у меня в гостях, отдыхаешь, до Валгаллы далеко. Но когда смута охватит всё и вся, от Асконы до Великой Роси и от Свейна до Аль-Баххара, достанет ли нам силы, чтобы сдержать сотрясение разбуженных стихий?!
— Вне всякого сомнения ты прав, сват, но в то же время ты ошибаешься. — В голосе Теннеке чувствовалась твёрдая уверенность. — Да, равновесие — благо, но в то же время полное равновесие, абсолютное равновесие — это смерть и только смерть. Вдумайся хорошенько, Светлейший: разве боги сотворили этот мир во всеблагой гармонии? Нет, Арман создал его живым и изменяющимся, а Тинктар следит за тем, чтобы это движение не останавливалось на минуту. Ведь конь, находящийся в равновесии, не сделает и шага! Река, которая не течет — это уже не река. И то равновесие… ах да, виновата, Светлейший, Равновесие с большой буквицы, которое вы навязываете своему миру — оно удобно владыкам, но неугодно течению судеб. Уж это-то мне из Валгаллы прекрасно видно, кстати — по тем, кто от вас к нам приходит.
— Всё-то ты вывернешь наизнанку, Танни! Чёрное у тебя будет белым, равновесие — смертью… А лесные пожары, наводнения и нашествия чумы, стало быть, — это божественная благодать и всеобщая польза?! Нет уж, прости, но ты меня не убедила. Боги создали этот мир в гармонии пяти стихий, а шестой не бывать!
— Не убедила, говоришь? Хорошо, попробую убедить по-другому. — Теннеке изящным движением поднялась с кресла, в котором сидела до этого, подошла к Всесвяту и пристально заглянула ему в глаза. — А ну-ка вспомни, сват, как мы с тобой в родстве оказались. Вспомни своего брата, Иншеслава. Вспомни, как отказался от богатства он, от воинской славы, от грядущей власти, от чародейской силы… От всего отказался — только лишь ради моей сестры. А уж от чего сама Фихтвеольд отказалась ради того, чтобы остаться с ним навсегда, помнишь? От бессмертия ведь отказалась, и от Валгаллы! Сколько им пришлось вынести и претерпеть ради своего счастья, не забыл? Так которая же из пяти Сил их вела, подскажи! — Теперь уже настал черед дамы сделать выразительную и многозначительную паузу. — А и не сумеешь, ибо сила та — иная.
До сих пор ее голос был тихим, приглушенным и проникновенным, но следующие, последние слова она произносила уже совсем по-другому: тем напевным речитативом, которым раньше на поляне приговаривала судьбу Юрая:
— Я вижу, я чувствую, я знаю: ваша вселенная беременна новой стихией. И, как любая женщина, молюсь о том, чтобы дитя родилось в срок и здоровым.
Звание Верховного мага так запросто не дается, и Всесвят носил его вполне заслуженно. Он был не только искусен в заклинаниях, но и по-настоящему мудр. А мерилом истинной мудрости служит порой умение осознавать границы собственной мудрости и могущества.
— Ну что сказать тебе, Танни? — Чародей обреченно вздохнул. — Нет, не стану я повитухой новой силе. Не могу и не хочу. Так и быть, я согласен не препятствовать ей, но большего от меня не жди. А дальше — да свершится воля богов
15. Детский мат
К моменту, когда Зборовский с двумя полными флягами в руках появился на пороге терема, приготовления у Всесвята шли уже полным ходом.
— Хотите посмотреть, барон? — с хитрым прищуром спросил чародей, вышедший забрать принесенные воды.
— Разумеется, Светлейший, но… — Зборовский скептическим взглядом окинул свой заляпанный грязью и промокший дорожный костюм. — Мог бы я сначала переодеться?
— О да, барон, простите великодушно. Грыцько!
Из холопской выбежал заспанный Грыцько.
— Свежую одежду его милости! А потом проводишь господина барона в малую светёлку. Да поторопись, любезный!
