человеку, а кукле. Куклы тоже не железные… Па-па, — добавил он к сказанному, лег, закрыл глаза и замер.
Нинке этого было достаточно. Она бросила Питю Славику — тот еле успел поймать его, и отскочила.
— У, вредный! — завопила она. — Куклу глупостям учишь!
— А кто ее пальцем тыкал! Тут никакая кукла не выдержит!
— Мои куклы, — ответила разозленная Нинка, — все выдерживают. А нонешние, — это было Евдокимовнино словечко, и произнесла она его бабушкиным тоном, — уже и ругаться научились. А что дальше будет — неизвестно. Никогда я с ними играть не буду!
— Ну и не играй, — с облегчением сказал Славик и спрятал Питю в сумку, — никто тебя заставлять не будет.
Нинка отвернулась, вскинула голову и пошла к калитке. Без последнего слова она, как вы сами понимаете, уйти не могла, остановилась и на прощание кинула Славику:
— Я и с тобой больше играть не буду. Так что будь здоров и не кашляй!
— Постараюсь! — крикнул ей вслед Славик.
Время, отведенное на прогулку с пришельцами по деревне, было потрачено на борьбу с Нинкой.
Славик заглянул в сумку.
— Ну как вы? Видите, что получилось?
— Ушла? — Питя встал, подпрыгнул и ухватился за край сумки. Повертел головой. — С девчонками всегда так. Они мне дома надоели, так надо же было — уф! — здесь с девчонкой столкнуться. Девчонки везде одинаковы — облети хоть всю вселенную. Но, кажется, обошлось. Пускай думает, что я кукла. А хорошо я притворялся?
— Я бы и сам подумал, что ты кукла, если б не знал, — похвалил Питю Славик. — Она тебя не больно ткнула?
— Да нет! Просто я побоялся, что она в самом деле затеет стирку. Представляешь? Наши бы обхохотались.
Садима интересовало другое.
— А когда ты расскажешь о тех машинах?
Питя не унимался:
— Машины, машины! Ты бы лучше сказал, что бы делал, если б попался какой-нибудь девчонке в руки?
— Я? Я терпел бы…
— Плохо ты знаешь девчонок! Она бы занянчила тебя до смерти. Кормила бы обыкновенным песком, обернула бы в тряпочки, повязала бантом, баюкала, целовала…
Садима передернуло.
— Тогда, может, — неуверенно сказал он, — ты поступил правильно…
— Надо будет рассказать нашим — пусть знают, как обходиться с девчонками. Ну, что сейчас будем делать? — взглянул он на Славика.
— Меня сию минуту бабушка обедать позовет. И вам тоже пора. После обеда снова пойдем. И правда, чуть он успел донести космонавтов до кукурузы, как его догнал бабушкин голос:
— Сла-ави-ик! Обе-еда-ать!
Бабаны и фомяки
Отстучав свое ложкой по тарелке и вилкой позвякав, Славик выскочил на крыльцо. Нинки не было. Ни слуху, ни духу. Может, она в окно подсматривает? Славик вышел на улицу, прошелся возле обоих домов, заложив руки за спину. Ни движения за окном Евдокимовны. Ушла, наверно, Нинка по своим девчоночьим делам, рассказывает подружкам, какой у нее плохой сосед. Бегом, бегом в кукурузу, где оставлена сумка.
Ребята его ждали. Раз-два-три — оба в сумке.
Оказавшись на улице и оглянувшись налево и направо, Славик даже вздохнул.
— Порядок, — сказал он Садиму и Пите. — Полная свобода!
— Ура! — негромко ответили ему из сумки.
Снова встретилась им грузовая автомашина, протрещал мимо мотоцикл, проскрипел велосипед, на котором ехала тяжелая тетка.
Славик чуть слышно рассказывал пришельцам и про назначение автомашины, и про мотоцикл, и про велосипед, движимый мускульной силой. Он никогда не думал, что в обычной деревне может быть столько интересного. Просто на нее нужно смотреть глазами пришельцев.
А Садим и Питя на каждом шагу спрашивали: 'А это что?' 'А это зачем?' Спрашивали про забор, про дым из трубы, про антенну на крыше, про кота рядом с трубой, про провода над улицей, про голубятню во дворе, про кур в кювете у дороги, про почтовый ящик на калитке…
Любопытство инопланетян разыгралось не на шутку. Славик впервые в жизни пожалел, что не так уж хорошо учится и не так уж много читает.
Ну что, например, мог он сказать о других средствах связи, кроме проводов? Рация — это что такое? С помощью чего, например, передается изображение на телеэкран? Что именно 'ловит' антенна на крыше дома?
Эх! Эх!
Посмотрел бы кто на него со стороны — подумал бы: с ума съехал горожанин! Идет и бормочет что-то, вдруг задумывается, трет лоб и чешет затылок, смотрит на небо, как смотрят на потолок, когда в классе у доски ищут ответ, то вдруг радуется чему-то, улыбается, вот опять полез в затылок… Съехал, съехал с ума гость Андреевны!
Хорошо, что в это страдное время на улице никого не было, только один старик сидел на скамеечке у калитки, опершись подбородком на палку, и мальчишку с сумкой через плечо, проходящего мимо, в упор не видя.
Садима заинтересовали садовые деревья за заборами, сперва деревья, а после — их названия. Славик порадовался, слыша, как и Питя из сумки восхищается яркими, сочными и спелыми словами:
— Аб-ри-кос!
— Виш-ня!
— Яб-ло-ня!
— Гру-ша!
— Че-реш-ня!
— А вон та как называется?
— Сли-ва! — со вкусом произносил Славик очередное название. — А еще у нас много ягод. Вот послушайте: смородина, клубника, крыжовник, земляника…
— Попробовать бы каждую, — доносилось из сумки.
— Славик, а вон то что? — спросил вдруг Садим.
Славик услышал позади себя грохот и оглянулся.
Прямо на них из-за поворота улицы выезжала металлическая громадина красно-желтого цвета. В ширину она занимала почти все пространство между домами, а грохотала на весь мир. Куры улепетывали от нее во дворы, а собаки во дворах чуть не взбесились.
— Это комбайн! — прокричал Славик. — Он убирает хлеб с полей! — И отступил в сторону, пропуская машину. Сумку он перетащил на живот, чтобы пришельцы видели агрегатину… — Это, кажется, кукурузный! — Так громко Славик никогда еще не кричал.
Комбайн прогрохотал мимо, скрылся за поворотом, шум поутих, куры выглянули из дворов, только собаки все еще не могли успокоиться.
— Фу-у, — Питя высунулся из сумки, — будто землетрясение! Ты говоришь, эта страшная машина убирает хлеб с полей? А я думал, на ней воюют! А пашет землю тоже машина?