огонек заглянули приятели, Цилина сотрудница, Поля и ее муж, Виля. Небольшой стол, разговоры, то, се… Потом Виля что-то рассказывал Циле (оба курили) на кухне, Сеня остался с Полей, лучшей Цилиной подругой.
Поля ахала:
— Нет, ты представляешь! Ни словечка, хотя бы улыбнулась! Даже в номер не пригласила! По нашим меркам Цилин жест это героизм, у нас об этом в газетах пишут, а по ихним… или у них такого никогда не бывает? Она даже в сумочку не заглянула! Хлоп дверью — и песец!
Сеня кивал. Кивал, кивал… И вдруг встрепенулся:
— Поля, я, признаться, в эту ситуэйшн не вникал (тут он соврал), ну, вернула сумочку с бабками и вернула, ее дело (крутил Сеня, крутил, но знал, что делает). Но скажи мне — она наверняка расписывала тебе эту сцену… Я ведь Цильку знаю, она каждое дело обставляет, как, примерно, вручение посольских грамот президенту страны; просто так — не ваша ли, мол? — она бы сумочку не принесла… Так скажи мне — как она представляла ту встречу?
— Ой, это, конечно, было бы кино! — Поля не подозревала, что выдает Цилину тайну. — Она действительно хотела все разыграть как по нотам.
— Как же? — Сеня деланно зевнул.
— Ну, она войдет в номер, переводчик все расскажет, американка, понятно, всплеснет руками: 'Не может быть! Боже, какой сюрприз!', ну и т. д. И бросится к Циле. Та вручит, как ты сказал, сумочку. Американка мельком, тактично заглядывает в нее, будто ищет помаду, видит: все в порядке, даже не тронуто. Тогда она долго смотрит на Цилю и в конце концов спрашивает:
— 'Кто вы? Кто?!..'
Цилька была уверена, что американка ее обязательно об этом спросит. И тогда Циля исчерпывающе и чтобы осадить заокеанскую…
В гостиную вернулись Циля и Виля. Потек прежний приятнейший, меж давних приятелей, разговор, но, между нами, Сеня не мог дождаться конца вечера.
И когда гости уже уходили, когда все толпились в прихожей, Сеня приостановил Полю и шепотом спросил, что же именно должна была исчерпывающее сказать в номере американки Циля?
— Ой, — заподозрила что-то Поля, — ну что это тебя так интересует? Все равно ведь ничего не вышло! Спроси у нее сам.
— Она, наверно, давно об этом забыла.
— Это Цилька-то забыла! Да она чуть не сутки это репетировала! Значит, так: американка, по ее фантазии, должна была спросить: 'Кто же вы, кто?!'. А Циля бы ей ответила с достоинством, как с плаката — ну, ты знаешь Цильку:
— 'Кто я? — тут она сделала бы паузу. — Я — ПРОСТОЙ СОВЕТСКИЙ ЭКОНОМИСТ!'
И убила бы, конечно, этой фразой американку. Пусть знает, с кем они, капиталисты, тут имеют дело!
— О чем это вы там шепчетесь? — перебил их разговор голос Цили.
— О том, Циля, — как-то устало ответил Сеня, — что в жизни человека, несмотря ни на что, есть все же прекрасные моменты, и… и… чтоб ты мне была здорова, жена моя! — Чего-то важного Сеня, кажется, недоговорил, потому что Виля уже открыл дверь.
Такова Циля: зеленые глаза, зеленое платье, браслеты на запястьях того же цвета, и зеленые камни в прелестных ушках…
МНЕ БЫ ТОЛЬКО ГЛОТОК…
Окно дядимишиной комнаты выходит в маленький дворик, почти на середине его стоит высокий платан, идет дождь, мы слышим, как капли барабанят по прошлогодней листве под ним, чуть накрытой снегом. В кухне гремит посудой тетя Мария, готовя обед. Внук Кирилл в школе. Мы затронули с пяток тем, но ни одна из них не 'заиграла'. И вдруг дядя Миша словно бы услыхал какой-то звук вдалеке — он повернул голову, прислушался. Наморщил лоб.
— Нет, показалось.
— Что, дядя Миша?
— Вроде была знакомая песня… В доме еще несколько наших. — Вдруг он встрепенулся. — Я вам еще не рассказывал о своем бизнесе?
— ??
— Серьезно. Хотите послушать?
— Конечно, дядя Миша!
— Все наши, — устраиваясь поудобнее, начал старик, — приезжая сюда, думают о бизнесе. Такой здесь кураж. И нет человека, который бы ему не поддался, который бы себя к бизнесу не примерил.
— Неужели и вы, дядя Миша?
— Я же сказал: кураж. Он вскружит голову любому. И совсем, между прочим, не обязательно браться- таки за бизнес, можно только некоторое время думать: интересно, а я бы смог, как все, сыграть в эти игры? Моя голова еще на что-то, кроме домино, способна? Можно ли, имея голову, втиснуться в тесный ряд лавочек на Брайтоне?
Чтобы в него втиснуться, нужны две вещи — деньги и смекалка.
Деньги понятно зачем, а смекалка нужна, чтобы придумать небывалый товар. Тот товар, которого нет еще на Брайтоне.
Но на Брайтоне есть все, даже японские мечи и старинные пистолеты.
И все-таки, думаю я, чего-то в нем нет. Не может быть, чтобы чего-то здесь не хватало! Ну-ка, извилины. Ну-ка, ну-ка!..
Я копался в своей голове, как пожилая женщина копается в шкатулке, где она хранит накопленные за жизнь пуговицы, отыскивая единственно мне нужную.
Неожиданно на самом дне шкатулки блеснула та, единственная. Мне вспомнился… день рождения Леонида Утесова, его 70-летие.
Помните, что подарили одесситы Утесову на юбилей? Они пошли в переулок, где он родился, остановились у его дома, открыли большую бутыль с вакуумом, сделанным в заводской лаборатории, набрали воздуха из его переулка, хорошенько заткнули и послали бутыль в Москву! Вот это был подарок!
— Так, так, — сказал я (я, честно говоря, подумал, что дядя Миша просто съехал на другую тему и не заметил этого), так, так… Где же тут бизнес?
— Он запрятан в самой глубине. Вы его еще не заметили?
Я помотал головой.
Дядя Миша бросил на меня быстрый взгляд.
— Так, так, — повторил он мое недоверие, — так, так… Слушайте же! Я завожу собственное дело. Я открываю магазин. Для начала — лавку. Над ней вывеска: 'Тот самый глоток'. Или другой. Я еще не придумал.
Кто-то заходит и видит меня, за моей спиной — полки, а на полках, как в хорошем баре — хорошо заткнутые красивые бутылки, флаконы, склянки с наклейками: 'С Дерибасовской', 'Из Гамбринуса', 'С Соборной', 'С Приморского бульвара', 'Из аптеки Гаевского', 'Со Степовой', 'С Мясоедовской', 'С Привоза', 'С Ланжерона', 'Пересыпь', 'Тираспольская площадь', 'Морской вокзал', 'Аркадия'…
Покупатель читает наклейки, читает — как путеводитель.
— Без обмана? — не верит.
— Какой обман! Попробуйте — убедитесь, — отвечаю.
Он показывает на флакон 'С 91 ступеньки Потемкинской лестницы'. Объясняет:
— Я когда-то — очень-очень давно — назначал на этой ступеньке свидание. Это имело особый смысл…
Вытаскивает пробку, подносит флакон ко рту, глубоко вдыхает.