Посмотреть на волшебство, творимое одним из сильнейших магов Круга Земель, было величайшей честью, а кроме того — очень интересным и полезным опытом, который несомненно пригодится Зборовскому в будущем. Поэтому он безропотно и скоренько переоделся в предложенный ему типично белозерский костюм — просторные шаровары, подпоясанные зеленым кушаком, и рубаху-косоворотку, тоже украшенную зеленой вышивкой, — и поспешил за Грыцьком в пресловутую 'малую светёлку'. Вопреки своему названию, помещение оказалось весьма просторным — с десяток шагов в длину и чуть меньше в ширину, и к тому же высоким — в два человеческих роста. В отличие от других помещений терема, в которых горели зажигаемые прислугой свечи, лаборатория была освещена бледным магическим светом жемчужно-серого оттенка, который сам собой лился со всей поверхности потолка. Всесвят, одетый в короткую бирюзово-зеленую мантию поверх обычных штанов и сорочки, совершал какие-то манипуляции у длинного деревянного стола, стоявшего посередине залы. На противоположных концах этого стола сейчас стояли две чаши: оловянная со стороны заката и золотая — с того края, где за окном уже начинал брезжить рассвет. Именно в эти чаши, очевидно, перекочевала жидкость из двух фляг, принесенных Зборовским, и теперь маг прокладывал от одного сосуда к другому какие-то дорожки, светящиеся в полутьме всеми пятью цветами радуги.
— Пришли, не заблудились? — В голосе Всесвята звучали самодовольные нотки. Верховный чародей был отнюдь не чужд тщеславию и явно радовался возможности произвести впечатление на титулованного иностранного гостя.
— Вот, посмотрите, барон! Две тинктуры, в просторечии называемые живой и мертвой водой, соответственно — в своей главной, водной стихии должны содержать как более чистые аспекты: Армана — для 'aqua vita' и Тинктара — для 'aqua morta'. Та влага, которую вы мне принесли, изначально уже обогащена необходимыми аспектами, каждая своим. Собственно, судьба Юрая уже решена приговором Танненхильд, и будь он просто воином, павшим от меча или стрелы, с моей сегодняшней задачей справился бы любой хоть сколько-нибудь обученный маг. Даже ваш бездарь Сальве!
Разумеется, архимаг был прекрасно осведомлен о том, что высший пост в энграмской Обсерватории перешел к Клариссе, но не отказал себе в удовольствии лишний раз пнуть ее предшественника: малоспособный, самоуверенный и нахрапистый Вачи Сальве за годы своей службы в должности верховного мага Великого Княжества сумел, кажется, наступить на хвост всем своим коллегам без исключения.
— Но ваш Юрай использовал магию. Неумело использовал и, судя по всему, совершенно не понимая, что он вообще делает — продолжал Всесвят, продолжая совершать какие-то манипуляции над поверхностью стола между чашами. — А в результате исчерпал свою ауру полностью, до самого донышка. Потоки всех пяти стихий в нем замерли: всё ушло в этот дикий и сумбурный телепорт. Абсолютно всё, до последней капли, ведь он же еще и вас умудрился с собой прихватить! И поэтому мне придется теперь провести полное разделение структуры воды, по всем элементам до единого. Задача эта, доложу я вам, более чем непростая, мало кому по зубам.
Маг горделиво прокашлялся, прежде чем продолжить.
— Знала моя сватья, к кому вас вести надо! Но и то, мне пришлось попросить ее сегодня о помощи, слишком уж крепко спаяны воедино силы и престолы Двух Богов, а разделение должно быть предельно полным…
Действительно, Теннеке молчаливо сидела в углу светёлки, пристально наблюдая за происходящим.
— Что ж, можно и начинать: для нашей процедуры, видите ли, наиболее подходит именно закатное или рассветное время, когда элементы дня и ночи имеют равную силу…
Верховный маг отступил от стола на три шага, жестом указывая Зборовскому сделать то же самое, и низким зычным голосом начал читать свое заклинание: 'Девидeре, сепарaре, инкoрпоре…'
По мере того, как магическая воля Всесвята обретала словесное воплощение, ближайшая к окну часть комнаты с золотой чашей становилась все светлее, а в противоположной стороне, над чашей оловянной, постепенно сгущалась темнота. Постепенно голос чародея обретал всё большую силу и властность, а
