задумалась, стоит ли разрушать Неофилологическую библиотеку ради неизвестно каких книг, к тому же помещение полуразрушенное, да и мало кто станет ходить из МГУ в Денежный переулок. Единственное, что могло ее заинтересовать, — это мамины книги, но их всего один шкаф. Таким образом, фактически вопрос стоял только об одной тысяче книг. Я объяснила, что эту тысячу книг можно заменить такой же тысячей книг из Центрального книжного фонда. В результате нашего разговора руководство II МГУ отказалось от нашего книжного фонда и от нас, о чем сообщило в Наркомпрос.
Я всегда отстаивала самостоятельность Библиотеки. Не знаю, откуда у меня уже тогда была такая убежденность в том, что если Библиотека будет самостоятельной, то она будет развиваться, а если будет при 'ком-то', то ничего толкового не выйдет. Это убеждение я сохранила на всю жизнь. И это, безусловно, красной нитью проходило через все развитие Библиотеки. Библиотека иностранной литературы росла именно как самостоятельная организация, подобно многим созданным в те годы институтам, музеям, театрам. Но нам все время приходилось отстаивать свою самостоятельность. Кому-то нужен был наш штат, чтобы увеличить свой штатный лимит, кому-то наши книги, кому-то помещение. Нас все время хотели к кому-нибудь присоединить: то к II МГУ, то к Библиотеке им. Ленина, то к ИФЛИ. Поскольку я настойчиво боролась, надеясь, веря в то, что это дело государственное и нужное людям, все получалось. А если бы я рассчитывала на другие организации, ничего бы не вышло. В этом я уверена.
В тот раз в декабре 1921 года Библиотеку мы отстояли. Можно было радоваться, что все остается по-старому и мы вновь, не покладая рук, будем готовить Библиотеку к открытию. Но не тут-то было.
В конце 1921 года была утверждена новая смета учебных учреждений Главпрофобра на 1922 год. Но наша Библиотека в списке не числилась! Наступило очень тревожное время. Однако здесь на выручку пришла Главнаука Наркомпроса. Заведующим Главнаукой в тот год был И.И.Гливенко, один из бывших руководителей Неофилологического института. Он прекрасно понимал будущее значение Библиотеки.
Кроме того, библиотечный отдел Главнауки, в ведении которого были научные библиотеки страны, был тесно связан с нашей библиотекой в течение всего времени ее организации и всемерно оказывал помощь молодому и перспективному учреждению. В результате общими усилиями в список научных учреждений РСФСР уже с января 1922 года была включена и Неофилологическая библиотека. Таким образом, Библиотека вновь вернулась в лоно госбюджетных учреждений Наркомпроса РСФСР.
Летом 1921 года я поступила в Московский государственный университет на факультет общественных наук на отделение языка и литературы. Осенью начались занятия. Много хлопот приносила мне двоюродная сестра Лёля, оставшаяся после отъезда в Германию Екатерины Яковлевны на моем попечении. Она училась в Балетной школе Большого театра. Характер у нее был несносный, она капризничала и досаждала мне, чем могла. Меня, старшую сестру, совсем не слушалась. Мне пришлось взять курс преподавания английского языка в Высшей военной школе маскировки в Кунцеве, что давало и мне, и Лёле, как дочери бывшей заведующей кафедрой английского языка этой школы, право на паек, который мы получали в Коминтерне в гостинице 'Люкс' на Тверской (в настоящее время гостиница 'Центральная'), К счастью, весной я смогла отправить Лёлю к матери в Берлин. Камень свалился с души.
Зима и начало весны 1922 года прошли в подготовке к открытию Библиотеки. Наконец в апреле Неофилологическая библиотека была открыта для читателей — читальный зал и абонемент выдачи иностранных книг на дом. Уже в скором времени в Библиотеке появились первые читатели. На здании в Денежном переулке появилась вывеска с днями и часами работы читального зала, абонемента и консультантов.
