гора впереди - северный склон Узун-Сырта.
Это прибавило нам бодрости, и мы, уже все вместе, двинулись к заветной цели.
На подъеме я осмотрелся. Справа ровная бесконечная степь. Еще правее - гряда обнаженных светлых гор с помпезной округлостью, закрывающей вид на море и Феодосию. Заметна была и тропинка, по которой мы шли.
А вот и длинное плато горы. В этом месте оно не шире двухсот метров...
Я оцепенел - таков был контраст пейзажей северного и южного склонов Узун-Сырта.
Огромный, серый, чуть-чуть подернутый голубой дымкой Карадаг стоял во всей красе перед нами. Лучи солнца резко подчеркивали изломы скал на затененных склонах.
А левее, где-то сливаясь с небом так, что глаз не видит горизонт, блестело море...
Стоило подбежать к обрыву южного склона, как буквально перехватывало дух. Вертикальная стена, а внизу, метров на 250 ниже, обширная долина, отделяющая нас от Карадага и моря. Южный склон слегка изогнут впадиной и правее виден великолепно.
Подошел Гриша; он хотя и не новичок в этих местах, все же не скрывает восторженной улыбки.
- Смотрите, - сказал он, - правый пик Карадага называют 'Чертов палец', левый - 'Святой горой'. А там - 'Профиль Волошина', - показывал он на причудливые очертания скал, нависших над морем.
- За холмами чуть виден Коктебель, - продолжал он, - старинное название этого котлована до самого Карадага - Долина голубых скал. Здесь вы будете парить... - И лукаво-испытующе посмотрел на наши лица.
Это казалось невероятным!
- Ну, налюбуетесь еще вдоволь, пошли. Вон там школа, - Гриша показал на запад.
Вдали белели домики.
Наш обоз тронулся. Мы горячо обменивались впечатлениями...
Впереди пылил мотоцикл, он быстро двигался нам навстречу.
Около нас мотоциклист резко затормозил. Он был в зеленой простой гимнастерке, с наганом сбоку, на лице очки в толстой оправе, на лбу вторые - шоферские, на голове тюбетейка. Лицо круглое, загорелое, почти коричневое; с добродушной улыбкой он внимательно разглядывал нас.
Михайлов подошел и отрапортовал:
- Товарищ начальник школы, планерный кружок районного транспортного совета Осоавиахима Курской железной дороги в составе восьми человек прибыл в ваше распоряжение.
- Добро, - ответил начальник школы, и потом к нам: - Ну что, отцы, устали?
От неожиданности и полноты впечатлений мы потеряли дар речи и смущенно улыбались, переминались с ноги на ногу.
- Планеры сдадите в техчасть. Завтра познакомимся.
Последние слова потонули в грохоте мотора. Начальник исчез так же быстро, как и появился.
Это был Анатолий Александрович Сеньков, первый планерист, научившийся летать на планерах, не будучи летчиком. Получил пилотское свидетельство номер один.
Центральная планерная школа размещалась у подножья Коклюка. Шесть длинных низких беленых домов образовали большой двор. На переднем плане стояла высокая мачта с повисшим от безветрия конусом.
Курсанты были на занятиях. По двору изредка проходили дневальные в юнгштурмовках - простые гимнастерки цвета хаки, такие же шаровары, серые гетры и грубые ботинки.
Казарма 'не показалась' нам с первого взгляда: два ряда коек через тумбочки, с отменной точностью, серые одеяла, как одно, края завернуты полосками простыней наружу. У входа винтовки в козлах и возле них дневальный с повязкой на руке. Какой-то полумрак.
- Не лучше ли заночевать в палатках, а? - кинул кто-то мысль.
- Здорово!.. Гриша, ну... Разреши... На чистом воздухе?
Михайлов согласился не сразу.
- Ладно уж, черт с вами. Мне за вас влетит, я знаю. Давайте ставьте... Только на одну ночь.
Место мы выбрали отменное: там еще стояла авиетка - бипланчик Яковлева АИР-1. Авиационный антураж! Под боком спортплощадка - турник, брусья, кобыла, бревно... Здесь же умывальник: длинное корыто, над ним желоб со множеством сосков - сразу человек на двадцать. Хочешь - наклонись: мойся хоть по пояс - тоже удобно.
Между прочим, стало заметней, как за день покраснели наши носы. А тут, пока мы ставили обе палатки, солнце так и лезло каждому из нас в глаза.
Но мы отворачивались, занимаясь своим делом. И солнце как-то вдруг спряталось за горой. Старая гора будто взгрустнула.
Гриша Михайлов сказал:
- Там есть кизил, шиповник, терн и ежевика...
И всем захотелось туда, на гору. Но было поздно, да и устали крепко.
Чуть слышно донеслась издали песня. Одна, потом ее перебила другая. Это курсанты возвращались с полетов. Откуда-то тянули с севера, из-за холмов. Шли по группам, строем. Вдалеке на выжженной траве шеренги напоминали мохнатых гусениц - так же ладно перебирали 'сороконожками'.
Дело шло к ужину, и двор школы заметно оживился: забегали курсанты, стало шумно, зазвенел несдерживаемый смех.
Оказывается, здесь есть и девчонки. Я сразу как-то их не заметил: все в одинаковых костюмах.
- Дим... Здесь есть девчонки, - поделился я с Никодимом.
Тот прищурился так, что глаз не стало видно, руки упер в бока.
- Ну и что?.. Только заметил?
- Да ничего, просто так...
- Чепуха, - говорит он. - Эти бестии умеют быть приметными даже в этих условиях, а физии у всех, как печеная картошка, - облупленные, с поджаркой.
Я подумал: 'Лиц-то я и не видел. А вообще верно - на них все как-то аккуратней сидит, поуже, что ли, поменьше складок. И уж конечно, выдает копна волос, разве ее упрячешь в маленький картуз?..
Никодим говорит:
- Затягиваются эти девчонки, что можно в этом виде съесть?
Тут такая темнотища наступает ночью! Из столовой высыпали и не сразу сообразили, в какой стороне палатки. Но чуть глаза привыкли: 'Что за звезды! Да сколько их!..' Сразу вспомнился Московский планетарий, точь-в-точь. В девятилетке мы посещали его всем классом. Думали: 'Красиво, да не очень-то похоже. Звезд таких ярких не бывает никогда!..' Так вот, оказывается, где они...
В планетарии мы садились иногда рядом с девчонками и, слушая о звездах, сжимали друг другу руки. Звезды искусственные, а голова кружилась...
Теперь мы стоим у своих палаток, прислушиваемся к пьянящей трескотне цикад и смотрим в купол 'планетария вселенной'. Вот он какой, настоящий Крым!
И вдруг где-то рядышком совсем, на пригорке, размахнулась восторженно гармошка, зазвенела бубенчиками.
- 'Саратовка', - солидно заметил Никодим.
Гармонь залилась, захлебнулась визгливо, и чей-то голос подхватил за ней насмешливый мотив:
Не сама гармонь играет:
Д-её пальцы д-шевелят,
Не сама девка гуляет:
Д-ей родители велят!..
И пошли писать куплет за куплетом. Девчонки заливаются, парни хохочут. Стало даже завидно.
- Эй, новички! Айда сюда, к нам!
А другой, с украинским выговором:
- Та ж воны стесняются!.. Хи... - зашипел каким-то тарас-бульбовским смехом, отчего на бугре закатились снова.
Мы не решались подойти. Не солидно.
