них ушла на северо–запад и стала шведскими подданными. Когда Петр I начал завоевывать Прибалтику, русские партизаны наносили урон войскам Шереметьева, больший, чем регулярные шведские части. О чем фельдмаршал докладывал Петру.
Впрочем, русские отчаянно сопротивлялись нашествию ордынской империи не только в партизанских отрядах, но и в регулярных шведских частях. Так, оборону Ниеншанца, крепости, расположенной чуть выше по Неве будущего Санкт–Петербурга возглавлял подполковник шведской армии русский Алпатов.
Кстати, Ниеншанц под его руководством защищался героически. И пал только ввиду чудовищного превосходства противника.
После же присоединения Прибалтики потомки бывших новгородцев ушли в Швецию.
Как некрасовцы.
Примеры подобного рода можно продолжать. Упомянем только один из них. Не потому, что он особенно яркий, а потому, что дал замечательный слоган «За нашу и вашу свободу». Под таким девизом сражались русские добровольцы, члены подпольных офицерских организаций и тайных обществ в рядах польских борцов за освобождение от России.
Вот так. Одни русские под командованием Суворова надевали на штыки польских младенцев при штурме Варшавы. А другие в это, и более позднее время сражались с этими монстрами.
Сражались, защищая честь русского имени. Своим примером доказывая, что не все русские «российские», «ордынские», «неврюевы». Что есть среди русских потомки Евпатия Коловрата, Михаила Черниговского, Михаила Тверского и Даниила Галицкого.
Потомки тех, кто не прекратил бороться с ордынским нашествием.
Да, их было меньшинство.
Но они были не одиноки. Далеко не одиноки.
И их, как и их последователей нельзя смутить пропагандистской агиткой «Один в поле не воин».
Мы не одни. Мы были всегда. И мы рано или поздно скинем, наконец, ордынское иго.
Историю России, страны, возникшей на месте Руси в результате действий православной церкви и разных Батыев и Неврюев можно представлять по–разному. Наследница древних империй умело пользовалась политтехнологиями седой древности, технологиями, отброшенными остальным миром из–за их слишком откровенного людоедства, подлости и бесперспективности. С помощью этих технологий государство расширялось.
Но ведь и раковая опухоль тоже расширяется. Так что в самом факте этого безмерного разбухания нет ничего особо хорошего. Государство расширялось, а народ хирел. Люди по энергичнее бежали на север и восток, забираясь туда, где жить, мягко выражаясь «мало приятно». Но лучше на севере без московских царей, чем в Черноземье, но с ними.
Впрочем, со временем цари и попы дотягивались до беглецов, и все начиналось снова.
Однако, самые энергичные и порядочные не бежали, а дрались с этой ордынской империей.
И эта борьба не прекращалась никогда. Именно эта борьба с игом, а отнюдь не внешние вызовы всегда была самой большой угрозой империи «неврюев». И самые умные ее правители это великолепно понимали. О чем иногда считали нужным откровенно говорить.
Говорили об этом и некоторые цари, и Ленин, восстановивший византийскую гадину после, казалось бы, окончательного ее краха.
Но, коль скоро эта борьба батыево–неврюевого византийского государства с самыми достойными русскими людьми была главной в истории России, то и саму эту историю можно рассматривать, прежде всего, как историю этой борьбы. И тогда вполне логичен вывод о том, что империя в итоге начала рассыпаться именно в результате этой борьбы. А все иные факторы имеют лишь вспомогательное значение.
Запомним этот вывод. Он очень важен.
Он важен хотя бы потому, что лишний раз доказывает нам – у нас не просто «своя» история и традиции. Наша история – это история развития магистральной проблемы страны. Все остальное – фон. Мы не должны «стесняться», «отказываясь от исторических корней». Мы отказываемся от второстепенного фона. Между тем, как наши герои и предшественники – действующие лица на главном направлении русской истории. И, таким образом, русская история в ее основных чертах – это история нашей борьбы с игом.
И не более того.
Но, почему люди так упорно боролись с этим государством?
Потому, что оно было аномально уродливо и чудовищно. На вольном севере был воспроизведен монстр, который был рожден в Восточном Средиземноморье, и, казалось, не должен был выползти из этих мест. Этот монстр в виде, Египта, Вавилона, Ассирии, Византии, Оттоманской империи все время менял маски. Но, наконец, все–таки сдох.
Да вот беда, в результате происков византийского православия и таланта двух подлых убийц, Ярослава и Неврюя, возродился на просторах Руси. Где ему не должно было быть места.
И поэтому все живые силы всегда чувствовали отвращение к этому неестественному монструозному зомби сдохшей Византии.
Но в 1917 году этот зомби, наконец, рухнул. И казалось, сгинул. Ибо было почти уничтожена основная опора ордынского ига – православие. По идее, после этого, империя не должна была встать.
Но большевики оказались воистину чудовищными колдунами. Они смогли воссоздать ордынскую империю в виде СССР. Это был действительно оживший труп. При этом, труп чудовища. Ужасный и как зомби, но вдвойне ужасный как зомби погибшего и уже один раз воскрешенного монстра.
Но двойные зомби долго не живут. И в 1991 году это зомби сгинуло. Казалось, все, иго окончено. Но нашлись умельцы, которые умудрились сотворить «зомби третьего уровня». Этакое зомби от зомби от зомби.
Этот «тройной зомби» не так страшен, хотя вполне еще может натворить бед. Но зато этот трижды воскресший покойник аномально омерзителен. Он прямо–таки сотворен из гнили и тлена. Кроме этой чудом ожившей гнили в нем нет ничего.
Впрочем, век тройных зомби совсем короток. И воскресшее чудовище рухнет в самом ближайшем будущем. Рухнет окончательного.
Ибо больше трех раз не воскресают даже чудовища.
И на осиновом колу, вонзенном в эту кучу кровавой гнили незримо сомкнутся в единении руки всех тех, кто не сдавался. Кто семьсот семьдесят лет боролся с игом. Руки воеводы Евпатия Коловрата и народного