К сожалению, в наш читальный зал пройти было довольно трудно — пятый этаж, лифт не работает, только пешком, а большинство читателей — люди пожилого возраста, учащихся и студентов было мало. Но читатели все равно шли. В апреле 1922 года абонементом ежедневно пользовалось до 35 человек, а читальным залом — 20–25. Систематический каталог состоял из следующих разделов: 1. Философия; 2. Литература; 3. История и география; 4. Мемуары и биографии; 5. Учебный отдел; 6. Детская литература. Библиотека частично была на хозрасчете, и, в соответствии с предписанием Главнауки, с читателей взималась плата в размере 2 млн. рублей за каждую выданную книгу. За просрочку возврата книги взимался штраф в размере 100 тыс. рублей за каждый лишний день. Залог за выдаваемые книги не брался. Журналы и газеты на дом не выдавались. Библиотека сдавала в аренду часть помещения, получаемые средства шли на ремонт и заработную плату сотрудников.
Как будто все пошло на лад. Мы старались быстро, в меру своих сил, откликаться на те конкретные задачи, которые выдвигала жизнь, но так просто работать нам, конечно, не давали. Вспоминаю, как в 1923 году поступила на нас жалоба, что Библиотека, мол, обслуживает французскими и немецкими романами 'московских салопниц' и 'нафталинных барынь'. Руководящие работники Главнауки только посмеялись, сказав: 'Пусть лучше эти 'салопницы' читают французские романы, чем перемывают косточки советской власти на коммунальных кухнях…'
Одновременно с комиссиями, которые приходили, чтобы 'закрыть, прикрыть, присоединить', были комиссии, которые помогли Библиотеке. Так, в апреле 1923 года пришла для проверки работы Библиотеки комиссия Московского комитета рабоче-крестьянской инспекции (МК РКИ). В то время МК РКИ была 'грозой' московских учреждений, ничего хорошего от нее не ждали. Но нам эта комиссия добавила несколько штатных единиц. Это было небывалое событие. Когда я пришла в библиотечный отдел Главнауки и сказала, что у нас теперь по штату должно быть 13 единиц вместо 5, мне просто не поверили, но вскоре пришел официальный документ, подтверждающий новое штатное расписание.
Тогда, в первые годы советской эпохи, новая власть поддерживала людей, стремившихся принести пользу государству, вне зависимости от их партийности. Позже появились партийцы, которые считали, что Библиотека, распространяющая иностранную литературу, вредна и, во всяком случае, во главе такой Библиотеки не может стоять беспартийная, пусть она и создала ее. Руководитель советского учреждения не мог не быть членом партии. Но до 1932 года о моем вступлении в ВКП(б) не могло быть и речи. А с 1932 по 1938 год прием в ряды партии был вообще приостановлен. В 1938 году я стала кандидатом в партию, а в 1939 году членом ВКП(б).
В июле-августе 1922 года я провела свой первый отпуск у родственников на Украине: в Киеве у тети Ольги Яковлевны Москаленко, в Одессе у дяди Якова Яковлевича Кноте. Видела и Сережу Королева, он стал уже юношей. Снова встретилась с Василием Николаевичем и влюбилась. Вернувшись в Москву, жила мыслями о Василии Николаевиче и ожиданием от него писем. Увы, очень редких!
К сожалению, не сохранились мои письма к Василию Николаевичу того времени. Но сохранились некоторые его письма ко мне.
Вот отрывок из его письма, посланного сразу после моего отъезда в Москву:
Но до счастья еще было далеко. В разлуке со мной Василий Николаевич начинал сомневаться в своем чувстве, сказывалась разница в возрасте и его природная деликатность. Моя пылкость настораживала и пугала его. Я же страдала и мучилась оттого, что не могу быть рядом с любимым человеком, не могу доказать ему, что мы должны быть вместе.
В Библиотеке продолжалась борьба за существование. Работы было много. Искали новые фонды и новые методы работы. Поставили две основные задачи: необходимо было создать фонд актуальной и наиболее ценной литературы на иностранных языках и сплотить вокруг Библиотеки постоянное ядро читателей.
Для пополнения книжных фондов изыскивались все возможности приобретения иностранной литературы, как имеющейся в стране, так и выходящей за рубежом. В Москве тогда было много
