— Полностью, — заверил его Шель. — Однако у меня к вам еще одна просьба. Я взял краткие интервью у некоторых обитателей лагеря на Веберштрассе. Запись понадобится для передачи по радио. Чтобы придать ей более достоверный характер, а также отметить любезность вашей фирмы, я попрошу вас сказать несколько слов перед микрофоном. Например: «Меня зовут так-то и так-то, работаю я там-то. 16 сентября я дал напрокат магнитофон Яну Шелю и получил его обратно в тот же день».
Молодой человек с готовностью согласился.
— Интервью будет передано по радио? — спросил он.
— Думаю, что да.
— Ах, да это же превосходная реклама для нашей фирмы! Нажав клавиш, журналист сказал:
— Не откажите в любезности подтвердить, что магнитофон был взят напрокат в вашей фирме.
Продавец откашлялся и громко произнес:
— Меня зовут Вернер Менцль. Я работаю в электротехнической фирме «Херлигер» в Гроссвизене. 16 сентября 1960 года около половины одиннадцатого утра господин Ян Шель взял у нас напрокат магнитофон с пленкой и вернул его через два часа.
— Большое спасибо, — сказал Шель и выключил магнитофон. — А теперь последняя просьба: я хотел бы купить еще одну пленку и переписать на нее всю программу. Наверное, у вас есть какая-нибудь приспособленная для этого комнатка?
— Да, конечно. Сейчас там никого нет. Я дам вам другой магнитофон…
Спустя сорок минут журналист буквально влетел на перрон и, задыхаясь, вскочил на подножку как раз в тот момент, когда начальник станции давал сигнал к отъезду.
Полицейский сыщик Альфред Земмингер, одетый, как обычно, в служебную синюю форму, стоял у окна дежурки и следил за выезжающим со станции поездом.
— Наконец-то! — с облегчением пробормотал он.
Шель положил свой чемодан на полку и опустил оконное стекло. Дома городка все быстрее мелькали у него перед глазами, стук колес сливался в однообразное стаккато. Джонсон… Кэрол… Менке… Лица и фамилии уходили в область воспоминаний.
Вечер 18 сентября застал Шеля на пограничной станции в ФРГ. Паровоз отъехал на запасной путь, чтобы пополнить запас воды. Железнодорожные рабочие простукивали оси, проверяли вентили и соединения. «Orangen! Zigaretten! Соса-соlа!» [33] — выкрикивал разносчик, подталкивая перед собой большую никелированную тележку.
Шель проснулся и широко зевнул. В купе было душно и накурено. Он выглянул в окно и прочитал название станции: Гельмштадт.
— Боже мой! — вздохнула сидящая напротив него немка. — Я страшно волнуюсь. Я еще никогда не была на той стороне.
В распахнутых дверях появились двое таможенников в мундирах.
— Добрый вечер! Приготовьте паспорта! Просматривая документы Шеля, один из таможенников задержался взглядом на его фотографии и фамилии; потом оглядел поляка с ног до головы и, повернувшись, шепнул что-то товарищу. Тот вошел в купе, внимательно проверил паспорт и вернул его Шелю.
— Попрошу открыть чемоданы! — обратился он к пассажирам.
Таможенники бегло осмотрели багаж всех путешественников, чемодан же журналиста перерыли до дна. Не найдя ничего подозрительного, они удалились.
Час отъезда миновал, а поезд все еще стоял на станции. Шель начал волноваться. Преграды со стороны властей могли помешать осуществлению тщательно разработанного плана.
Сумрак сгущался, в вагонах зажгли свет. Наконец, с десятиминутным опозданием, к непрерывным призывам разносчика присоединились возгласы кондукторов:
— Закрывайте двери! Поезд трогается!
Оказавшись за пределами Гельмштадта, Шель почувствовал приятное облегчение. Он уселся поудобнее и начал вспоминать все сначала… Уехав из Гроссвизена, он провел сутки во Франкфурте-на- Майне, а также несколько часов в Бонне.
В ночь накануне отъезда Шель не сомкнул глаз. Все свободное время он посвятил составлению подробного рапорта о событиях в Гроссвизене. Ясными четкими фразами он описывал причины, побудившие его предпринять поездку, посещение Эйхенштрассе, встречу с Джонсоном, отдельные инци денты с Лютце, Менке, Грубером… Кончил он свой отчет словами:
«В связи с ограниченностью срока пребывания в ФРГ, а также учитывая возможность необъективной позиции властей при рассмотрении дела Джонсона — Траубе, я решил продолжить свое путешествие по первоначально намеченному плану и в назначенный срок вернуться в Польшу. Если возникнет необходимость в каких-нибудь дополнительных объяснениях, я пришлю их в письменном виде или, по желанию правительства ФРГ и с согласия правительства Польской Народной Республики, вновь приеду в ФРГ, чтобы дать показания».
Воспользовавшись остановкой в Брауншвейге, Шель послал письмо с копией рапорта комиссару Визнеру.
Путь казался бесконечно долгим. Но вот, наконец, за окном море домов, лабиринты улиц, Шпандау- Берлин: поезд въехал под своды огромного перрона.
Шель переночевал в маленькой гостинице неподалеку от вокзала. Рано утром он заказал два телефонных разговора на девять часов: первый — с комиссаром полиции в Гроссвизене, второй — с прокуратурой того же города.
Время тянулось невыносимо медленно. Закуривая одну сигарету за другой, журналист нервно мерил шагами маленький холл, ежеминутно поглядывая на часы. Ровно в девять телефонистка сообщила, что связь налажена. Шель быстро вошел в кабину. Ответившего ему дежурного полицейского он попросил позвать комиссара.
— Алло! Кто говорит? — услышал он голос Визнера.
— Ян Шель!
— Шель? Это вы! Ваш рапорт!.. Мне просто не хватает слов. Это сенсация! Где вы сейчас? Откуда звоните?
— Из Берлина.
— О! Не понимаю, как все это могло случиться! Я как раз читаю про ваш трюк с записью разговора…
— Вы получили квитанцию из камеры хранения?
— Да, она была подколота к вашему рапорту. Я послал сыщика на вокзал. Но я не могу понять, зачем она нужна. Вы можете объяснить?..
— Записав разговор, я запаковал одну из пленок и перед самым отъездом оставил ее в камере хранения в Гроссвизене. А квитанцию послал вам.
— Вы, кажется, сказали «одну»?
— Да. Я записал две пленки. Вторую я отдал вместе с рапортом представителю ПАП в Бонне Михалинскому с просьбой показать ее сегодня уполномоченному министерства юстиции. Таким способом я обезопасил себя от дальнейших попыток фальсифицировать правду. Оспаривать подлинность пленки никому не удастся — я отдал ее в камеру хранения через несколько минут после того, как вышел из мага зина «Херлигер».
— Вы обо всем позаботились! А Джонсон говорил, будто бы вы его агитировали… чтобы… ну, вы знаете… Мне пришлось передать его информацию дальше.
— Я учитывал эту возможность и ее последствия и поэтому не забрал пленку с собой, а оставил ее в нашем Агентстве Печати.
— Вы очень предусмотрительны!
— События в Гроссвизене научили меня осторожности.
— Да, да. Разумеется.
— У вас есть какие-нибудь специальные вопросы, господин комиссар?
— Вопросов у меня много, но я еще не успел внимательно прочитать рапорт. Кроме того, я должен отдать приказ об аресте Джонсона. У меня куча дел!